Ещё один брак по расчёту

— Да, сире Аларике точно не повредит развеяться, — согласился Меллер. — Вам, впрочем, тоже. Не хотите в этом году на Солнцеворот съездить в Озёрный? Приглашение на графский бал раздобыть не возьмусь, но в Озёрном и без того есть где повеселиться в праздники.

— Что-то рано вы про Солнцеворот заговорили, — заметила Катриона, сдержанно фыркнув на «графский бал»: вот не хватало только смешить лощёных городских хлыщей своими нарядами и манерами!

— Чтобы у вас было время хорошенько обдумать моё предложение, — пожал плечами консорт. — Определиться, хотите ли вы этого, оставить распоряжения по хозяйству… подумайте, ладно?

Катрионе вспомнился совет ведьмы Голд найти себе в столице графства молодого, красивого, самовлюблённого дурака и рожать от него, если уж бакалейщик кажется ей неподходящим для этой цели. Ничего подобного она делать не собиралась, конечно, но побывать хоть разок в Озёрном, особенно теперь, когда есть на кого оставить Вязы…

— Хорошо, — сказала она, — я хорошенько всё обдумаю.

========== Глава 32 ==========

Назавтра Меллер уехал на опушку Чёрного леса, прихватив с собой Мадлену — то ли просто прокатить девчонку в двуколке хотел, то ли начинал её потихоньку учить, с кем и как надо разговаривать. Хотя Катрионе казалось, что если не дали тебе Девятеро таких талантов, как у её консорта, то хоть как учись, но всё равно не сможешь ты заболтать ни упрямых подозрительных гномов, ни заносчивых дриад.

Сир Генрих поехал тоже. Непонятно только — зачем: вот уж с кем дриады точно говорить не станут. Решил просто рядом постоять и послушать? Если учесть, что дорогой консорт на Старшей речи чешет, как на родном языке, много ли сир Генрих поймёт из его оживлённой беседы с остроухими?

В общем, его дело. А Катриона заказала Гуго Кулаку новую шубку и меховую шапочку для Аларики, попросив её отдать старые вещи сире Клементине. Та охотно согласилась, только спросила, нельзя ли ей шубу не из белки или енота, а из стриженой овчины — мёрзнуть Аларика стала сильно после тяжёлых родов и потери крови, а у Гуго она видела овчинки такие мягкие и чем-то крашеные в такой красивый золотистый цвет… только воротник и бортик шапочки из кого-нибудь пушистого сшить. И сапожки на зиму тоже бы новые, прошлогодние стали тесны. Шубка… хм… тоже, особенно в груди. Ну, не отказывать же помощнице, если она сама хочет как подешевле, лишь бы было тепло? А овчину Гуго в самом деле стриг и выделывал так, что она становилась мягкой, почти как тряпка, и гладкой; да ещё чем-то красил таким, что цвет у неё становился то сливочный, то ореховый, то как меллеровская чайная заварка. Договорились, что сама шубка будет из овчины, а воротник и шапочка из лисы, и Аларика, собрав старую зимнюю одежду, потащила её в детскую.

Сира Клементина, получив в руки ворох тёплых вещей, вспыхнула, что-то хотела сказать, но прикусила губу. Неужто самолюбие в девице взыграло — не хочет-де она надевать чужие обноски? Так на ней даже платье явно было не по её меркам сшито, а худо-бедно подогнано по фигуре. И плащ свой она сама никак не успела бы настолько заносить, стало быть, тоже чей-то старый достался.

— Сира Клементина, — сказала Катриона как могла внушительно, — не знаю, как в Озёрном, а у нас бесплатно вас лечить никто не станет. А берёт целитель дорого, разве что рассрочку можно у него попросить. Вы же без конца будет простужаться, оттого что одеты слишком легко для наших мест. У вас есть деньги на лечение? Нет? Значит, платить буду я, а у меня лишних денег тоже не водится, проще одеть вас потеплее. И вообще… пока вы в моей крепости живёте, я вам, — она хмыкнула, вспомнив слова чародейки, — мать, отец и Канн-заступница. Кормлю, одеваю и слежу за тем, чтобы вы тех самых глупостей не наделали, после которых вам и приданое не понадобится.

У гувернантки и щёки, и уши полыхнули, и гневно заблестели глаза, так что она стала почти хорошенькой.

— Я порядочная девушка, сира! — в негодовании заявила она.

— Конечно. Только не смотрите так больше на сира Генриха, а то сплетни пойдут о том, что он сюда ездит к несовершеннолетней девице, — отрезала Катриона.

Сира Клементина закусила губу и опустила глаза, кажется, собираясь расплакаться. А Катриону вдруг поразила ужасная мысль, что её взгляды, обращённые на сира Роланда, были точно так же очевидны и понятны всем, кто стоял рядом или даже издали мог посмотреть попристальнее. Как же это её якобы тайную любовь не обсуждала вся Волчья Пуща? Или обсуждала, просто сама Катриона не знала об этом, а поводов сделать ей хоть какое-то замечание всё-таки не подавала?

— Я просто не хочу объясняться с вашим отцом по поводу вашего поведения, — помягче прибавила она. — Он, как вы говорили, собирается найти вам жениха, а от меня наверняка ждёт, что я буду присматривать за вами.

— Нет, — буркнула сира Клементина, не поднимая глаз. — Не ждёт. Я даже не уверена, что… о, простите, это мои проблемы, я не должна перекладывать их на вас. Спасибо за тёплые вещи, сира Катриона, сира Аларика. Вы очень добры, и я вам очень благодарна за заботу. Могу я попросить ещё моток шерсти и спицы?

— На перчатки?

— Да.

— Конечно. Сира Аларика, сходите с сирой Клементиной в кладовую, ладно? Возьмите шерсти на перчатки и на чулки. Ещё байку достаньте из сундука, чтобы тёплое бельё на зиму сшить, — Катриона отцепила от пояса связку ключей и нашла нужный. — Там точно осталось после того, как отрезали на пелёнки… Что такое, Марта?

— Старостин младший гоблина поймал, — выпалила служанка, ворвавшись в детскую и едва не подпрыгивая от нетерпения. — Зашёл в хлев, а в сене гоблин прятался, да пригрелся, видать, и задрых. Ну, Густав его цап, ровно кошак — крысу. Знаете ведь, ручищи-то у Густава ого-го! Ну и того, сюда приволок, а ни сира Эммета, ни его милости сира Генриха-то и нет. Вот, стало быть, вас кличут.

Судя по лицу Аларики, она бы куда охотнее поглазела на гоблина, чем искала байку гувернантке на сорочку и тёплые панталоны. Но помощница только вздохнула и поплотнее перехватила ключ, чтобы не спутать его с другими и не возиться потом, подбирая к замку. Катрионе зелёный ворюга, наоборот, не сказать, чтобы был так уж интересен, однако пришлось идти разбираться.

Пойманный гоблин сидел прямо на стёртых булыжниках двора. Он был бы похож на худого и грязного мальчишку-оборванца, если бы не злобные жёлтые глаза и разреза не человеческого, и горевшие звериным огнём. Ими он так и зыркал по сторонам, словно ждал малейшей возможности удрать. На его беду, мужики обступили его плотным кольцом, а при всей гоблинской быстроте и ловкости, даже одному взрослому мужику гоблин противником не был. Силой прорваться ему нечего было и думать, но и стоять вот так толпой, чтобы он не удрал раньше, чем вернётся сир Генрих (сир Эммет с утра уехал к злополучному Огрову Пальцу, чтобы проверить, не завёлся ли там ещё кто-нибудь)… Людям даже поздней осенью очень даже есть чем заняться.

—… Да какие кандалы, — как раз отмахивался от кого-то кузнец. — Даже если где завалялось ржавьё какое, так оно ж на мужскую руку-ногу. Такому доходяге куда браслет заклёпывать? На шею, что ли?

— Да вот на шею бы в самый раз, как по мне, — проворчал староста. — Ишь, как пырится! Такому только волю дай, тут же ночью в дом залезет да горло ножом перехватит. Вашмилсть, — он живо повернулся к подошедшей Катрионе, — надо бы его того… в карцере запереть, что ли. Вон как Одо в том году. Посидит, охолонёт…

Он насмешливо глянул на кузнеца, тот засопел, но возразил:

— Я-то попросту дверь высадить хотел, да она крепкая, не вышло. А этот вьюн в то же окошко выберется. Они ж, гоблины-то, как кошки — лишь бы голова пролезла.

— Так связать хорошенько, — буркнул Ленн, Беатин муж. Был он хмур ещё более обычного, но фонарями не светил и стоял ровно, никуда не перекосившись. Видимо, сир Бирюк синяков у Беаты не нашёл и разговоров задушевных с её супругом не вёл. — Да не верёвками, а ремнями.

— Перегрызёт, пожалуй, — хмыкнул кузнец. — Вон зубы-то какие, ровно у крысы.