Страница 90 из 108
Словом, Катриона куда охотнее осталась бы в предместье. И вообще, она решила для себя, что большой город ей совсем не нравится и что она очень хорошо понимает, почему сир Кристиан вернулся из Озёрного домой. Она устала не от ходьбы (подумаешь, по городу прогулялись — она спокойно могла две-три лиги по бездорожью пешком пройти, не то что по расчищенным чуть ли не до булыжной мостовой улицам), а от этой бесконечной толпы, от людей со всех сторон, от их гомона, от необходимости терпеливо сносить прикосновения к себе. Ещё Меллеры-Веберы без конца раскланивались с целой ордой знакомых и кое с кем даже останавливались не просто перекинуться приветствиями и поздравлениями, а поболтать о вещах Катрионе незнакомых и неинтересных. Сперва спасало праздничное убранство столицы графства, которое нужно было хорошенько рассмотреть, чтобы потом описать всё это великолепие дома; затем гирлянды, рано зажигающиеся цветные фонарики, ленты и прочая мишура наскучили.
Катриона уже всерьёз собиралась попросить у Меллера кого-нибудь из охранников в провожатые, чтобы вернуться в дом и не портить людям настроение своей кислой мордой, когда толпа, точно волна, вынесла их на одну площадей. Там, кроме всего прочего, стояли несколько навощённых столбов с колёсами наверху, свежий ветерок трепал развешанные на спицах этих колёс платки и пояса, и первые охотники добыть для себя или для своих подруг подарки от графа уже пытались вскарабкаться по гладкому дереву.
— Ага, вот почему-то я так и думал, что вас встречу! — Марч, румяный с морозца, с блестящими глазами, с озорной мальчишеской улыбкой, вынырнул из сутолоки вокруг, точно сом из омута. — Дамы, господа, всем доброго дня! Сира Катриона, звезда моя, я и не надеялся увидеть вас здесь.
— А она уже ваша звезда? — насмешливо спросила сира Мелисса, и ни взгляд её, ни тон не сильно отличались от снега, лежащего на крышах и ветках. Тепла в них было не больше.
— Она ни разу не сказала нет, — Марч улыбнулся совсем уж ослепительно. — А я для неё готов звезду с неба достать. — Он задрал голову к небу, потом сокрушённо развёл руками: — только вот звёзд пока нет. Сира Катриона, а во-он тот платок, синий с серебряными звёздами не возьмёте?
— Достаньте сперва, — усмехнулся Марк. Кажется, он тоже за что-то сира Гедеона не любил, даром что тот числился в друзьях его матери.
— И достану, — уверенно заявил тот. — Сира Катриона, ждите, я сейчас.
С облюбованного им столба скатился, так ничего и не добыв, какой-то парень, одетый как зажиточный ремесленник. Вместо него устремился было другой, но Марч отстранил его прямо-таки королевским жестом:
— Погоди-ка, успеешь ещё.
Тот возмутился было, а его приятели двинулись к столбу, но Марч скинул плащ, затем меховую куртку, а потом ещё и под озадаченный ропот зевак разулся, пробежался босиком по порядком утоптанному снегу и полез на столб. Он не попытался сразу запрыгнуть, как многие до него, повыше, а с обманчивой неторопливостью начал карабкаться, плотно обхватывая столб руками и крепко упираясь босыми ногами в мёрзлое дерево. Катриона стиснула кулаки, намертво прижимая их к груди. Никто и никогда не делал ради неё таких глупостей, чтобы раздеться чуть ли не до рубашки, разуться и, не обращая внимания на мороз и ветер, лезть на столб за платком, каких ей консорт мог хоть дюжину купить… Канн милосердная, да просто глупостей ради неё никто не делал!
— А ведь и вправду залезет, — хмыкнул старший Вебер. — Что делать будешь, Гилл?
— Я? — тот старательно заломил бровь. — Если Марч подарит платок мне, придётся его поцеловать, я думаю. Вот только мне он вряд ли станет делать подарки.
— Всё вам шуточки, — пробормотала Катриона, чувствуя, как опять заливается предательской краской.
— Да ничего серьёзнее поцелуя в щёчку такой подарок не заслуживает, — фыркнула сира Мелисса. — Качество ткани отсюда оценить не возьмусь, но судя по колеру, краска потечёт даже от мокрого снега, а уж под дождь в таком платке попасть — выбрасывай платье.
Катриона изумлённо глянула на неё и только потом, с опозданием сообразила, что матушка сиры Мелиссы — суконщица вообще-то, а сир Ламберт ей приёмный отец. Чему бы сеньору У Воды ни учили в отрочестве в Волчьей Пуще, детство-то она провела в дедовых цехах.
А Марч меж тем неторопливо, но верно продвигался вверх. Мог уже просто руку протянуть и сдёрнуть с колеса ближайший к нему полушалок в бледно-жёлтых розах, однако не стал. Залез ещё повыше, уцепился левой рукой за спицу колеса, а не за неверное гладкое дерево столба, и тогда уже так же неторопливо, аккуратно отцепил тот самый синий в серебряных звёздах платок, сунул его за пазуху и скатился вниз. И не обуваясь, даже плащ не накинув, направился к Катрионе. Толпа, восторженно свистя и улюлюкая, расступалась перед ним, а на Катриону уставились десятки пар завистливых женских глаз. И завидовали уж точно не из-за платка.
А она стояла дура дурой, деревенщина с вытаращенными глазами и разинутым ртом, и двух слов связать не могла.
========== Глава 42 ==========
Летиция Хорн позволила Катрионе самой выбрать рисунок со своим наброском, и Катриона придирчиво разглядывала портреты, решая, какой из них выбрать. Девятеро знают, как среди них затесался листок с мордашкой Мадлены, но Катриона даже не сразу сообразила, что это её племянница: у девочки на рисунке были точно такие же скулы и брови, как у неё. Подбородок поуже, носик поизящнее и вообще черты лица помягче, в матушку-красавицу, но вот верхняя часть — точно как у неё самой. Как у Вальтера.
— Мы так похожи? — вырвалось у неё.
— С Мышкой? — уточнила госпожа Хорн. — Да, очень. Вы не замечали? Особенно когда улыбаетесь. Обычно-то у вас, только не обижайтесь, вид хмурый и озабоченный, какого у девочки пяти лет никак быть не может. Возможно, вас это сбивало с толку?
Катриона молча покачала головой и взяла первый попавшийся лист со своим портретом… ладно, наброском, а то Хорн ей целую проповедь… то есть, лекцию прочла о том, что такое настоящий портрет, а что так, почеркушки, нужные только для того, чтобы выявить главные черты.
— Я вам что-то должна? — спросила она. Вроде бы заказать портрет дорого стоит?
— Вообще-то, — улыбнулась Хорн, — это я вам должна, но у меня язык не поворачивается предложить благородной сеньоре почасовую оплату натурщицы. Может быть, вы возьмёте оба наброска, свой и Мышкин, и мы будем в расчёте?
— Да, конечно. — Катриона помолчала, но поскольку в мастерской Алекса Меллера они были только вдвоём, всё-таки задала вопрос, который так и рвался у неё с языка: — а вы давно знаете сира Гедеона?
— Лет пять… или шесть? Да, где-то пять-шесть лет, — ответила та, взяв у Катрионы остальные листы с рисунками и начав зачем-то придирчиво их перебирать. — А что? Гилберт наговорил всяких ужасов про него? Сира Катриона, милая, Гедеон из тех людей, кто обязательно постарается ткнуть вас побольнее, чтобы посмотреть, как вы реагируете на такие тычки. Но если ответить ему хорошей оплеухой, — фигурально, конечно, — он начинает такого собеседника ценить и уважать. Я лично без проблем поладила с ним. Ему просто скучно с дураками и мямлями.
— Мне показалось, ваш сын его не очень-то любит, — заметила Катриона.
— Моего сына, — вздохнула Хорн, — к стыду моему, больше воспитывали Рутгер с Алексом, чем я. Я очень плохая мать, сира Катриона, и совсем уж скверная бабка. Хорошо ли, плохо ли, но Марк — не Хорн. Он Вебер. Со всем, что из этого вытекает.
Катриона, честно говоря, не очень поняла, к чему это было сказано. А что Марк — Вебер, а не Хорн, она и сама видела. Марк в задумчивости даже бровь почёсывал ногтем большого пальца совершенно отцовским жестом. Едва ли он подражал в этом отцу сознательно. Наверное, просто хотел во всём походить на него.
— Простите, что лезу в ваши дела, да ещё и без спросу, — сказала вдруг госпожа Хорн. — Но я вижу, как вы не можете решиться на хотя бы небольшое приключение в большом городе. Всё никак не можете забыть про долг, ответственность, приличия и прочие, безусловно, прекрасные вещи. Которые так отравляют жизнь, между нами. — Она над чем-то, кривя губы, коротко, зло посмеялась, небрежно бросила рисунки на верстак и проговорила, откровенно разглядывая Катриону, словно сомневаясь, так ли уж нужны той «безусловно, прекрасные вещи»: — Любовь Гедеона — это Солнцеворот, сира. Праздник в разгар зимы. Можно потом долго ещё вспоминать костры и танцы, а можно горевать о том, что праздник был так короток и теперь потянется бесконечная зима. С Гилбертом у вас никакого праздника не будет, поверьте старой своднице. Будут сытые, обеспеченные, серенькие будни. Неужели вы не заслужили хотя бы короткого праздника? Потанцуйте с Гедеоном, сира Катриона, только не плачьте потом, что Солнцеворот уже прошёл. Сохраните на память платок с серебряными звёздами, доставайте его иногда и улыбайтесь, вспоминая, как танцевали ночью у костра.