Зона Правды

– Вы вовремя, – шёпотом сказали ему, – сейчас Семён Абрамович будет петь! А что это сок у вас? Может, водки?

– Нет, спасибо, – ответил Дима, – я просто куплеты Абрама Семёновича послушаю.

– Семена Абрамовича!

– Ах, да. Извините.

Семён Абрамович подмигнул собравшимся и запел тихим высоким голосом:

Как-то я бывал в походе

Без палатки я ходил,

Две недели на природе

Спальник с девками делил!

Грянул взрыв хохота. Коллеги держались за животы и рыдали, девушка справа упала от смеха на плечо Диме. Он тоже усмехнулся, но вышло криво и неправдоподобно.

А однажды на рыбалке

Накопал ведро червей

До чего же они сладки

Не едал ничё вкусней!

Дима не помнил ни одного корпоратива на работе, где не солировал бы Семён Абрамович. Кстати, сочинял куплеты он сам и здорово гордился этим. Пока он пел, Дима воспользовался случаем перекинуться парой слов с Аней. Они уже год работали вместе, но всё их общение сводилось к «привет-пока», хотя иной раз им и удавалось выпить кофе вдвоём и поболтать наедине. Она казалась ему привлекательной и неглупой, и главное – с мягким характером, а это значило, что ему не придётся долго завоёвывать её сердце. К тому же, он ей нравился, она открыто показывала свою симпатию, радуясь как ребёнок, всегда, когда он приходил на работу.

– Пойдём вечером в кино, – шёпотом сказал он ей.

– Давай, – она счастливо улыбнулась. – С удовольствием.

– Дмитрий! – их прервал Семён Абрамович. – Я вижу, вы совсем не хотите слушать мои куплеты.

– Ну что вы, Абрам Семёнович, очень хочу.

– Ай, Дима, и не надо так натянуто улыбаться, – вмешалась женщина, которая призывала до этого всех к тишине. Она была уже слегка пьяной. – Какой вы всё-таки неискренний человек… Злой. Не хватает вам открытости и естественности. Так вы недалеко пойдёте!

– Будем вам, Марья Сергеевна, – ласково сказал Семён Абрамович. – Вы слишком суровы к Дмитрию. Он молодой, умный и многого достигнет. Если, конечно, ему повезёт побывать там, где побывали мы. Да, Дмитрий?

– Конечно, Абрам Семёнович… – Дима не решился спрашивать, где они побывали, и кто эти «мы», но смутно догадывался.

– Зона Правды, – горячо шепнула ему в ухо девушка справа, и осталась на его плече. – Дима, а можно вас пригласить сегодня вечером в бар? – она кокетливо улыбнулась и немножко раскраснелась, то ли от вина, то ли от смущения, но и то и другое ей было к лицу.

– С удовольствием… Но, к сожалению, вечером у меня работа. Допоздна. Давайте завтра?

– Дмитрий, – опять вмешался Семён Абрамович. – Я вижу, вы всё-таки не хотите слушать мои куплеты.

– Что вы, что вы, Абрам Семёнович, хочу. Очень.

Марья Сергеевна покачала головой, в пьяных глазах читалась горечь:

– Эх, Дима, Дима, Се-мен Абрамович!

Девушка вложила в его руку бумажку с телефонным номером и громче, чем хотела, прошептала: «Жду!»

По дороге в банк Дима размышлял о куплетах Семена Абрамовича. Известно, – думал он, – что всякий, кто побывал в Зоне Правды, всегда говорит только правду. Значит ли это, что дурацкие песни Семена Абрамовича про спальник и червей – правда? Неужели он, в самом деле, съел ведро червей? Дима в детстве часто бывал на рыбалке, ловил плотву и окуней в холодном чёрном озере, спрятанном среди дремучих диких лесов, где не ступала нога человека, ни правдивого, ни лжеца, и выкопал много червей из-под завалявшихся брёвен. Он жил там у озера с братом и дядей в старом домике с мансардой, а их окружали причудливые кривые сосны, белый мох по колено, километры горелого бора, древние скалы, сточенные водой, и вечный тихий дождь. Под его стук по крыше они с братом засыпали в мансарде, пока дядя чистил пойманную рыбу и матерился, потому что его ели комары, а почесаться он не мог – руки были в рыбьем жире. Чайки вперемежку с комарами кружили над деревянной лодкой на берегу и кричали «Дай! Дай! Дай!», и ловили на лету брошенные им рыбьи кишки. Так вот Дима хорошо помнил этих червей, жирных, с белыми толстыми прокладками, скользкими и выделяющими какую-то гадость. Если такого положить в рот, то стошнит наверно немедленно, если ты конечно не слишком голоден.

Женщина напротив с удивлением взглянула на него – видимо, шум поезда не заглушал его голос. Слишком уж часто он разговаривал сам с собой вслух. Бывало так, что на улице, в метро или на работе он, задумавшись, вдруг начинал говорить о каких-то мучавших его проблемах, и нередко при этом размахивать руками, чтобы придать словам больше убедительности. Однажды он вот так брёл по пустынному переулку, смеркалось и все люди сидели уже по домам, а ему не давали покоя беспокойные мысли, и он спорил сам с собой и закатывал глаза, жестикулировал, кривил губы и, усмехаясь, грозил воображаемому оппоненту. Повернув за угол, он наткнулся на машину, в которой на передних сидениях замерли двое испуганных людей. Они смотрели на него во все глаза и ждали, что теперь он сделает, мимо пройдёт или нападёт на них. Дима сразу прекратил разговор и убрал руки в карманы, и быстрым шагом удалился, а люди молча провожали его удивлёнными взглядами.

Когда Дима рассказал эту историю Василию, брат захохотал и назвал его дураком.

– Ты ничего не понял, – сказал он. – Они скорее всего занимались любовью в машине, и подумали, что ты их видел за этим делом. Или торговали наркотиками. А твои странности они даже не заметили.

Возможно, он был прав. Дима часто ловил себя на чрезмерной мнительности, когда ему казалось, что все сосредоточены на нем и обсуждают его поведение или придают большое значение каким-то его поступкам. А в действительности оказывалось так, что никому не было до него дела.

У входа в банк он налетел на какого-то человека. Дима как раз думал о чём-то тревожном, размахивал руками и громко спрашивал непонятливого оппонента внутри себя:

– Ну и что ты теперь скажешь, а?

– Вот эта да! – это был Ярополк. – Ты? Какими судьбами в банк?

Дима не видел его несколько лет и тоже растерялся от внезапной встречи.

– Привет… Я так, к одному знакомому решил заехать, – он не хотел посвящать его в подробности истории с букетом.

– А, ну-ну, – Ярополк неприятно улыбнулся.

Он сильно изменился за годы, что они не виделись. Он и раньше был не слишком красив, а теперь вообще стал страшен как смерть. Лицо посинело и осунулось, кривой гигантский нос заострился и ещё сильнее вытянулся, красные глаза глубоко запали. Казалось, он подрос, хотя и прежде насчитывал два с лишним метра.

– А это моя жена Катья, – он обнял девушку, вышедшую следом за ним из дверей, и удивительно похожую на него.

– Привет, Катя.

– Катья, – поправила она.

Они сели в машину. Вставив ключ, Ярополк спросил:

– Может, посидим где-нибудь вечером? Давно не виделись.

– Ну, давай… – растеряно ответил Дима. – Я как раз с Василием в пять встречаюсь в «Меланхтоне».

– Ок, буду. До встречи.

В банке, как и в прошлый раз, был полумрак, нагнетаемый тусклыми жёлтыми светильниками, свисающими со стен. Наверно здесь всегда так, – подумал Дима, – подходящая атмосфера для общения с покойниками. В зале опять пусто, засыпающий охранник на стуле и одинокая девушка с газетой на протёртой лакированной скамейке. Он узнал её, это была та же самая девушка – она сидела на том же месте и в первое его посещение банка, и точно так же читала газету.

Он подошёл к стойке, за которой томился бледный молодой человек и сказал:

– Я недавно получил у вас послание от неизвестного, который умер много лет назад. Хотелось бы выяснить подробнее, кто он.

Молодой человек достал бланк и взял ручку.

– Ваше имя?

– Дмитрий.

– Фамилия?

– Дождь.

Юноша с сомнением посмотрел на него, потом наклонился за стойку и глянул на окно. Было пасмурно, собирались тучи и порывы ветра взметали с дороги мусор.