Страница 11 из 24
Эллери учил меня водить машину, хотя посвящение проходило в основном под мои испуганные крики. «Надо быть готовым к тому, что в любое время может случиться что-то плохое. Другие водители на дороге могут оказаться пьяными или убийцами. Твоя машина может внезапно взорваться».
Университет был относительно спокойным и безопасным местом, какое мне и было нужно.
Сейчас ко мне на собеседования для приема на исследовательскую работу приходят талантливые молодые люди. Некоторые из них настолько взвинчены годами, проведенными в атмосфере жесткой конкуренции, что не могут как следует расслабиться и творчески проявить себя. Вся их жизнь, если только они не из богатой семьи, расписана наперед, потому что подчинена выплате огромных студенческих кредитов. Они научатся жить позже, наработав некий стаж, или после того, как начатый ими проект окажется успешным.
Через много лет после того, как я уехал из Нью-Мексико, Эллери, когда ему было уже за восемьдесят, получил докторскую степень в том же университете. Он защитил диссертацию о психологии спортсменок.
Пиксели в реальной жизни
До сих пор помню, как один профессор объяснил мне, что такое пиксель (сокращенно «элемент картинки», англ. picture element), хотя этот термин был новым, странным и запутанным даже для него. Примерно с десяток лет термин использовали в контексте данных, полученных со спутников, и почти ни один компьютер не поддерживал тогда интерактивные пиксели.
Когда в университет привезли партию прототипов пиксельно-графического компьютера Terak, я остался там на всю ночь и запрограммировал в него психоделические мандалы, на которые можно было смотреть в темноте. В те годы было сложно вычислить алгоритм математической функции, которая позволяла бы рисовать настолько быстро, чтобы получались анимированные изображения. Я мечтал, как украдкой приведу девушку в подвал математического корпуса и заворожу ее до утра. Хороший способ произвести впечатление, не сказав ни слова.
Я привык внезапно отыскивать решения на уровне инстинкта. Генераторы колебаний и фильтры синтезатора Муга подсказали мне точный путь. Их можно было почувствовать. А еще колонки в лаборатории с симпатичным корпусом из тика и шерстяной лицевой стороной. Эти материалы не изменяли звук или, по крайней мере, изменяли его не сильно. Колонка была цельным объектом; ее можно увидеть, потрогать. Но и звук – это не некая абстракция, которая существует отдельно от всей остальной реальности.
Все, что существует в мире, в нем проявляется, даже что-то высокотехнологичное, но этот интерактивный компьютер с экраном был другим.
Пиксели были резкими и находились далеко за стеклом. Когда я впервые включил этот Terak, я долго просто смотрел на него, ничего не делая, просто пытаясь прочувствовать пиксели. Дело было не в том, что они резкие или отгороженные стеклом, а в том, что они абстрактные. В самом пикселе не было ничего особенного. Я не знал, как творить из ложных атомов, которые даже не были объективно представлены в реальности. Но я твердо намеревался начать.
Профессор просил меня поработать по гранту Национального научного фонда и создать интерактивную программу для обучения математике. Это было захватывающе. Рабочий процесс приносил больше денег, чем стадо коз, и мне предстояло поехать на крупную конференцию, чтобы похвастаться результатами своей работы. Я написал программу, которая показывала студентам, прошедшим все интерактивные уроки, небольшой фейерверк – в качестве награды.
Стеллажи
Уродливые металлические полки подпирали сложенные из шлакоблоков стены библиотеки Университета штата Нью-Мексико. Широкие рыжеватые плиты были покрыты бороздами и царапинами, а любой звук отдавался гулким эхом, так что всегда можно было узнать, есть ли рядом кто-то еще. Хорошее место, чтобы спрятаться. Я проводил там довольно много времени; до сих пор помню самые классные отделы, в которые почти никто не заглядывал.
Это был уголок со странными журналами из Нью-Йорка, посвященными искусству. Зернистые фото художников-акционистов, которые смотрелись бы еще эпатажнее, если бы снимки были без зерна, плохо отпечатанные стихи, завораживающие еще и тем, что местами их было совершенно невозможно прочесть. Нарочито-вопиющая примитивность публикаций по концептуальному искусству 1970-х годов была невероятно крутой. То, что в библиотеках Нью-Йорка или Сан-Франциско то же самое появлялось на полгода раньше, просто бесило.
Но в основном я восхищался. Ведь в библиотеке была обширная коллекция старинной музыки и десятки журналов о причудливой геометрии. У отделов естественно-научной и математической литературы был самый богатый фонд в библиотеке, и – о боже мой – это они виноваты, что я просто с ума сходил от Коксетера[12].
Некоторые из самых первых книг по программированию были разделены на две части. В одной говорилось о системном подходе к реальности и будущем человечества. Она была заумной. Во второй половине рассказывалось о личном опыте в программировании. Она была полной откровений и не такой сухой.
Например, в первой части книги «II Cybernetic Frontiers» Стюарта Бранда было интервью с Грегори Бейтсоном[13] о том, как кибернетика изменит общество и наше представление о мире. Вторая часть рассказывала о первой сетевой видеоигре Spacewar! и фанатиках, помешавшихся на ней.
Другая книга была просто вызовом печатному делу, резким и ироничным, как те самые нью-йоркские журналы о концептуальном искусстве. Я говорю о книге Теда Нельсона «Computer Lib / Dream Machines». Некоторые ее главы было невозможно прочесть из-за чудовищно мелкого шрифта, но она зачаровала меня, стала проблеском земли обетованной в густом тумане. Это была книга-перевертыш с двумя обложками. Под одной скрывалось повествование о том, как компьютеры приведут к появлению идеальной политики, особенности которой в книге были либо неотчетливо сформулированы, либо нечитаемы. Если книгу перевернуть, в ней можно было найти подборку историй и картинок о психоделическом цифровом будущем. Эффект, конечно, был потрясающим и приводил в замешательство[14]. Зачем продвигать идеи народной культурной революции в упаковке, которую нельзя развернуть?[15]
Эти книги отражали раскол, который произошел на заре программирования и до сих пор не сгладился: разделение на комплексный и личный подход.
Я предпочитаю личный. Это забавно. В комплексном подходе есть тенденция культивировать утопические фантазии, так что он опасен.
Копание в дальних углах библиотеки напомнило мне о полках с книгами и пластинками в начальной школе Хуареса. Я подумал, а не найдется ли и здесь что-нибудь новое, такое же невероятное, как «Сад земных наслаждений».
Премия
Это невероятное скрывалось в самом скучном академическом журнале, какой только можно вообразить. Я говорю о занятной работе Айвена Сазерленда.
В наши дни меня иногда называют отцом-основателем виртуальной реальности. Я обычно отшучиваюсь, что это зависит от того, кого считать ее матерью-основательницей. Начало виртуальной реальности положили множество ученых и предпринимателей.
Айвен основал целую область компьютерной графики – Sketchpad и защитил докторскую диссертацию в 1963 году.
Sketchpad не был похож на устройство, с которого вы, возможно, читаете эту книгу, в нем не было пикселей – их стали широко использовать гораздо позже.
Вместо пикселей применялся электронный луч, он перемещался в разные стороны и создавал ряды, из которых и состояло изображение на экране, как у старого телевизора с катодно-лучевой трубкой. Этим лучом можно было водить по экрану так же, как рука водит карандашом, вычерчивая линии, складывающиеся в схематичные фигурки и изображения контуров (как на моих экранах в доме с привидениями).
12
Гарольд Скотт Макдональд Коксетер был выдающимся геометром двадцатого века. Он исследовал симметричные формы, количество которых настолько огромно, что геодезические купола – лишь один из множества примеров. Помимо его выдающихся заслуг в математике, известно, что он был вдохновителем идей не только архитектора геодезических куполов Бакминстера Фуллера, но и художника М. К. Эшера. – Прим. авт.
13
Бейтсон был антропологом и одним из наиболее выдающихся философов кибернетики. Здесь невозможно рассказать о его работе даже в общих чертах, но скажу лишь, что он нашел выход из ужасающей ситуации, которую показал Норберт Винер. Бейтсон предложил изменить подход к технологии, чтобы люди воспринимали себя не как господствующих над природой существ, а как часть огромной системы. – Прим. авт.
14
Через несколько десятков лет Тед скажет, что больше всего в жизни жалеет о размере шрифта в этой книге. – Прим. авт.
15
Ну ладно, радуйся, дорогой читатель, я тебе признаюсь. Мне жалуются, что мои книги тяжело читать. Слишком уж много в них умных слов, хотя я вроде бы всегда выступал против элитарного снобизма в цифровой сфере. Мне нечем ответить на эту критику. Пишу, как умею. – Прим. авт.