Страница 102 из 108
Людо резко, болезненно выдохнул: м-маги! Понятно, что сам Каттен на правах целителя время от времени командует даже сиром Георгом. Но того, что сходит с рук целителю и, возможно, сойдёт с рук алхимику, особенно богатому и знаменитому, вряд ли кто-то потерпит от бездомного подмастерья по фамилии Росс.
— И за что он так со мной? — с вымученной весёлостью поинтересовался он. — Мы не ссорились, сколько я помню, и выпечка моя ему нравилась вроде бы, а он такое заявляет будущему барону об одном из его людей?
— Вы обо мне так плохо думаете?
— Я вас почти не знаю, сир.
— Да, — согласился сир Генрих, — мы с вами почти не знаем друг друга. Может, расскажете о себе? Чем-то же нам надо занять время. Спать ещё рано, но если я сейчас уйду к законной супруге, засну я не раньше полуночи, однако всё равно на середине очередной её жалобы.
Он нога об ногу стянул сапоги (Людо понятливо подвинулся в сторону) и лёг навзничь, похлопав по одеялу рядом с собой, словно собаку или кота подзывал. Людо послушно — и очень охотно — пересел с холодного, несмотря на шкуру, пола.
— О себе? — задумчиво переспросил он. — Мало интересного, сир. Мой отец был десятником городской стражи. Его убили, едва мне исполнилось семь: он пытался задержать преступника, но тот оказался то ли искуснее в фехтовании, то ли просто удачливее… Впрочем, далеко он не ушёл, отец успел-таки зацепить его, причём серьёзно. Об этом даже в городском листке писали: верность долгу, смерть на посту и всё такое.
— Вам бы следовало гордиться им, — упрекнул его сир Генрих, и совершенно серьёзно притом. Ну да. Как там Гилберт говорил о здешних сеньорах? Что готовы просто и буднично умирать, защищая своих людей?
— Я предпочёл бы менее самоотверженного, но живого отца, сир, — хмуро заметил Людо.
— Вам не повезло с отчимом?
Людо пожал плечами. Вспоминать не очень хотелось, но если отказаться отвечать, сир Генрих через жену своего дяди просто наймёт Ночных, а те разворошат такую выгребную яму… Проще ответить — кратко, по существу и без лишних эмоций.
— Теперь-то я понимаю, что ему нелегко пришлось, — сказал Людо. — Жениться на вдове своего десятника и перебраться из казармы в её дом… Кто-то из стражников прозвал его за глаза недоРосском, а остальные радостно подхватили. А в доме вечно перед глазами я’, вылитый Альфред Росс… — Сир Генрих осуждающе покачал головой. Кажется, он и теперь, не в детстве, не желал входить в положение мужика, взявшего вдову с сыном ради дома и на сыне её срывавшемся за своё дурацкое прозвище. «Его самого’, — подумал Людо, — никому бы и в голову не пришло назвать недо-кем-то-там, на чьей бы вдове он ни женился и сколько бы детей ни получил в приданое вместе с имуществом. Скорее всего, он бы счёл их таким же своим… имуществом, которое обязан отныне беречь и защищать». — Муж моей тётки, благослови его Девятеро, — сказал он, сообразив, что пауза затянулась и сир Генрих выжидательно смотрит на него, — подкармливал нас с матерью, пока она была в трауре и мы с нею жили на пенсию за отца. Он меня и забрал к себе в конце концов, сказав, что пора мне учиться какому-нибудь ремеслу, и почему бы не кондитерскому. И велел матери ни в коем случае не соглашаться на усыновление, когда до её нового супруга дойдёт, как он может получить и вторую половину дома. Отец оставил завещание, по которому наследство делилось в равных долях на меня и на неё, — пояснил Людо.
— И ваш отчим получил в приданое только половину дома?
— Да. Ему очень не понравилось, что его не предупредили об этом сразу. Он любил выговаривать матушке, что другой на его месте у алтаря развернулся бы и ушёл, но он поступил как порядочный человек.
Людо, не сдержавшись, фыркнул. Не то чтобы стражники отличались высокими моральными качествами, но типу, бросившему у алтаря вдову Альфреда Чумы, после этого пришлось бы перебираться из Озёрного в другой город. Затравили бы. Так что наверняка его порядочность объяснялась банальным нежеланием обживаться на новом месте — куда бы тоже рано или поздно добрались слухи о его поступке.
Он поёрзал, пытаясь устроиться поудобнее, потому что от сидения вполоборота начинали затекать нога и поясница. Сир Генрих подвинулся к стене, освобождая место рядом.
— Ложитесь, — сказал он. — Будем валяться рядом и болтать, как мальчишки в ночном. Я так понимаю, сын стражника не обрадовался, когда дядька, да ещё неродной, утащил его на кухню?
— Да я бы уже к золотарю в ученики пошёл, лишь бы подальше от отчима, — невесело усмехнулся Людо. Он лёг, подумав, что кровати в замке, похоже, не намного лучше крестьянских, разве что бельё на них не домотканое. Но вот тюфяк был набит какой-то комковатой дрянью, ощущавшейся даже через меховое одеяло. Попросить, что ли, Гилберта, чтобы послал со следующим обозом человеческих постельных принадлежностей? Илона с Каспаром не жалуются, но в доме вдовицы, где они так и остались снимать верхнюю половину, постели ничуть не лучше. Нет, меховые одеяла — это прекрасно, он бы и в Озёрном от такого не отказался. И подушки набиты то ли пухом, то ли мелким пером, а не трактирным кошмаром, врезающимся в лица и шеи остью из крыльев и хвостов. Но здешние тюфяки…
Сир Генрих его мыслей, понятно, знать не мог. Он задумчиво смотрел, как пляшут смутные тени от свечного огонька по потолку. Камзол свой он так и не снял, только расстегнул, но наверняка ему нередко приходилось спать и полностью одетым — кажется, никакого неудобства от верхней одежды он не испытывал. «Может быть, — подумал Людо, — и не стоит вообще навязываться ему со своими… услугами. Кого другого надо было бы привязывать повернее, понадёжнее, чтобы в самом деле не сдал графу, если тот пришлёт за нами стражников. Но этот-то вряд ли отдаст что-то своё хоть самому королю. «Я возьму сам». Я бы на месте графа не связывался с людьми, которые четвёртый, что ли, век живут под таким девизом».
— А как вы познакомились с Серпентами? — спросил меж тем сир Генрих. Ох, так ведь и не даёт Илона ему покоя. Одна надежда, что получив в фавориты мужа, к жене он не полезет.
— Дядя, опять же пошлите ему Девятеро здоровья и долгих лет, отправил меня в храмовую школу. Кухня кухней, говорил он, но ремесленник должен сам уметь и посчитать выручку, и заполнить нужные бумаги. Так что мне велено было усердно учиться, а ещё заводить полезные знакомства с самой школы. Никогда ведь не знаешь, с кем тебя жизнь сведёт. А Илону Серпенты отправили в обыкновенную школу, чтобы она училась общаться с другими детьми. Дома нанятые для неё учителя могли дать ей любые знания, но уж точно не умение как-то строить отношения с ровесниками. Она сама подошла ко мне и сказала, что я очень вкусно пахну — что’ у меня с собой такое? У меня был немного подгоревший маковый рулет, и я отдал ей половину. А потом пошёл проводить её домой, потому что она боялась собак. До сих пор боится, кстати.
— Вы в самом деле вкусно пахнете, — рассмеялся сир Генрих. Он даже на локте приподнялся и потянул носом воздух возле волос Людо. — Не знаю, как эти ваши специи зовутся, но сразу вспоминаются те пирожки с яблоками. Матушка вас не пытала, вызнавая рецепт? Между нами, она их штук пять или шесть съела.
— Я запишу, — вздохнул Людо, — но там… не особенно дешёвые продукты. А мне показалось, что бароны Волчьей Пущи не разбогатели, взяв невесткой Елену Ферр.
— Не разбогатели, — с не менее тяжким вздохом подтвердил сир Генрих, снова падая навзничь. — Построили стену вдоль Гремучей, привели в порядок замок, сёстрам моим приданое выделили побольше того, которое потянули бы без тётушкиных денег… Но разбогатеть в наших краях? Вся надежда на сира-консорта из Вязов. Если пойдёт торговля с гномами, то кое-что перепадёт и Волчьей Пуще. Да вот тестю вашему не помочь ли в самом деле с винокурней? Бальзамы и ликёры от Каспара Серпента, а? Пусть даже сам он со временем вернётся в Озёрный, но винокурня останется, а с нею и моя десятина с прибыли? — Он неловко хмыкнул. — Размечтался, да?