Змеюка

— А я открою мыловарню на паях и научу здешних дам пудриться, — буркнула Камилла.

— Да хотя бы регулярно мыться и купать детей.

Камилла представила себе змеиного хана из сна лежащим не на камне, а на куске мыла, и нервно хихикнула: он их посылал искать своё предназначение? И её предназначение — завалить мылом восточную границу?

— Зря вы смеётесь, — с отеческим укором в голосе сказал брат Мартин. — Людям и не только людям нравятся красивые вещи, и если они могут себе их позволить, они будут эти предметы маленькой роскоши покупать. А где покупать, там и пользоваться. Эти мыльные цветочки, которых наделала ваша девочка… как её?.. к празднику — они ведь многим пришлись по душе.

Ясмин и правда шутки ради свернула из ещё не затвердевшего белого и зелёного мыла розочку с листочками. Камилла посмотрела, как ловко в грубоватых с виду пальчиках срезанные мыльные слои превращаются в лепестки, и велела сделать к Равноденствию такие же для жён сотников и для господина Лео, любившего красивые, но непрактичные вещи. А Ясмин, понятно, попросила разрешения подарить такую же матери, и её подарок произвёл в посёлке настоящий фурор.

— Только мыться ими точно никто не станет, — хмыкнула Камилла. — Пожалеют.

— Зато захотят такое же красивое и душистое мыло хотя бы на праздники. Вы просто до сих пор плохо представляете себе, как мало привычных, обыденных для вас вещей делается в этих краях. — Он даже вздохнул. — Многие женщины в крепости покупают простёганные шерстью и украшенные вышивкой тёплые халаты. Здешние умелицы очень быстро и аккуратно их шьют, хотя работа эта кропотливая и утомительная. Но ткани и нити для халатов привозят с запада, хотя сначала везут туда шерсть и хлопок из приграничных областей. Дорога туда и обратно, охрана… а ведь кто-нибудь мог бы хотя бы простенькие прядильные и ткацкие станки поставить и изготавливать хотя бы недорогие ткани вроде бязи здесь, на месте.

— От нашего села до Ясеня было меньше половины дня в почтовой карете, — Камилла слегка пожала плечами. — Но даже у нас очень многие ходили в домотканом и сыромятном. Не у всех есть деньги на шёлковый сатин даже в центральных областях. Но в общем… Ладно, будет здешним дамам мыло и для умывания, и для стирки.

Господин Лео в самом деле очень обижался, если Камилла не появлялась хоть раз в неделю — хотя бы ванну принять. Понятно, что с пустыми руками она никогда не приходила, однако хозяин «Цветущей Розы» как будто и не ради гостинцев её ждал. Ему, кажется, и правда хотелось просто поговорить с образованным человеком, потому что даже сотники (за исключением разве что Нортона да парочки командиров рангом пониже) закончили, конечно, Военную Академию, но любви ни к книгам, ни к театру военное образование им не привило. А среди подопечных господина Лео любителей чтения и прочих искусств тоже было немного.

Так что Камилла, что бы там она ни говорила, будто в бордель не разговаривать ходят, еженедельно отмокала в горячей воде с горстью ею же изготовленной ароматической соли, а хозяин «Цветущей Розы» вспоминал свою сценическую молодость и встречи с драматургами и постановщиками спектаклей. И пьесы, которые Камилле не доводилось видеть. Память у него была отменная, целые монологи он и двадцать-тридцать лет спустя мог читать наизусть, и Камилла с совершенно искренним восхищением говорила, что ему следовало бы набрать небольшую труппу и устраивать представления хотя бы к праздникам. Неужели он не говорил об этом с комендантом? Тот ведь очень неглупый человек и должен понимать, что людям нужны развлечения, и одних девочек-мальчиков под выпивку для этого явно недостаточно.

Алан ревновал, смешно сказать. То ли к самому Лео, то ли к его работникам (а может, и к работницам — та же Пусси, подлизываясь к «госпоже мастеру», всё норовила то спинку потереть, то ещё как-то услужить). Но его по-прежнему часто и подолгу не бывало в крепости, да если бы даже он торчал там неотлучно, всё равно отказываться от интересных и полезных знакомств в угоду ему Камилла не собиралась.

И всё-таки к лучшему было, что записку с просьбой о встрече Камилле передали, пока Алан пропадал в очередном патруле где-то на севере. Пограничные заставы, кажется, инспектировал, если она правильно поняла туманный ответ адъютанта.

А приглашали её в «Пьяную виверну» в любое время, какое госпожа подмастерье сочтёт удобным, для разговора о возможности открыть в Рассветном Отроге мастерскую по изготовлению не только мыла, но и прочих составов для ухода за лицом и телом. Написано было очень вежливо, но без подобострастия, и чересчур грамотно, на её взгляд, для здешнего жителя.

— Так Арсланом того мальчишку звать, который его милости Наркису помогал, — сказал Карл, которого она спросила, не знает ли он, кто такой этот Арслан и что за заведение «Пьяная виверна». — Вернулся, видать, не срослось у него в городе. А «Пьяная выверна» — это кабак такой… ну, вечером вам туда лучше бы не соваться, ваша милость, но в полдень этак можно и сходить. Больше-то всё равно некуда, он, кабак этот, один и есть. Только я с вами, — безаппеляционно заявил он. — Полдень — не полдень, а на придурков пьяных в любое время нарваться можно.

— Да я как раз тебя об этом попросить хотела, — кивнула Камилла. — А то опять покусаю кого-нибудь не того.

Карл коротко хохотнул, взял ответную записку и ушёл в посёлок. А его подопечная (как он всерьёз был в этом уверен) плюнула на дела и принялась заново перечитывать письма. Одно — вернее, два в одном конверте — было из дому, от матери и Яна, но понятно, с приветами и поклонами от всей остальной родни и даже от Михи. Ещё одно — от Корвина. И если весточки от родных были вполне ожидаемы, то ответного письма от первого ученика Зме’я Камилла, честно говоря, почти и не ждала, писала без всякой надежды на ответ. Однако Корвин, судя по всему, на предательницу не обижался. Он сдержанно похвастался, что собирается жениться, и подробно изложил, чем они с мастером занимались в последнее время. А ещё написал, что Змей, увидев у него в руках письмо с армейской печатью, проворчал, что если этой упрямой идиотке понадобится что-то спросить, пусть обращается. Он в конце концов её наставник и не перестал им быть только потому, что она стала подмастерьем.

Камилла глубоко подышала, потому что опять у неё на этом месте защипало в носу и перехватило горло, вытерла глаза и принялась сочинять пространное письмо мастеру с благодарностями, извинениями и объяснениями. И вопросами, конечно — кто же упускает такую возможность? Корвину она тоже написала, а письмо собиралась вложить в опечатанный адъютантом пакет с наброском статьи о некоторых малоизученных свойствах сухостебля и возможностях, которые они дают. «Извини, — писала она, — не знаю, что тебе подарить на свадьбу. Может, напишешь по моим наброскам настоящую статью для «Вестника алхимика»? У меня на это банально не хватит времени и сил, а материал лежит. Ты же точно сделаешь из этого отличную вещь, убедительную и полезную. Я буду очень рада, если тебе это покажется интересным».

С матерью и братом было проще — шутливые подробности здешнего житья-бытья, шутливые же комментарии к уже приготовленной посылке с айвовым мармеладом и обещание прислать к Излому Зимы здешней терновой наливки, про которую местные хором клянутся, будто это-де совершенно сказочная вещь.

Письма заняли целый вечер, а там и Карл вернулся с сообщением, что парнишка согласен хоть на завтрашний полдень, хоть на любой другой. Денщик посмотрел на испачканные чернилами пальцы Камиллы и, заметно смущаясь, попросил черкануть и для него письмецо родным. Ну, так… коротенько. Дескать, жив-здоров, чего и вам желает. А то у него и с правописанием беда, и пишет он как курица лапой — не всякий поймёт, чего он там нацарапал. А писаря больно уж носы дерут, да ещё и с пустыми руками к ним не сунешься…

— Я слышал, у тебя тут было свидание, пока я орков гонял? — Алан изо всех сил старался говорить шутливо, но видно было, что факт «свидания» ему категорически не нравится.