Магия начинается здесь

Когда родилась Эйлин, род Принцев был представлен более чем пятидесятью членами и три пары состояли только из мужчин, имея здоровых отпрысков. Из них только я, ее мать и она сама представляли основную ветвь. Это не было критично, но уже тогда я занервничал. Кровная магия Эйлин почти не досталась, но зельеваром она была отменным. Я быстро подыскал для нее партию и договорился о свадьбе после совершеннолетия.

Однако в шестнадцать, когда до встречи с будущим супругом оставалось всего ничего, она сбежала из дома и от большой любви вышла замуж… за магла.

Чистокровное общество сквозь пальцы смотрит на временные развлечения мужчин с магловскими девушками и гр… маглорожденными, — исправился лорд, вовремя заметив тяжелый взгляд супруга внука. — Но единственная наследница, которая отдалась маглу… Вышла за него замуж…

Это был скандал. Позор, какой никогда не падал на наш род. Помолвку, разумеется, расторгли. Розье с тех пор предпочитали не замечать никого из нашей семьи, хотя в вопросах зельеварения мы чисто из вредности начали топить их в ответ.

Нас презирали, за нашими спинами весь свет обсуждал случившуюся мерзость. На Эйлин и ее мужа обрушился поток проклятий, для нее закрылись двери всех особняков и приличных заведений. Мне было особенно тяжело — моя супруга от горя слегла и умерла вскоре после ухода дочери из дома. Я остался один в пустом мэноре, получая письма от членов младших ветвей, что многие вслед за моей женой начинают угасать от непонятных болезней и просто погибают от несчастных случаев — после войны с Гриндевальдом многие родичи вернулись с неизвестными проклятьями, которые не удавалось разрушить.

Род Принц начал быстро и неуклонно умирать, и виноватой в этом я видел твою мать. Она отвергла дар Магии и предпочла уничтожить всех нас в угоду своему капризу, который быстро сделал несчастной и ее саму.

Новый виток слухов закрутился в обществе, когда спустя пару лет несчастливого брака с маглом Эйлин родила ему сына. Мальчика, который вместе с матерью-волшебницей в нищете жил в старом разваливающемся доме, отец которого все время пил и не гнушался поколачивать всю семью. Мальчика, в котором могла быть чистейшая кровь, который спас бы наш род и наши дары, если бы только Эйлин не погубила его и себя связью с тем ублюдком.

Когда тебе было три, она попыталась вернуться, но я видеть ее не мог и ворота мэнора остались закрыты для вас обоих. Когда в четыре у тебя случился выброс, она повторила попытку, однако теперь я ненавидел уже и ее, и тебя. Она стала позором для меня, как для отца, а ты стал позором для всего рода. Мне казалось, что все и каждый стремятся сказать мне «посмотри, как низко пали Принцы!» — и они были правы, хотя проблема была, очевидно, не в вас с Эйлин.

За то время, что я, запершись, пытался справиться с горем и гневом, остальные Принцы, младшие ветви, супруги членов рода и просто кровные родственники, умирали один за другим. Родовые проклятья, уносившие иногда одного-двух человек в поколение, теперь оказались практически на всех, и не успел я опомниться, как уже оказался последним чистокровным Принцем на всю Британию и Европу. Два-три человека, которые спаслись, перебравшись в Италию и Испанию, и, вступив в чужие рода, уже были не в счет — они стали жемчужинами семей Борджиа, Сфорца, Медичи.

Моя же чистокровная дочь, как и все остальные Принцы, была мертва. Ее позор — супруг-магл — был мертв уже несколько лет, и я отчасти жалел, что не был тем, кто помог ему отправиться на тот свет. И еще больше жалел, что не догадался убить его как можно раньше, чтобы смыть с нее этот позор.

Моему внуку-полукровке — тебе, Северус — уже было пятнадцать, почти шестнадцать.

Но я и тогда не смог и не пожелал забрать тебя, наблюдая издалека за твоими первыми успехами. Статьи в «Вестнике зельевара» и «Зельеварении сегодня», звание самого молодого Мастера Зельеделия за последние сто лет… Я словно лишился рук и разума — только последним я могу оправдать то, что я не схватил себя в охапку еще тогда и не ввел в род единственным наследником. Все твои успехи вызывали у меня злобу — как же, ублюдок рода, полу-Принц, блистает талантами — играючи обманывает Лорда Волдеморта, такого же ублюдка только от Мраксов, проводит темные кровные ритуалы и варит сложнейшие зелья на крови, хотя до тебя никто из мужчин рода не мог похвастаться такими способностями.

Ты казался мне проклятьем — в твоем сиянии я видел последний отблеск величия нашего рода, и гордыня играла во мне с такой силой, что я закрывал глаза перед сном и молил Магию о том, чтобы прожить достаточно и успеть увидеть, как тебя погубит твое упрямство и высокомерие.

Однако я забыл, что упрямство и высокомерие — это тоже черты нашего рода, а ты явно не планировал умирать и жил, как жил. Был пешкой Дамблдора, бегал, как собачонка, по рейдам, едва Волдеморт отдавал приказ. Без малого тридцать семь лет ты жил, не имея за душой ничего, кроме гордости и выдержки, известный зельевар, менталист от Великой, противный женоненавистник — хоть здесь, думал я, мои молитвы услышаны и от тебя не народится безродных щенков с магловской фамилией.

А потом Поттер, который обоих Лордов — и светлого, и темного — довел до могилы, чуть не уложил в нее и меня. Он имел наглость жениться на тебе, заявить о своих неописуемых чувствах прессе, мимоходом уведомил о принятии двух титулов и занимании мест в Палате Лордов, и фурор вся эта история произвела даже больший, чем в свое время история Эйлин.

Когда я впервые послал вам приглашения, я думал, что встречу расписанного газетчицей Скитер отчаянного гриффиндорца, Победителя, Избранного, Юношу-Который-Выжил. Куда меньше меня заботило появление его супруга, злобной слизеринской змеюки, по какому-то недоразумению являющегося моим внуком.

Однако на прием явился, ни много, ни мало, а настоящий лорд Блэк и куда меньше лорд Поттер. Могу хоть сейчас своей магией поклясться — в первый момент мне показалось, что Альфард Блэк встал из могилы и явился выбивать из меня карточный долг, вот только острозубая, блэковская улыбка очень часто сменялась безмятежным выражением лица покойного Карлуса Поттера.

А рядом с ним, с тем незнакомцем, которого так хорошо в лицо знала вся Англия, ведя его под руку, была… копия. Почти абсолютная, точная до самых мелких деталей, копия меня самого. Ты был такой же язвительный с надоедливыми гостями, но стоя рядом с разговаривавшими — внимательный и молчаливый.

Я вдруг понял, что никогда даже не заговаривал с тобой, Северус. Что я ничего не знаю кроме того, что может даже не оказаться правдой.

Во мне проснулось желание испытать тебя.

Что ж, первая же пикировка дала мне понять, что в тебе от Принцев даже больше, чем когда-либо было в твоей матери. Ты рос, как придорожная трава, сорняк среди остальных чистокровных детишек, но в итоге многие из тех самых детишек кормят собой могильных червей, а ты, как и положено Принцу, нашел себе самое удобное место среди всех возможных и теперь наслаждаешься жизнью.

Не знаю, почему продолжил приглашать вас. Не помню даже, откуда достал все те деньги на приемы, чтобы увидеть вас у себя, но с тех пор наблюдал, оценивал и жил от встречи к встрече. Это вы заставили меня вернуться в Палату, это из-за вас я серьезно взялся за дела рода.

Однако из года в год, мне все время не хватало чего-то. Я никак не мог успокоиться и задуматься о том, что в девяносто лет пора думать о покое и потренироваться правильно складывать на груди руки. Я метался и все время порывался передать кому-то свои дела, а потом вспоминал, что передавать их некому. Мысли водили хороводы, я крутился, как белка в колесе, проверял бумаги, сейфы, консультировался с гоблинами, пять раз переиначивал завещание.

А потом пришло твое письмо, и я почему-то знал, каких усилий тебе стоило перешагнуть через себя и написать мне. И догадался почти сразу, кому стоит сказать спасибо.

Теперь я здесь, передо мной — доступное, как я думал, только чистокровным Принцам чудо. Тебе снова… Сколько, кстати, убыло? Обычно теряется около тридцати лет жизни, но разница может быть и другой. Меньше пятнадцати лет обычно не уходит, но и больше сорока еще ни у кого не пропадало, — Августус встрепенулся, как птица, вытрясающая из перьев пыль, и бросил взгляд на сидящего с закрытыми глазами внука.