Сын двух отцов. Падение

– Мой крест, – повторил Болеслав, уцепившись за слова епископа, – ты умный человек, Ламберт, и я вижу, что ты понимаешь меня. Действительно, это мой крест. Я должен есть. С этим ничего не поделаешь. Каждому свой крест. Я в силах бороться с десятью врагами, но не могу одолеть своё брюхо. Таков мой крест. По правде, мне не позавидуешь.

Ламберт стоял, переминаясь с ноги на ногу, так как Болеслав не пригласил его присесть. Болеслав, заметив это, улыбнулся, но предлагать своему брату место рядом с собой не стал.

– Епископ! Верно, сама судьба привела тебя ко мне. Мой сын Безприм проводит время пьянствуя. Я думаю, что ты сможешь унять его нрав. Я давно хотел, чтобы он посвятил свою жизнь Господу, так как из него получится плохой правитель. Пусть он живёт с тобой и примет подстриг, а после займёт твоё место, если не помрёт от пьянства раньше.

Безприм был самым старшим из детей Болеслава и самым нелюбимым. Слишком быстро он попал в пагубную зависимость от вина и хмельного мёда. Болеслав мог простить обжорство, но не пьянство. В своей жизни этот грех он простил лишь одному человеку – единокровному и единоутробному брату Владивою. Болеслав обличал брата, даже бил. После смерти Владивоя князь тех, кто имел столь пагубное пристрастие, даже за людей не считал.

– Князь, – неспешно проговорил Ламберт, – я никогда не давал тебе советов, так как не разумею в делах государственных, но сейчас я пришёл к тебе, чтобы отговорить тебя от войны с Русью.

– Отчего это? – недоверчиво спросил епископа Болеслав. – Какое дело епископу Краковскому до дел мирских?

– Эта война погубит нашу страну. Мы не сможем рататься и с римским кайзером, и с Русью.

– Сам знаю, – сказал Болеслав и хлопнул себя по животу, – думаешь, я ничего не смыслю? Вот как-то раз я осаждал одну крепость. Рядом со мной стояли Чтибор, Царствие ему Небесное, и пан Хостишко. Мы думали, как вскарабкаться на каменную стену. У нас было меньше людей, не было припасов, и мы никогда раньше не брали штурмом такие крепости. Чтибор сказал, что надо отступать, а я прямо в тот же миг спрыгнул с коня и решил вскарабкаться наверх. Увидев, что я лезу по отвесной стене, цепляясь за камни, мои люди схватили несколько лестниц и последовали за мной. На стенах, едва услышали крик «Болеслав!», побросали оружие и сдались.

– Быть может, сейчас одного твоего имени вновь хватит?

Болеслав задумался. Конечно, он за трапезой уже похвалялся, что возьмёт Киев, а Ярослава привезёт в цепях в Гнёзно, но умом он понимал, что Русь – могучее государство, овладеть которым будет нелегко.

– Что ты предлагаешь?

– Переговоры. Пусть Ярослав отдаст твою дочь и мою племянницу. Пусть она вернётся, и этого будет достаточно, чтобы тебе не уронить себя. Если ты поручаешь мне опеку над своим старшим сыном, которому почти тридцать лет, и просишь меня подготовить его к епископскому служению, то позволь ему вести эти переговоры. Пусть он едет просить Ярослава вернуть сестру. Дай ему возможность показать себя! Он не воин, но если он сможет вернуть сестру, то воспрянет духом.

– Ладно, епископ, – проворчал Болеслав, – давай сначала попробуем договориться. Но так и знай – коли ничего не получится, то я пожалую на Русь со всеми своими ратниками. Надо мной смеяться никто не станет.

Ламберт поклонился брату и направился к выходу.

– Послушай, братец, – крикнул ему вслед Болеслав, – раздели со мной вечернюю трапезу! Будет зажарен кабан, которого подбили сегодня утром.

– Прости меня, князь, но обеты запрещают мне есть мясо.

Глава 2

Зимнее солнышко совсем не грело и не радовало вечно унылого пана Бржетислава, который находился рядом с княжичем Безпримом. Они вместе сидели у очага и похлёбывали хмельной мёд. Безприм при этом был уже в состоянии, довольно-таки близком к беспамятству.

– Княжич, – писклявым и недовольным голосом обратился к сыну Болеслава пан Бржетислав, – мир создан несправедливым и ты рад этому. Вот ты в моём доме сидишь и пьёшь мёд, а думал ли ты, как сильно болит моя душа от несправедливости? Думаю, мне стоит прекратить нашу с тобой дружбу, так как она построена на неправде.

Бржетислав некоторое время помолчал, давая собеседнику понять его мысль. Княжич Безприм смотрел на друга затуманенным хмелем взглядом, пытаясь понять, что ему надо.

– Выпьем, княжич, за несправедливость, окружающую нас, и за тебя. Мне никогда ничего от тебя не было нужно. Не просил я от тебя ни серебра, ни земель. Не хочу. Знаешь, что для меня честь дороже всего на свете, и поэтому сам не одариваешь. Словно не друг я тебе ближний. За это пью чару.

Пан Бржетислав стал медленно пить из своего кубка, поглядывая на Безприма.

На самом деле всем, что у него было, Бржетислав был обязан княжичу. Тот сделал ему немало подарков. Подарил Безприм своему другу и земли, чем в своё время вызвал гнев у родителя, но Бржетиславу хотелось больше и больше.

– Мой друг, – произнёс Безприм, – на моем пальце сияет вот это кольцо. Знаешь, когда-то его носил мой прадед князь Земомысл. Теперь носи его ты и знай, что для меня твоя дружба не пустой звук. Ты один остался со мной в дни, когда все отвернулись от меня.

Бржетислав взял из рук княжича перстень и придирчиво осмотрел его, а после вернул назад.

– К чему мне он? Он сделан из серебра, а не из золота. За такой много на торгу не дадут. Я – человек, как ты знаешь, обиженный судьбой. Мне нужно чем-то обеспечить себе крышу над головой в дни, когда я состарюсь. Возьми обратно своё колечко. Какая разница, кто его носил до тебя.

– Нет, мой друг, коли я подарил, то носи теперь его ты или продай его на торгу – воля твоя.

– Ладно, – с тяжёлым вздохом сказал пан Бржетислав, убирая колечко за пазуху, – но разве это достойная плата за те обиды, которые мне нанесены? Нет. Давай выпьем, княжич, за те невзгоды, что обрушились на мою судьбу. За те страдания, которые приносит мне каждый день. Кто я? Обо мне не споют в песнях, и монахи не напишут обо мне в своих книгах. Я – пустое, и ничего не залечит мою душу.

При этих словах на лице Бржетислава появилась скупая слеза, которую он небрежно смахнул с лица рукавом, едва поставил пустой кубок.

– Друг, я изменю судьбу, – сказал княжич Безприм, – наши имена впишут в историю, о нас сложат песни. Пью за нашу дружбу.

Безприм опустошил свой кубок. Голова у него закружилась, и он повалился на пол. Бржетислав тут же подбежал к нему и помог растянуться, а затем посмотрел на своего дружка с нескрываемым презрением. Пан тяжело вздохнул и снял с пояса княжича Безприма мешочек с серебром.

Бржетислав поступал так всегда. Дожидался, пока княжич упьётся до беспамятства, и обворовывал его. Несколько раз Бржетислав попадался на этом, но находчиво отвечал, что взял серебро княжича, чтобы тот, будучи в беспамятстве, не растерял его.

Велико было удивление Бржетислава, когда в комнату, где на полу валялся пьяный княжич, вбежал челядин.

– Пан Бржетислав, – поклонившись, проговорил челядин, – там у ворот двора стоят четверо всадников. Их прислал князь Болеслав. Говорят, что ежели я им не отопру, то они сломают ворота.

– И ты отпер?

– Нет.

– Глупый сын бродячей собаки и общипанного гуся! Беги и отпирай ворота! И не забудь пониже наклонить свою пустую голову! Ежели это люди князя, то они и впрямь сломают ворота. Беги!

Через некоторое время в комнату вошли несколько мечников вместе с паном Хостишко. Едва дверь в комнату открылась, пан Бржетислав стал делать тщетные попытки поднять княжича Безприма.

– О славные воины, – срываясь на плач, произнёс Бржетислав, – помогите мне поднять ясна сокола нашего княжича Безприма! Неумерен он в вине – вот и упал на землю, упившись вусмерть. Я пытаюсь дотащить его до постели, чтобы люди не видели этого стыда.

Пан Хостишко посмотрел на Бржетислава с ненавистью. Старый пан понимал, что эта пиявка, пан Бржетислав, больше других губит княжича Безприма.