Страница 87 из 108
Потом дорога скатилась с пригорка к мосту, и уже за мостом этим начался, надо думать, настоящий Озёрный. Тот, что был столицей самого крупного (хоть и не самого богатого) графства в стране. На высоком берегу реки, то ли впадающей в озеро, давшее имя городу, то ли выбегающей из него, раскинулось ещё одно предместье, и вот с него-то впору было картинки в книгах рисовать: большие дома с просто огромными окнами, обнесённые коваными ажурными оградами, окружённые ухоженными не то парками, не то садами… Девятеро знают, где и как жила свита его сиятельства, а вот богатые торговцы и мануфактурщики устроились очень неплохо — совсем рядом с городом, но на светлом, просторном, а летом наверняка и очень зелёном речном берегу. Внутри-то городских стен вряд ли хватало места для садов и парков.
А дом Меллеров стоял у самой городской стены, отделённый от неё множеством хозяйственных построек. Это в одной из них начался пожар в конце прошлой зимы? Прямо под носом стражников на стене? Неужели здешние преступники настолько наглые?
Об этом Катриона спрашивать не стала. Ей гораздо интереснее был сам дом. Кстати, не такой и большой, как она до этого думала. И вроде бы всего два этажа, когда вокруг располагались особняки и повыше. Впрочем, если живут в доме двое мужчин, состоящих в бесплодном браке, куда им больше-то?
Поселили её вместе с консортом.
— Если хотите, я могу перебраться к Томасу, — сказал он, когда Катриона удивилась этому.
— Нет, — она даже головой помотала, потому что совсем не хотела оставаться в одиночестве в чужом незнакомом доме. — Просто… странно. Я думала, здесь приняты раздельные спальни.
— В общем, да, — подтвердил Меллер. — Но на зиму в город перебираются Марк и Лисса с детьми, а дом у дядюшек не так и велик. Если на праздники приезжают гости, приходится уступать им свои комнаты — не в библиотеке же и не в мастерской гостей устраивать.
— В мастерской?
Он кивнул.
— У дяди небольшая мастерская в западном крыле, я вам покажу потом.
Вообще-то, занимался он тем, что набирал воду в огромное, длиннее человеческого роста, глубокое бронзовое корыто. То есть, ванну, конечно. И набирал — это громко сказано. Просто повернул какие-то блестящие штуковины на двух трубах, и из них полилась вода. Одна труба немедленно покрылась матовой изморосью, другая начала хрипеть и плеваться кипятком с паром пополам.
— С этой осторожнее, — предупредил он, указывая на горячую трубу. — А лучше зовите меня или горничных, если захотите искупаться. Истопник у нас старательный, вода в трубах всегда горячая — не обвари’тесь.
Катриона рассеянно кивнула, не сводя зачарованного взгляда с льющейся в ванну воды. Даже не сразу ответила, когда консорт спросил её, какого масла добавить в воду.
— А какая разница? — отозвалась было она, но тут же спохватилась: — Ой, то есть, цветочное не надо. Лаванду я просто не люблю, а от пионов и ландышей голова болеть начинает.
— Понятно. Значит, розовое тем более отпадает. Сосновое? Или мятное?
— Да всё равно.
Он хмыкнул и добавил в поднимающуюся воду зелёного тягучего масла, отчего вместе с паром ванная наполнилась и хвойным запахом. Потом Меллер долго пробовал эту воду, осторожно перемешивая и то убавляя напор холодной, то опять открывая посильнее.
— Залезайте, — сказал он наконец. — Вещи вон в ту корзинку, полотенца здесь… Мне уйти или помочь вам помыться?
Катриона замялась. Чем бы они ни занимались с консортом ночами, происходило это в темноте, чуть разбавленной огоньком ночника. Ванная же освещалась ярко. Слишком. Представать при таком ярком, безжалостном свете даже перед законным супругом во всей своей неземной красе было неловко. Но и разбираться самой, без подсказок, во всех этих бутылочках, рядами стоящих на полке… Нет, помыться самостоятельно она могла лет с семи-восьми, даже в детстве воду в шайке себе разводила сама. Но тут всё было так непривычно и чуждо.
— Если вам не трудно.
— Да нисколько. Совсем наоборот.
Вдвоём было тесновато, но Катриона так расслабилась в душистой горячей воде, что поленилась бы даже голову толком помыть. Меллер же при всех его недостатках и грешках всегда очень тонко чувствовал, где нужно быть особенно бережным, а где можно и не церемониться. Дорогую супругу он оттёр мочалкой так, что кожа огнём горела и скрипела под пальцами. Зато ощущение чистоты было таким острым и ярким, словно Катриона заново родилась.
Ну и закончилось совместное мытьё неожиданно для неё, но кажется, совершенно ожидаемо для Меллера. И в ярко освещённой ванной это и вызывало неловкость, и заводило разом. Особенно после дороги, в которой они поневоле просто спали рядом, как дети, потому что в этой же комнате на соседней койке лежали охранники. Катриону не то что смутила, а почти напугала такая вспышка страсти: жила же она одна от отъезда до возвращения своего консорта — и нигде ничего не зудело.
— Хочу такую же, — неловко пробормотала она, поспешно вытираясь, надо думать, тем самым джанским, или как его там, полотенцем — мягким, пушистым и без всяких пролысин между частыми рядами безупречно ровных петелек. Да, надо было немедленно вытереться и одеться, а то после плотских забав, затеянных некстати, посреди бела дня, хотелось провалиться сквозь красивый зеленоватый пол из слоистого камня
— Такое же полотенце? — уточнил консорт. — Надо спросить Саломею, нашу управительницу. Она всем этим заведует.
— Нет, — с натянутым смешком сказала Катриона, — ванну такую же. Чтобы налить горячей воды и залечь, как кусок солонины в миске.
Меллер ответил не сразу, но не усмехнулся, не улыбнулся даже, а что-то такое всерьёз прикинул, судя по напряжённой складке между бровями.
— В нынешней крепости просто места не хватит, — наконец сказал он. — А в новой будет обязательно. Закажу гномам устройство, которое подаёт воду из реки наверх, и котёл, чтобы её нагревать, и будет нам с вами ванна. Только вы не злоупотребляйте этим, ладно? Женщинам, как я слышал, может быть совсем не полезно часто и подолгу лежать в горячей воде. У Лиссы с Марком без конца идут войны из-за этого: ей целитель разрешает только тёплую и недолго, а она вечно норовит свариться заживо.
— Лисса — это сира Мелисса?
— Она самая. Родная дочь Елены Ферр, приёмная — сира Ламберта, сестра Тео и Лаванды.
— А Марк?
— Сын дяди Рутгера.
— Признанный бастард? — не удержавшись, уточнила Катриона.
— Как и сира Мадлена из Вязов, — усмехнулся Меллер. — Катриона, если парень — сын Рутгера Вебера, его матерью может быть хоть распутная послушница Хартемгарбес, не то что известная на все Срединные Земли и сама очень не бедная художница Летиция Хорн. Марк с Лиссой заключили брак, едва ей исполнилось семнадцать: слишком уж завидные были жених с невестой, охотники за чужими деньгами так и рыскали вокруг обоих.
Катриона промолчала, не зная, что сказать. Разве только подумала, что у богатых свои заботы. Вот была бы, скажем, у Мадлены тысяча марок приданого… ну вот представим, будто была бы — тоже ведь навалилось бы хлопот выше головы: ищи нормального жениха, не такого, что позарится только на эту тысячу. И глаз с девчонки не спускай, чтобы какой-нибудь мерзавец не задурил ей голову и не воспользовался её сопливой щенячьей любовью. В общем, в больших деньгах тоже хорошего мало, вечно будешь бояться за себя и за близких — очень уж многим захочется откусить от твоего пирога.
Раздумывая над этим, она надела сорочку (длинную, под платье), но с платьем замешкалась. Очень уж не хотелось в жаркой влажной комнате надевать сукно поверх тонкого полотна. Меллер, кстати, и не думал принимать приличный вид. Накинул очередной чапан, на этот раз густо-синий, прямо на голое тело и Катрионе сказал:
— Да не мучайтесь вы, набросьте полотенце на плечи — до спальни дойти хватит. Мы не в трактире, мы в доме моих родных, Катриона. И кстати, вы не забыли, что вы сеньора из приграничья, дикая и неотёсанная? Из тех, кто сморкается в скатерть и сплёвывает на паркет?