Страница 13 из 19
— Вы давно знакомы с месье Лафонтеном?
— Почти пять лет. Это просто поразительный человек, Джон. Возможно, вы слышали про Аллана Кардека?
Я отложил приборы в сторону и задумался:
— Кардек... Мне кажется, я где-то слышал это имя. Это не тот самый Аллан Кардек, который основал "Парижское Общество спиритических исследований"? Если не ошибаюсь, в 1848 году.
— В 1858 году, — поправил Реджниальд. — Вы неплохо осведомлены по части спиритизма.
— У меня был хороший учитель.
— Познакомите?
Я изобразил вежливую улыбку, но, как всегда бывает при разговорах об Агате, получилось неважно:
— Увы, его больше нет с нами.
Кроуфорд принес соболезнования, по каким-то своим признакам догадавшись о моем личном горе.
— Расскажете?
— В другой раз. Сегодня мне бы больше хотелось послушать вас.
— Да что тут рассказывать. Место Кардека у руля Общества получил Лафонтен. Я думаю, Обществу с ним повезло, идеальная кандидатура — целеустремленный, увлеченный своим делом, образованный, из уважаемого семейства, — тут Реджинальд внезапно замолчал. — Одним словом, он очень интересный и умный человек. Я не так давно вступил в "Парижское Общество спиритических исследований", так что едва ли смогу позабавить вас какими-то особыми подробностями его работы.
Что ж, участие Кроуфорда в деятельности этого Общества объясняет его интерес к моему делу. Мне даже подумалось вдруг, что, возможно, я напрасно таю все в секрете, ведь есть вероятность, что помощь и поддержку я смогу отыскать именно у него, к тому же я не люблю обманывать хороших людей, пусть даже и объясняя это стремлением их защитить.
— А мисс Камелия? — вспомнил я. — Простите, мадмуазель.
Нас прервал официант, принесший бутылку шампанского за счет заведения. Похоже, все французы неравнодушны к игристым винам, ибо подобные знаки внимания со стороны владельцев ресторанов к персоне моего друга повторялись регулярно.
— И тут я знаю лишь то, что говорят о ней в свете. Молода, даже юна, миловидна, образована, — он ненадолго задумался. — Не знаю, право, что еще добавить. О ней говорят, будто бы она наделена невероятным даром и с самого детства общается с мертвыми. Сегодня нам выпал шанс это проверить.
Я не стал высказывать свой скептицизм вслух, по отношению к Кроуфорду это было бы все равно, что отобрать у ребенка любимую игрушку, ведь, в конце концов, он абсолютно прав — вечером я все узнаю сам.
Как обычно бывает в ожидании чего-то важного, время тянулось до неприличия медленно. Я вынужден был отказаться от ужина по причине плохого самочувствия, и пусть тут я немного сгустил краски, однако проблемы с аппетитом у меня действительно были, и я как врач не мог определить причины своего же недуга. Впрочем, есть большая вероятность, что никакой болезни нет, а во всем виноваты нервы, как любит говорить моя матушка. Беседа в ресторане разбередила воспоминания, что я долгое время пытался в себе подавить. Я вспомнил холодный ноябрьский вечер в Лондоне, когда я сопровождал Ханну, поддавшись ее слёзным уговорам, на спиритический сеанс в дом с облупившейся голубой краской, где меня терпеливо ждала самая прекрасная женщина из всех.
В начале одиннадцатого меня, позорно задремавшего за письменным столом, разбудил деликатный стук в дверь.
— Джон, вы готовы? Мы договорились выйти пораньше, помните?
Я не имел привычки запирать дверь, так что после вышеприведенной тирады любопытный Реджинальд заглянул в комнату и, естественно, увидел меня, даже еще не начавшего собираться.
— Вас ни на минуту нельзя оставлять одного! — он прошествовал к бельевому шкафу и самолично, не слушая возражений, достал оттуда смокинг и белую сорочку. Странно, не помню, чтобы у меня был такой.
— У вас есть пятнадцать минут. Умеете завязывать бабочку? Если нет, крикните, я буду в коридоре.
Я проводил его все еще сонным взглядом и устало вздохнул. Во сне я видел Агату, она шла со мной под руку по цветущей вересковой пустоши, и ветер развевал атласные ленты на ее соломенной шляпке...
Экипаж уже ожидал нас на улице. Кроуфорд осмотрел меня с ног до головы, поправил бабочку и, вроде бы, остался всем доволен.
— Вы нервничаете? — спросил я, как только экипаж тронулся.
— Это так заметно? — я кивнул. — Я наслышан о талантах мадмуазель Камелии и предвкушаю, как увижу приписываемые ей чудеса своими глазами.
Я осторожно, чтобы не задеть его чувств, поинтересовался, не думает ли он, что чудеса эти могут оказаться обманом.
— Думал, конечно, — легко признался Реджинальд. — В Париже, как, я полагаю, и во всем мире действует целая армия фальшивых спиритов. Они дурят доверчивых людей и наживаются на их вере и их горе. Однако я надеюсь, что нас ожидает вовсе не это, в конце концов, талант мадмуазель Камелии заметил сам Жером Лафонтен, а он в таких вопросах редко ошибается.
Рю де Лешель находилась не так уж далеко от особняка Кроуфорда, поэтому мы доехали быстро, могли бы дойти и сами, но виконту не полагалось прибывать на подобные мероприятия, где собирались избранные, пешком. Дом этот я изучил досконально и мог с закрытыми глазами его нарисовать, правда, внутри ни разу не был. В холле нас встретил дворецкий, похожий на большой тощий восклицательный знак, он помог нам раздеться и проводил в гостиную. У меня было достаточно времени, чтобы пофантазировать на тему предстоящего сеанса, и действительность оказалась недалека от самых моих печальных ожиданий.
Как вы представляете себе жилище черного мага из суеверного средневековья или, скажем, мрачный склеп вампира? Представили? Так вот, мадмуазель Камелия точно знала, как произвести впечатление на почтенную публику, и едва ли кто-то из них отдавал себе отчет, насколько смешно и пафосно это выглядит. Напротив, собравшиеся в гостиной гости сидели на стульях, установленных в центре несколькими рядами, с лицами, преисполненными торжественности. Следом за мной вошел Кроуфорд, и театральность обстановки от него также не укрылась. Стены были задрапированы тяжелой черной тканью, окна занавешены бархатными шторами густого бордового цвета. Мебель предусмотрительно вынесли, а на полу, опустевших полках и на слабо тлеющем камине горели толстые парафиновые свечи, отчего комната наполнялась мрачными тенями и колеблющимся, тревожным светом. Идеальная атмосфера для гениальной мистификации, только паутины и летучих мышей не хватало для полноты картины.
— Месье Кроуфорд, месье Найтингейл, — нам навстречу поднялся сам Лафонтен и по очереди пожал руки, — вы как раз вовремя, мадмуазель Камелия готовится к выходу. Прошу вас, присаживайтесь, сейчас начнется.
Наши с Реджинальдом места оказались очень близко к "сцене", во втором ряду, прямо за почетными членами Общества. Из темноты степенно выплыла высокая, очень худая девушка в траурном темно-синем платье, насколько я мог рассмотреть, и в длинной плотной вуали из черного кружева, закрывающей лицо и спадающей на грудь. Я торопливо моргнул, прогоняя незваный образ Агаты из моих кошмаров.
— Приветствую вас, — голос медиума звучал приятно, немного низковато для женщины, но все равно очень красиво. — Я чувствую, как духи собираются на мой зов. Я уже готова.
Для нее приготовили стул и стол, на котором уже были письменные принадлежности и стопка бумаги. Мадмуазель Камелия присела на край стула, прямая, как струна, взяла перо в руки и обмакнула в чернила.
— Сейчас я войду в транс, — пояснила она. — Духи будут шептать мне ответы на ваши вопросы, а я, повинуясь их воле, буду писать. Эта техника называется автоматическое письмо. Дайте мне минуту, мне нужно сосредоточиться.
По рядам гостей прошла волна шепотков, и все стихло. За спиной медиума возник мужчина в черном костюме, он откинул на девушке вуаль и аккуратно завязал ей глаза черной шелковой лентой. Мадмуазель Камелия положила руки на стол, запрокинула голову и вдруг резко выгнулась, вскрикнула, впиваясь ногтями в столешницу, и вот уже она сидела ровно, безвольно вытянув перед собой руки. Помощник подложил ей под руку чистый листок.