Первое лицо

Из-под моих ногтей на клавиатуру упали крупинки цементной пыли. Я постучал по днищу, перевернув клавиатуру, и вернул ее в прежнее положение. Попытался опять войти в мечту, в поток, где за считаные минуты до этого видел Бо и Сьюзи. Но все исчезло. Я смахнул со стола цементную пыль в упаковку из-под пивных банок, служившую мне корзиной для бумаг. Экран снова погас. Перед очередной перезагрузкой я принялся вытаскивать дискету, но скрепка переломилась от усталости металла. За стеной разбилась бутылка, зарыдала Мередит, а потом все стихло. Я откопал какой-то блокнот и принялся писать от руки, но как только стержень прикасался к бумаге, слова уходили. А ведь был момент, но этот момент растворился.

Я так и глазел на издевательский курсор и пустой экран, когда внизу послышался голос Сьюзи – она звала меня к телефону. Я спустился в гостиную, где лениво теплился камин, и взял трубку. Звонивший не назвался, но спросил, не я ли буду Киф Кельманн. У него был образцовый, надменный выговор, какой прививают в дорогих англо-австралийских частных школах. Услышав мой утвердительный ответ, он представился как Джин Пейли, глава издательства «Шлегель-Транспасифик», где собирался публиковаться Зигфрид Хайдль. Я потерял дар речи.

Он поинтересовался моим творчеством. Я рассказал о своей «Истории тасманского модернизма» и о премии муниципалитета Уонгаратты за лучший рассказ. На некоторое время он умолк, и это молчание высветило полную ничтожность моей биографии.

И больше ничего? – в конце концов спросил он.

Еще у меня есть роман, сказал я. Почти законченный. Осталось только устранить некоторые шероховатости.

Я пролистал «Мертвые приливы». Удачное заглавие.

«Тихие течения», поправил я. «История тас…»

М-м-м, не дал мне договорить Джин Пейли. Неплохо. Заглавие – очень важный элемент. А мемуары по заказу написать сумеете?

Установилось молчание, которое все длилось и длилось.

Как по-вашему? – спросил через некоторое время Джин Пейли; тут Сьюзи вопросительно указала на телефон, а я, раскрыв рот, сделал изумленное лицо и жестом изобразил скоропись. Чтобы вы понимали: при условии найма ко мне на работу вам придется следовать нашим указаниям. Моим. Редакторским. И так далее. Если мы скажем здесь вычеркнуть, а там подправить, то будьте любезны соответствовать.

О редактуре я не имел ни малейшего представления. В «Хоппи-хед пресс» работали добросовестные, если не сказать педантичные корректоры. Дальше этого дело не шло. Помимо всего прочего, мне стало не по себе: я же пока не дал согласия и как раз собирался с духом, чтобы по мере возможности дать отпор Джину Пейли, то есть с легкой небрежностью маститого писателя сообщить о своей немалой востребованности. С отказом тянуть не стоило, поскольку Джин Пейли уже разглагольствовал о том, что моя работа в тесном контакте с Хайдлем потребует переезда в Мельбурн, а кроме того…

Я пока не сказал «да», вырвалось у меня.

А разве вы сказали «нет»? – уточнил Джин Пейли.

Нет.

Вот и славно, заявил Джин Пейли. После представления отредактированной рукописи вы получите десять тысяч долларов. Без отчислений с тиража. Без авторских прав. Десять тысяч баксов чистыми. Не скрою, придется попотеть. Но деньги хорошие.

Десять? – Я изумился, поскольку в свое время не очень-то поверил Хайдлю, но, как ни странно, своим тоном выразил не то уступку, не то согласие.

Именно так.

Накладные расходы, выговорил я, слабо представляя, с какой целью. У меня не было опыта переговоров, но интуиция подсказывала, что сейчас надо бы нажать. Пребывание в Мельбурне, жилье, транспорт, обеды и…

Сумма?

Простите?

Какая сумма вас устроит?

Этот вопрос застал меня врасплох. Ездить по городу я собирался исключительно на трамвае, покупать на обед кусок пирога или, к примеру, ролл с овощами и пару чашек кофе, а то и одну. Ночевать готовился у Салли, старинного друга нашей семьи, который в дни моих приездов на материк всегда проявлял радушие, – вот, пожалуй, и все. Я быстро прикинул в уме, что проживу долларов на девять в сутки.

Одиннадцать пятьдесят, заявил я вслух. Но…

Фраза повисла в воздухе. Даже в 1992 году одиннадцать с половиной долларов составляли пустяковую сумму. Сейчас, похоже, был не самый подходящий момент для отказа. Но я, оборвав себя на полуслове, почувствовал кое-что непредвиденное, некое нарушение скрытого равновесия сил, и утратил ведущие позиции в обсуждении.

Одиннадцать долларов пятьдесят центов? – донесся до меня голос Джина Пейли..

Да. Я стушевался.

М-м-м, протянул Джин Пейли.

До меня дошло, что предметом торга стало не денежное содержание, а нечто основополагающее: мое писательское достоинство. Но в подтверждение факта (вероятно, сомнительного) своей принадлежности к литературному цеху я выдвинул смехотворное требование компенсации расходов на пироги. Моя дилемма усугублялась тем, что Джин Пейли, кажется, все же склонялся к признанию меня писателем.

И мне в этот знаменательный миг не оставалось ничего другого, кроме как ответить согласием…

Да, сказал я. Именно так.

И тут же раскаялся, что дал слабину и не дожал хотя бы баксов до пятнадцати, нутром понимая, что это было бы такой же глупостью, поскольку я и без того слишком много на себя беру.

Что в итоге? – спросил Джин Пейли с легким недоверием в голосе, избавляя меня от болезненной необходимости притворяться, будто я стою перед трудным выбором. Мои нужды он (и, как я вскоре убедился, не он один) осознавал куда лучше, чем я сам.

Надо подумать, ответил я.

М-м-м, протянул Джин Пейли.

У меня сложилось ошибочное мнение, будто этот благовоспитанный издатель, прикинув, что овощной ролл, чашка кофе и трамвайный билет с лихвой уложатся в девять долларов, заподозрил меня в бессовестном рвачестве. Я содрогнулся, услышав сдавленный, как мне показалось, смешок.

Могу приносить с собой чайные пакетики, вызвался я. Или же…

Киф… давай без церемоний? Забудем о накладных расходах, Киф. На весь срок пребывания в Мельбурне я предоставлю тебе служебный автомобиль. Идет?

Вот здорово, выпалил я и тут же пожалел о собственной наивности. Я попался на крючок, но что еще хуже – это не укрылось от Джина Пейли.

А питаться будешь в нашей столовой, бесплатно.

Надо подумать, повторил я, пытаясь успокоиться и подготовить собеседника к своему отказу, но так и не нашел верного тона.

Добавлю к этому служебную топливную карту, продолжил Джин Пейли. Чтобы тебе не тратиться на бензин.

Я еще не сказал… – начал я и опять не смог придумать, как бы получше закончить. Слова просто ускользали. Я еще не сказал… что? Нет? Да? Что хочу больше денег? В телефонной трубке отдавалось мое собственное дыхание.

Киф, можно начистоту? Зигфрид сориентировал тебя насчет графика работы?

Он упомянул, что тянуть не надо.

Как я уже говорил, через полтора месяца Зигфрид Хайдль предстанет перед судом. Ему светит очень и очень большой срок. Книга должна быть закончена до начала судебных слушаний.

То есть через полтора месяца необходимо уже представить первоначальный вариант?

Окончательный вариант.

Мистер Пейли…

Сделай одолжение: просто Джин.

Джин. Вряд ли в такие сроки…

Ты сейчас не думай о сроках, Киф. У тебя есть сутки на размышление: дашь мне ответ завтра вечером.

На это я согласился – ответить согласием всегда легче, нежели отказать. А кроме всего прочего, моему самолюбию льстило, что мне предстоит принять столь важное решение, хотя в глубине души это решение было принято с самого начала: ни в коем случае не становиться на путь литературного негра. Книга, вышедшая из-под моего пера, должна быть моей и только моей. Мир начался со слова «да». И ад – тоже.

Глава 5

Мистер Пейли?

Я тебя умоляю: просто Джин.

Повисла пауза. Прошли сутки, мое решение не продаваться только укрепилось, и Сьюзи, хоть и слегка расстроенная нашими упущенными доходами, поддержала мою жесткую позицию. И все же второй разговор с издателем я начал неудачно.