Страница 50 из 108
— Это где в прошлом году двое утонули? — хмурясь уточнил он.
— Да, там у Ручки… помните, скала такая, с просветом, как ручка у кружки? — Сир Ламберт всё так же хмуро кивнул. — Там омут, ключ бьёт со дна, и вода в любое лето ледяная. Я сама там в детстве чуть не утонула — судорогой схватило, еле брат с кузнецовым старшим вытащили… В общем, ещё тем летом разговоры шли про водяницу. Не знаю, правда, откуда ей там взяться. У меня девушки не пропадали, а чтобы из Трёх Сосен или Старицы бежать топиться… далековато как-то.
— Ну, так что в Гремучей, что в Серебрянке в конце лета утопиться — это постараться надо, — невесело усмехнулся он. — Найти место, где вода выше колена, лечь вниз лицом и не вставать… Ладно, дождусь вашего маршала. Может, сорванцы просто пугали друг дружку да сами своих же страшных историй испугались.
— Нет, Берт, — неожиданно вмешался Каттен и даже на ты сира Ламберта назвал, хотя на людях вроде бы такого себе не позволял. — Надо ехать сейчас же, водяница — это не шутки, а если она ещё и тех детишек в утопцев превратила… Далеко эта ваша Миска?
— Чашка, — поправила Катриона, но целитель только отмахнулся: Миска, Чашка — всё равно… посудина.
— За час-полтора доберёмся, — ответил сир Ламберт, посмотрел на солнце и нахмурился. Дни, что ни говори, уже заметно убыли, а ехать в сумерках по лесу удовольствие так себе.
— Тогда передохнём немного, перекусим, и можно ехать, — решил Каттен. Катриона подивилась тому, что он командует братом барона, потом вспомнила, что Каттен не просто лекарь, а маг. И как всякий маг — самоуверенный наглец, знать не знающий никаких сословий, потому как ни одно из них в подмётки могучим колдунам не годится. — Сира Катриона, у вашего консорта должно где-то храниться горное масло. Одолжите баклажку?
Это вроде как было вопросом, но задал его Каттен так, что отказать язык бы не повернулся. Катриона кивнула, вспоминая, сколько в баклаге масла. Лампу она давненько не заправляла, нужды не было, так что не меньше половины ещё должно оставаться.
— А не опасно? — усомнился сир Ламберт. — Разольётся в сутолоке, полыхнёт.
— Лично прослежу, — усмехнувшись, заверил его целитель. — А ко мне ты всё равно парочку своих парней приставишь. Опасно, конечно, — совсем другим тоном признал он и даже вздохнул этак безнадёжно. — Но нам и утопцев бы хватило, а если там водяница будет… Ты с ними дело имел?
— Аррунг миловал, — сир Ламберт передёрнул плечами. — Отец рассказывал, что бросалась какая-то дура под мельничное колесо. Еле упокоили потом.
— Самовлюблённая идиотка, — кивнул Каттен. — Нет бы тихо-мирно повеситься на вожжах где-нибудь в сарае. А то и себе посмертие изгадила, и людям устроила проблем выше крыши. В общем, сира Катриона, нам бы ещё каких-нибудь тряпок на факелы. И пару старых простыней на повязки.
— Ты как будто точно знаешь, что она там есть, — заметил сир Ламебрт.
Каттен кривенько, вымученно улыбнулся.
— Сир Ламберт, — сказал он, неожиданно возвращаясь к официальному тону, — я пожертвую Сот две-три марки, если этой твари нет и никогда не было. Но если она там есть, я хочу сразу оказать всю необходимую помощь пострадавшим. До того, как их рваные раны загноятся от когтей несвежих покойников.
Катриона помертвела. Она до сих пор только страшные сказки слышала про утопцев, водяниц и прочую нечисть — всё-таки по соседству с дриадами мало кто водился в лесу. Но Каттен не страшные байки рассказывал. Он готовился к драке с давно знакомыми тварями и ничего хорошего от драки этой не ждал. И это пугало гораздо сильнее, чем любые страшилки, рассказанные поздним ненастным вечером.
— Что-то ещё нужно? — спросила она. — У Сабины, травницы нашей, настойка календулы крепкая всегда есть. Послать за ней?
— Я бы лучше за Фридой послал, — проворчал Каттен. — А вы у своего консорта требуйте боевого мага, сира. Сам он то уехал, то приехал, а вы-то всегда здесь. А календула… ну, давайте. У меня есть с собой, но запас уж точно не помешает.
Катриона хотела накрыть в столовой, но оба гостя только отмахнулись: на кухне можно поесть, этикета застольного им в замке хватало. У Тильды кое-что осталось с обеда, плита из-за варенья топилась чуть ли не до ночи, так что дюжина яиц на сковороду с остатками жареного картофеля — вот и готов перекус. Под зелень и последние, кривые уже и мелкие, огурцы вполне прилично.
Лидия в это время выбрала из стопки починенных две простыни, которые ещё годились на перевязки, и набрала по сундукам всяких старых шерстяных тряпок на факелы. Сама Катриона вынесла во двор флягу с меллеровским горным маслом — на кухню её тащить не хотелось и из-за запаха, и из-за близости горячей печи.
Отдыхали гости недолго, поели и сразу засобирались. Катриона смотрела, как они пристраивают тряпки и масло в сумках, как садятся в сёдла, и тревога охватывала её всё сильнее. Да уж, если бы с ними на помощь сиру Эммету отправилась та же Рената, ей было бы гораздо спокойнее.
— Надеюсь, я просто жуткий паникёр и перестраховщик, — ободряюще сказал ей Каттен. Он, кстати, на удивление хорошо держался в седле, хотя Катриона почему-то думала, что он вроде её консорта — не знает, с какой стороны к лошади подойти, только повозкой править и умеет. — Но как говорится, надейся на лучшее, готовься к худшему.
— Я тоже надеюсь, что ты зря дёргаешься, — хмуро отозвался сир Ламберт. — Только нечисти водяной нам для полного счастья не хватает.
— Это уж точно, — пробормотала Катриона и на всякий случай сотворила знак, отвращающий злую силу. Злоязыкая стерва Рената Винтерхорст по знаку этому тоже прохаживалась, но что взять с чародейки? Сира Фрида хотя бы Сот Трижды Мудрейшей исправно молилась и на Храм жертвовала, а остроухая даже Предвечной своей никаких молитв не возносила, да и про оставшиеся немногие храмы Матери Всех Живущих Катриона от неё ни разу не слышала. Похоже, Рената Винтерхорст сама себе была и богиней, и отродьем Бездны.
Проводив сира Ламберта и его спутников, Катриона поднялась к себе и вытащила наконец из кармана фартука письма. Их было аж четыре штуки разом.
Одно письмо в самом деле пришло от Герты. Катриона дважды перечитала его и отложила: Герта требовала подробностей жизни в Волчьей Пуще, любых, самых мелких и незначительных, даже о том, прижился ли у сиры Аларики её картофель. Ответ предполагался, как она и просила, обстоятельным, а значит, это было надолго и следовало сначала прочесть остальные.
Ещё одно было для Аларики от сира Клавдия — его Катриона даже читать не пыталась. Хочется маршалу продираться через огородные премудрости, чтобы уличить супругу в каких-нибудь грешках, так на здоровье, пусть читает внимательно. А Катриона только конверт вскрыла, но само письмо даже не вынимала оттуда.
Третье неожиданно оказалось от дядюшки Артура. У Катрионы в животе заныло от предчувствия очередных гадостей, однако дядя, к её безмерному удивлению, только ласково попенял ей на излишнюю торопливость и с опозданием, но всё же благословил её на брак с Меллером. Это было очень странно, и письмо на всякий случай стоило сохранить.
Последнее прислал дорогой консорт. Предупреждал, что задержится в Озёрном, и надолго. Просил не терять ни его, ни Мадлену, а матушке её передать, что девочка жива-здорова, в городе ей нравится, так что вернутся они где-нибудь после Равноденствия… Возможно, недели этак через две-три после праздников. Или вовсе к Белой Дороге вместе с тётушкой Еленой. Ещё просил не продавать ни зерно, ни мясо, а дождаться его возвращения. И приготовить нормальную (он так и написал, «нормальную», точно ему горенка Лидии была нехороша!) комнату под детскую; только поставить в неё ещё одну кровать, для гувернантки, и какой-нибудь столик, за которым девочка сможет заниматься чистописанием, рисованием и прочими уроками. Да! И пусть сколотят полку для книг. А ещё будет нужен шкаф для одежды. В Волчьей Пуще есть очень неплохой столяр, — тот, что изготовил мебель для спальни тётушки Елены, — вот пусть он с сыновьями и займётся. Ещё консорт спрашивал про здоровье и Катрионы, и её помощницы, а заодно просил узнать у Аларики, что та хочет получить в подарок на рождение первенца. Не для ребёнка — для себя.