Страница 20 из 108
Когда, как тёмная вода,
Лихая, лютая беда
Была тебе по грудь,
Ты, не склоняя головы,
Смотрела в прорезь синевы
И продолжала путь. *
— Это просто про вас сказано, сира, — сказал консорт, покачивая головой с таким видом, словно Катриона делала что-то невероятное, а не просто пыталась вести хозяйство в беспокойном и опасном, чего уж там, но привычном месте.
Она вспыхнула: никогда ещё никто ей стихов не читал, и меньше всего она ждала подобного от супруга, которому не за что было ни любить её, ни даже, пожалуй, уважать. Всё-таки брак этот она’ ему навязала, не он ей. И однако же он говорил с нею так, будто их брак вообще что-то значил.
— Пойдёмте-ка спать, — сказал вдруг старший Меллер. — И сира Катриона выглядит совсем замученной, и просто час уже поздний. Доброй ночи, сира.
Катриона напряглась, ожидая каких-нибудь шуточек по поводу этой доброй ночи, но ни свёкор, ни брат её консорта даже не улыбнулись, а сам Меллер выглядел таким задумчивым и усталым, что Катриона не удивилась бы, если б их брачная ночь оказалась отложена.
Комментарий к Глава 9
* С. Маршак
========== Глава 10 ==========
— Если ты скажешь мне что-нибудь вроде: «Ой, что бы сказал ваш отец», — я прямо не знаю, что с тобой сделаю, — мрачно пообещала Катриона Лидии.
Управительница промолчала, полила мочалку специально приберегаемым для торжественных случаев лавандовым мылом из страшно дорогого цветного флакона, вспенила хорошенько и принялась тереть Катриону так, будто кожу с неё содрать хотела.
— Дед ваш, пошли ему Девятеро удачного перерождения, — неторопливо заговорила она в такт движениям умелых сильных рук, — рассказывал, будто его отец в молодости захватил живьём орочьего шамана и тот в отместку сказал сиру Альберту, что не останется в его роду мужчин и род прервётся. — Катриона кивнула, слышала она об этом и раньше. Много раз слышала. Верить не хотелось, конечно, но и не верить не получалось. Особенно после гибели брата. — То ли проклял, то ли напророчил, — продолжала Лидия, — только рождались у сеньоров Вязов одни мальчики и всякий раз оставался один, и тот еле успевал наследника оставить. Гибли в боях, простужались насмерть, один в полынье утонул, один… — она махнула рукой, и Катриона поняла, о ком она не хочет говорить. Был у её отца братец, которому вздумалось поискать доли лучшей, чем жизнь приграничного сеньора, вечно считающего каждый медяк и обедающего той же овсяной кашей, что и его люди, разве что за отдельным столом. И подался он в наёмники, да только не в чинную законопослушную Гильдию, где за каждый чих надо отчитываться, как младшему Меллеру, а в вольные, которые за любое дело возьмутся, лишь бы платили. Так и сгинул дядюшка, впутавшись в какое-то грязное дельце. — Только орк про то не подумал, — говорила Лидия дальше, — что у людей-то законы не как в горах. Что род и по дочери можно передать. Вот кабы вы руки с тоски опустили и Вязы в приданое кому-то принесли, батюшка ваш, верно, и перерождения бы дожидаться не стал, призраком бы явился с вами разбираться. А так вы консорта взяли, а уж какого он звания, велика ли важность? Вязы вашим владением остались, род продолжится.
Лидия зачерпнула полный ковш горячей воды и осторожно, чтобы брызги не летели на пол, облила новобрачную, смывая пену.
— Вы бы, прости меня Канн, сходили к мавкам, ваша милость, что ли, — тем же размеренным голосом продолжила она. — Спросили бы, что у них за зелья такие, чтобы почти одних девок рожать? Редко-редко ведь когда у них мальчишки рождаются, неспроста же это? Пойдёт род по кудели, не по мечу, а там, глядишь, и проклятие выдохнется. Родились же вы у сиры Элеоноры, не только брат ваш — слабеет, стало быть, шаманское проклятие. Ну, так и ещё бы поколение-другое продержаться, а там как Девятеро присудят.
Катриона судорожно вздохнула, аккуратно поворачиваясь под льющейся на неё водой.
— Прости, — сказала она, — я… всё мне кажется, что глупость я сделала и надо было требовать с барона кого-то из младших сыновей. Тот же сир Эммет не против же был стать консортом.
— Ну да, — усмехнулась управительница. — А приданое получил — и тут же в Захолмье умчался снаряжение новое покупать, на сотню-то золотых. Ему уже и супруга, и отец в голос: зачем, дескать? Через семь лет по бумаге-то этой уже полторы сотни будет, а там и все две! Да хоть просто на чёрный день оставить. А он ни в какую. Надоело ему это дедово ржавьё чинить, и всё тут. Вы же девушка хозяйственная, у вас всякая корка в дело идёт. Вот уж зажили бы вы с консортом, которому деньги карманы жгут! А что он консорт, а вы глава рода… Консорты, они тоже всякие бывают. Как начнёт своё гнуть, он-де мужик, у него и яйца, и мозги, и силы побольше, такое веселье начнётся, хоть из собственного дома беги. Господину Меллеру-то, я гляжу, наши Вязы сто лет не сдались, он в ваши дела вовсе лезть не станет, зато подарки будет привозить всякий раз. Всё грошик в дом. И брачной ночи вы зря боитесь, ваша милость. Ласковый консорт ваш, по глазам сейчас видно и по рукам.
— По рукам?
— Ну да. Он меня попросил о чём-то на днях, а сам так к руке притронулся… вроде легко-легко, а прямо мурашки по спине. — Лидия неловко усмехнулась. — Кобель он тот ещё, консорт ваш, Канн прости, но такой… любит, чтобы с ним хорошо было, а не просто сунул да кончил.
— Да ты-то откуда знаешь? — с неожиданной для себя ревностью спросила Катриона.
— Так до моих лет доживёте, тоже сразу будете видеть, кто каков. Кто в глазки заглядывает и пальчиком по ладошке водит, а кто сразу за сиськи хватает.
Она вылила на Катриону последний ковшик и подала ей полотенце. Пока та вытиралась, Лидия сама перелила мыльную воду из лохани в вёдра и вытерла неизбежные мелкие лужицы. Видимо, не хотела, чтобы в хозяйкиной спальне перед брачной ночью вертелись бесхвостые сороки.
— В общем, доброй вам ночи, ваша милость, — сказал она, поудобнее подхватив вёдра. — Всё вы правильно сделали, не сомневайтесь даже.
Не сомневаться… Катриона надела ту самую сорочку из голубого сатина и задумчиво начала расчёсываться. Голову мыть она не стала: неловко как-то было в брачную ночь встречать своего супруга с пучком мокрой пакли на голове. Вот только стоит ли вообще его ждать? Вдруг не придёт: устал, всё ещё нездоров после праздника, потому что пили они с отцом и братом, видимо, наравне с егерями и деревенскими, так что все трое еле встали к полудню. Да мало ли что ещё? Но не идти же самой к нему. Свою — теперь уже точно свою — комнату он уступил отцу с его фавориткой, а сам делил постель с Томасом. Не между ними же ложиться. Катриона даже нервно посмеялась над такой картиной: как брачную ночь она проводит сразу с двумя мужчинами, хотя ей и одного не много ли будет.
Сама консуммация её не пугала, заставляла только с лёгкой брезгливостью передёргивать плечами. Наследник-то ей нужен в любом случае, а эта якобы ужасная боль и кровь на простыне… Очень сомнительно, что потеря невинности причинит больше боли, чем сперва вывихнутое плечо, а потом вправленный вывих. А уж сколько крови из неё вытекло, когда на неё чей-то одичавший пёс бросился, хвала Канн, что не бешеный! Шрам на бедре, между прочим, остался безобразный, и ничего с ним даже господин Каттен поделать не смог. Сказал, не его уровень, грандмастер нужен или хотя бы просто мастер. Но где ж их взять, а ещё того вернее, где взять деньги на них? Под платьем опять же не видно, а вот если сорочку для исполнения супружеского долга задирать, то он прямо на виду оказывается, зараза такая. В темноте не разглядеть, конечно, но он и на ощупь только так находится…
В дверь постучали, и Катриона, судорожно прижав руки к груди, крикнула:
— Да, войдите!
То есть, хотела крикнуть, но голос предательски сел, и из горла вырвалось только придушенное сипение.
Дверь открылась, и первым делом в неё влился яркий свет лампы, потом ворвался резкий запах горного масла, и только после этого вошёл сам новобрачный. Нетерпеливым любовником он, прямо скажем, не выглядел — аккуратно поставил лампу на стол, прикрутил фитиль так, чтобы только-только мерцал слабенький огонёк, и лишь тогда подошёл к Катрионе. Но и то не вплотную, а остановившись за два-три шага.