Страница 10 из 97
Толпа начала ритмично скандировать: "Сжечь их! Сжечь их!", топать ногами и хлопать в ладоши.
Двоюродный дед короля поднялся со своего трона, почти спрыгнул с королевского помоста и стремительно зашагал через площадь, красная мантия летела за его спиной. Он выхватил факел одной рукой, и одновременно кулаком другой, затянутой в перчатку, нанёс офицеру такой удар, что тот отлетел на целый ярд и растянулся на земле.
Регент поднял факел высоко над головой, потом ткнул им в просмолённые брёвна так яростно, словно вонзал клинок в тело врага. Древесина сразу же вспыхнула, пламя взвилось в чёрное небо. Толпа заревела от восторга.
Огонь охватил ящик с костями, который та молодая девушка поставила на помост. Несколько минут он оставался невредимым посреди пламени, как феникс в гнезде, потом вспыхнул и исчез в огне.
Казалось, прошла целая вечность прежде, чем огонь достиг заднего края помоста, где были прикованы живые пленники. Она корчились от жара, глядя, как пламя подбирается ближе, ждали, когда оранжевые языки перекинутся на края одежды и запылают вокруг тела.
Никогда в жизни я не молилась о чьей-либо смерти, но тогда я просила о ней. Я молилась о том, чтобы Хорхе, та женщина и молодой человек задохнулись в дыму прежде, чем пламя коснётся их. Может, это кощунство — молиться о том, чтобы еретики были избавлены от страданий?
Я так и не узнала, услышаны ли мои молитвы — пламя разгорелось высоко, дым стал густым и плотным, и я не видела, когда они умерли. Если они и кричали через кожаные кляпы, криков никто не смог бы услышать за радостными возгласами, безумными воплями и смехом толпы.
Я сделала вид, что это от дыма по моим щекам бегут слёзы, но не думаю, что донья Офелия поверила.
Белем, Португалия
Вабило — кусок мягкого дерева с привязанным мясом и перьями, который раскачивают на шнуре для привлечения сокола к сокольничему.
— Сеньор Рикардо да Мониз к вашим услугам, — объявил я.
Я снял зелёную украшенную перьями шляпу, и низко поклонился, целуя пухлую, украшенную кольцами руку доньи Лусии. Пио, моя маленькая ручная обезьянка, сидевшая на моём плече, тоже стащил свою миниатюрную шляпу и низко поклонился, подражая мне. Донья Лусия жеманно улыбнулась нам обоим.
Господи, рубин в её кольце — размером с голубиное яйцо! Я с трудом смог оторвать от него свои губы. Ну ладно, может, он не так уж велик, но ведь нет вреда в том, чтобы слегка приукрасить? Дело тут ясное как день — донья Лусия уже пожилая, богатая, а самое главное, что вдова, которой тратить денежки не на кого кроме самой себя и своей разжиревшей болонки.
— Не желаете ли присесть со мной, дон Рикардо? — она похлопала шёлковую подушку рядом со своим местом на скамье в беседке.
Рикардо — есть в этом имени что-то жизнерадостное, согласны? И я им малость горжусь. Оно пришло мне в голову спонтанно, на рыбном рынке, когда я впервые столкнулся с очаровательной маленькой горничной доньи Лусии, у которой груди как пара мягких спелых персиков и милая ямочка на правой щеке.
— Сеньор Рикардо, — повторила она, когда я представился, и слоги восхитительно замурлыкали в её тонком и белом горле.
В любом случае, это чертовски приятнее, чем Круз, имя, которым наградили меня мои невежественные родители. Какого чёрта им вздумалось называть младшего сына в честь Святого креста? Ну, если они надеялись, что это превратит меня в священника, то сильно ошиблись.
Вот если бы родители окрестили меня элегантным именем святого — Теодосио, например, или Валерио — тогда кто знает, может я и попытался бы оправдать их ожидания. Но не Круз. Это имя из тех, что просто обязаны выявить в тебе дьявола, сразу же, когда мать впервые поставила тебя, младенца, на ноги со словами: "Будь хорошим мальчиком, Круз". Я вас спрашиваю — разве это не повод для бунта?
Я принял приглашение доньи Лусии и уселся с ней рядом на длинную скамью под тентом из старой извилистой виноградной лозы в маленьком дворике. Это было самое приятное место, защищённое высокими стенами дома. Пол во внутреннем дворе был выхожен замысловатым мозаичным мавританским узором из переплетённых синих и жёлтых цветов. В воздухе витали ароматы жасмина, апельсина и лимона, струйки воды маленького фонтана посередине двора со звоном падали в маленький мраморный бассейн, несли прохладу и освежающую влажность после палящего жара и пыли узких улиц за стенами дома.
Чёрный мальчик-раб, слуга доньи Лусии, принёс нам стаканы с мятным чаем. Я налил крошечную чашечку обезьянке Пио. Он устроился на скамье между нами, пил маленькими глоточками, как благородный дон, и грациозно принимал из рук доньи Лусии кусочки миндального печенья, к безумной зависти её собственной тявкающей болонки. На неё Пио не обращал внимания. Даже обезьяна видела — собаку так разнесло, что она могла только сидеть и задыхаться. Болонка так сильно напоминала жареную колбасу, что мне очень хотелось проткнуть ей зад — тогда она точно лопнет.
Ничто не привлекает дам любого возраста так, как животные. Когда-то и у меня была маленькая ручная собачка, но я понял — женщины способны испытывать симпатию только к своей собственной собаке, и как бы омерзительна не была псина, дамы уверены, что она намного умнее, привлекательнее и милее всякой другой собаки.
Обезьянка оказалась куда более эффектной. Я одевал его в миниатюрную версию собственной одежды — кремовый камзол с золотой отделкой и бриджи с прорезями и алой подкладкой. Вдвоём мы отлично выглядели.
Как только раб удалился на дальний конец двора, а интерес доньи Лусии к кормлению Пио пошёл на убыль, я завёл разговор о причине своего визита. Я сказал, что мне нужны средства снарядить корабль на Гоа, и пустился самыми яркими красками описывать все богатства, что она могла бы приобрести, если бы инвестировала скромную сумму в это рискованное предприятие, которое, как я заверил донью Лусию, никак не может окончиться неудачей.
— Пока вы, донья Лусия, не увидите этот изумительный остров своими глазами, как я, вы никогда не оцените и половину его сокровищ. Ведь не зря же его зовут Золотым Гоа. Там торгуют всеми богатствами мира — дорогими специями, драгоценными камнями с Бирмы, тончайшим шёлком, драгоценностями царских корон, самым лучшим стеклом из Венеции, арабскими скакунами и слонами из Индии. Всё сокровища только и ждут, когда их погрузят на корабль, привезут сюда, в Португалию, и продадут в четыре, пять, даже в десять раз дороже того, что за них заплачено. Конечно, если вы не желаете кое-что оставить себе.
— Вы и вправду считаете, что мне следует оставить себе слона? — спросила донья Лусия.
Она оглядывала дворик, где бы тут разместить такого зверя, чтобы он резвился у фонтана и брызгал на аккуратно подстриженные шары апельсиновых деревьев в высоких изящных вазах. Я старался не показывать раздражения.
Почему женщины всегда цепляются к самым незначительным мелочам, игнорируя главное?
— Я просто описывал всё разнообразие товаров, которыми торгуют на том острове, донья Лусия. Конечно, я не собираюсь вывозить оттуда слонов. Я намерен приобретать редкие специи, тонкие шелка, изящные украшения из Китая и прекрасные драгоценности. Всё, чем любой богатый португалец может желать украсить свой дом и свою очаровательную жену.
Выпученные глаза доньи Лусии затуманили слёзы. Она опустила взгляд на многочисленные кольца, поблёскивающие на её пальцах.
— Мой покойный супруг, упокой Господи его прекрасную душу, часто дарил мне украшения. Он был такой чудесный человек, сеньор Рикардо. — Она глянула на меня из-под тяжёлых век, оттененных чёрной сурьмой. — Когда он только начал ухаживать за мной, то был так же красив, как вы. С другой стороны, в то время и я считалась красавицей.
— Что, донья Лусия? Нет-нет, вам не следует так говорить. Вы прекрасны. Думаю, во всех королевских дворцах Индии не найдётся драгоценного камня, который мог бы затмить бриллианты, сверкающие в ваших глазах.