Страница 19 из 108
— В управительницы, — мрачно ответила мать Клара, но сира Маргарита только головой покачала, и Катриона вполне была с нею согласна: так тебя и взяли вести чужое хозяйство! Своим-то, бывает, не доверяют.
Вся прислуга была отпущена веселиться, и Катрионе, конечно, самой следовало поухаживать за гостьями. Она однако продолжала сидеть чуть в стороне, рассеянно перебирая узкие ленты тесьмы: глядя на оставшуюся ночевать мать Клару, Катриона вдруг совершенно ясно поняла, что свадебный обряд будет проведён уже завтра. Разумеется, она сама этого брака добивалась, но завтра?.. Так скоро? Мелькнула даже трусливая мысль отказаться, пока не поздно. Выйти во двор, отыскать там Меллера или его отца и сказать, что она передумала. Что они могут сколько угодно приезжать, становиться на постой, откупить себе какой-нибудь амбар в единоличное пользование и торговать хоть с орками, но в брак с бакалейщиком она вступать не станет, и гори оно всё огнём. Почему какая-то простушка Аларика получит сотню золотых и приличного супруга, а она, Катриона из Вязов, девятое колено благородных сеньоров, должна довольствоваться Меллером? Она, в отличие от сиры Маргариты, не голодает, и в Храм ей от безысходности уходить не надо. Вполне же может она найти себе консорта из безземельных сеньоров!
«Вроде любовника двоюродного дядюшки? — глумливо спросил её кто-то в голове голосом, до отвращения похожим на голос… нет, не Меллера — его остроухой охранницы. — Валяй, отказывай толстым хомякам, и твои дети тоже будут ходить в чужих обносках, потому что тебе на шею повесят супруга, который сам палец о палец не ударит, а с тебя будет требовать кусок побольше и послаще, тряпки подороже, лошадь молодую и породистую, а не твою пятнистую клячу… Да! Ещё про нормальное оружие не забудь! А раз у тебя на это денег нет, тебя сначала будут изводить нытьём, потом супруг сбежит в Озёрный и найдёт там себе богатого покровителя. А об тебя все соседи будут языки чесать: смотрите, вон та самая Катриона из Вязов, у которой консорт торгует собой за шёлковые подштанники. Ведь это только толстые хомяки могут потягаться с твоим дядей в суде, а не захолустный барон».
— Сира Катриона, вам нехорошо?
— Что? — она непонимающе уставилась на фаворитку старшего Меллера. Потом посмотрела на свои руки, ощутив наконец, что левая глухо ноет, почему-то перетянутая атласной тесьмой так, что ниже впившейся в кожу тканой полоски кисть уже налилась багровым отёком. Катриона поспешно сдёрнула с руки тесьму, бросила её обратно в ларчик, стоящий на коленях, и принялась яростно растирать пострадавшую кисть. — Нет-нет, я… просто задумалась. Простите, устала, замоталась.
— Полночь уже прошла, — утешила её сира Маргарита. — Скоро мужчины вернутся, и можно будет ложиться.
— Да, — сказала Катриона механически. — Конечно.
Ещё одна одинокая ночь, подумалось вдруг ей, а завтрашнюю она уже проведёт со своим супругом. Бакалейщиком. Толстым хомяком. За которым сир Кристиан, средний сын барона, таскался хвостом, словно за красавицей-виконтессой.
И от этих мыслей ей опять захотелось прямо у алтаря сказать нет.
Барон приехал ближе к вечеру — и дорогу замело, и после Самой Долгой Ночи вряд ли он встал слишком рано. Хорошо, хоть мать Клара отвлекалась на болтовню с сирой Маргаритой и не ныла о том, что ей почему-то не позволяют вернуться в Волчью Пущу. Сир Георг привёз ей какую-то записку, мать Клара прочитала её и, онемев, уставилась на Катриону.
— Это правда? — спросила она наконец. — Я должна заключить брак сиры Катрионы и Гилберта Меллера?
— Именно так, — за Катриону ответил сир Георг. — Идёмте, покончим с этим побыстрее. Я замёрз, устал, проголодался, но если я сяду за стол и выпью кружку наливки, подняться я уже не сумею.
— Мне надо переодеться, — возразила Катриона.
— Зачем? В часовне холодно, вы всё равно будете в тёплой одежде. Велите пока накрыть стол, а к столу уже наряжайтесь как вам хочется.
Словом, брак Катриона заключала в тёмно-сером суконном платье и очень не новой лисьей безрукавке поверх него. Из обыкновенной рыжей лисы, не чернобурки даже, потому что барон явно не выспался, устал и вообще пребывал не в духе, а посажённым отцом быть следовало именно ему, и пришлось всем поступать так, как желает он. В утешение Катрионе оставалось думать, что в общем-то, никто приодеться не успел, и приличнее всех выглядели сира Маргарита в своём куньем манто и Фредерик Меллер в плаще с кротовой пелериной, а посажённый отец и жених с братом вообще щеголяли в потёртых кожанках, куда там лисьей безрукавке Катрионы. Не то чтобы ей хотелось устроить многолюдное шумное сборище, прошествовать через весь двор в белом платье, потратить ещё кучу денег на угощение соседей и родни (о половине которой она, как Вальтер в своё время, только на собственной свадьбе и узнала бы). Но такая церемония здорово походила на тайное венчание в придорожной часовне.
Да ещё и в часовенке при крепости было как будто бы холоднее, чем на улице — до того камни нетопленого помещения промёрзли. Несколько свечей едва разгоняли застоявшуюся ледяную темень тесного помещения с единственным мутным окошком наверху, так что пришлось оставить дверь открытой. Впрочем, тесно там было так, что от присутствия неполного десятка человек воздух понемногу прогрелся, разве что влага от дыхания садилась на промёрзший камень кружевными узорами инея.
Никакого торжественного выхода невесты под хоровое пение, понятно, не было: жрица с неизменным своим кислым лицом прочла молитву Девяти и особо — Сармендесу-Отцу богов, и под её скороговорку барон надел браслеты на запястья младшего Меллера, а Меллер-старший застегнул брачные кандалы на руках Катрионы. «Ну точно свадьба бесприданницы с безземельным сеньором», — подумала она, подавив тяжкий вздох.
Браслеты, правда, были совсем не те, какие бесприданницы прихватывают с собой, сбегая обычно из дому с соседскими младшими сыновьями, чтобы их не отправили в ближайшую обитель послушницами. Довольно тяжёлые и крупные для женщины, — не для Катрионы, конечно, с её-то сложением и образом жизни, — защищавшие руки не хуже наручей, без всяких камней, просто с гравированными узорами… В сущности, она со временем могла их внуку передать, они и за мужские сошли бы. Понятно, что на её запястьях затейливые цепочки со множеством цветных глазков смотрелись бы смешно и глупо, но эти были уж очень… «Дорогими, — признала она про себя главный порок своих браслетов. — Наверняка это литое золото — вряд ли Меллеры стали бы покупать для невестки из первого сословия позолоченные медяшки». Вместе с будущей крепостью выглядело это попыткой то ли прикормить, то ли посадить на цепь. Впрочем, одно другому разве мешает?
Никакого особого празднования тоже не устраивали — посидели за столом, и то недолго, потому что барон то ли выпил лишнего, то ли в его возрасте разъезжать верхом после почти бессонной ночи становилось уже чересчур тяжким усилием, и младшие Меллеры деликатно уволокли его в отведённую ему комнату. Сира Маргарита всё так же развлекала разговорами жрицу, а свёкор — теперь уже свёкор — стал расспрашивать Катриону о том, что они здесь выращивают, сколько и чего снимают с полей, что хотели бы растить, но почему-то не получается… В общем, завёл совершенно деловой разговор, а о делах своего владения Катриона могла говорить бесконечно. К их разговору понемногу присоединились и сыновья Фредерика Меллера, а его фаворитка с матерью Кларой, наоборот, прихватили с собой бутылку вина и корзинку с печеньем и ушли то ли к жрице в комнату, то ли в спальню Меллеров, чтобы их разговорам не мешали нудные расспросы про весенние заморозки, которые могли прихватить рожь и овёс, про починку укреплений, про волков, шлявшихся зимой у самых ворот. Про всё то, с чем Катриона много лет подряд сталкивалась постоянно и с чем вынуждена была как-то справляться. И что было совершенно не интересно нормальным, благополучным женщинам, пусть они и были уверены, будто им досталась тяжкая и неблагодарная доля.