В объятьях сна

– Нет.

– И мне нет. Ну, то есть говорили, но вон где она теперь… Не в моих глазах… А если бы парень сказал? Да он бы от всей души бы! Он не ляпнул бы просто так.

– А тут змеи не расползлись, не в курсе?

– Да тут сплошные змеюки подколодные!

– Не-не… Я о змеях того вот вон человека. – показывает пальцем на Форда.

– Да с ним его змеюка! А что у него их несколько.

– Недавно было три.

– Ловелас чёртов! Тьфу!

Незнакомец ушёл, оставив Леона одного клевать носом в двадцать опустошенных рюмок.

В это время Глэд наконец заметила, что на Форде больше нет змей, чего сильно испугалась и вывезла его на улицу, чтобы осмотреть его на наличие змей в штанах.

В линзах солнечных очков отражалось наслаждение. Форд будто улыбался. Он – один из немногих, кто был полностью уверен в том, что мёртв. Да, как ни странно, уверенность не смыть остановкой сердца или чем-то подобным, а обратно тому можно лишь подчеркнуть и увеличить на пару кеглей. Любой человек в здравом рассудке и вовсе без рассудка может понять, что тело, делающее всё якобы по своей воле, может быть заложником совершенно любых обстоятельств.

Форд провёл этот день примерно так… Сначала его привели к бывшей хозяйке зоопарка, с которой он был в тёплых отношениях до того, как у неё состоялся роман с герпетологом. Далее вынудили отдать ей деньги на развитие её безумия и приобрести у чокнутой трёх змей. Потом его родственники долго думали, где оставить змей, катаясь на виду у всех, после чего завели в тот же паб, что и первый раз ничем шибко не отличился. К большой неожиданности в пабе молодая родная кровинушка стала подкатывать в то время, как одна из трёх змей выпустила свой яд ему в бедро и траванулась в последствии грязной, как гнойная язва кровью. Остальные змеи почувствовали вкус свободы и просто расползлись. Перемещение в угол бара, а потом на улицу. И… О Боги, что ты творишь, женщина?!

А Глэд тем временем творила следующее. Она осматривала в подворотне тело. Ощупывала его от и до через снятую с тела куртку. От нервов она тут же взмокла. Как только она нашла мёртвую змею, то на треть успокоилась. Далее она услышала крики в баре и рванула к дому, позабыв про брата и Гардена.

Леон уже спал, окруженный нимбом из пустых стопок на барной стойке. Н же ушёл ещё пол часа назад, как увидел в незнакомце помощника и дал ему знак, чтоб проследил за Леоном. Сам незнакомец же и оказался тем, кто обнаружил уползшую змею. В этот же момент весь алкоголь выветрился из его идеальной головы, а он вспомнил, что это очень опасный вид змеи, чей яд парализует всю нервную систему. Он сиганул прям в окно, прокляв этот паб и этот день.

Опустел почти весь паб, после чего стало очень тихо. Змеи же просто уползли в сторону леса. А в пабе остался только бесстрашный люд, который не разбудил бы и взрыв за стеной… Среди таких как раз и оказался Леон. И ему снился сон…

Одним жарким летом с десяток лет тому назад в лагере «Утренний просвет» открылся новый сезон. Леон Эванс был среди десятков детей из других городов, а его сестрёнка Глэдис тем летом сильно приболела свинкой, которой переболели все её одноклассники, из-за чего осталось дома с родителями, которые были крайне строги к ним обоим. Так строги, что оба они переписывались только с 16:00 до 18:00, а после у Глэдис отбирали телефон, заставляя делать уроки, которые, по факту, никогда им не задавались. Однако, если все уроки будут сделаны, то не избежать работы на улице и похода в воскресную церковь.

Так что брату этим летом повезло куда больше! Даже не смотря на то, что это был особый, приходской лагерь, всё равно тут не было стольких правил, сколько было дома. И даже больше того, там была его одноклассница Пегги Лой, в которую он был страстно влюблён. Он был единственным её знакомым в лагере, чему она была безумно рада. Они тут же сблизились и стали куда больше общаться, узнавать друг друга…

После этого лета они стали парой в своей школе и долго встречались до тех пор, пока она не появилась на выпускном с католиком по имени Джек. Все были в курсе, что Леон и Глэдис год как не вместе. Все, кроме Леона. Он и в этот раз не поверил произошедшему и пошёл гулять по улице, пытаясь забыть о случившемся. У него не вышло, и он решил напиться. Он пил первый раз в жизни и не знал меру, отчего произошедшее реально стёрлось из памяти. Вместо этого он вспоминал давно забытые сцены из прошлого, где отец бил их мать, показывая, кто главный, унижает его перед сестрой, и наказывает его за то, что тот подсматривал, хотя это и не так.

Это всё снилось ему. Слова незнакомца тронули его, хоть он и не хотел это признавать на уровне сознания, когда подсознание уже взвыло от боли. Да и давно он не напивался так же, как в ту ночь…

Проснулся Леон от того, что его трясла Глэдис, спрашивая «всё в порядке?», «ты меня слышишь?». Последовала пара ударов по лицу.

– Нет, пап не бей, перестань…

– Сука, сколько же ты выжрал, негодяй? Меня с отцом путаешь. Это явно что-то новое. Ну, хоть в себя пришёл… – она встала и пошла советоваться с местным врачом, который согласен проводить отрезвительные операции только в присутствии Форда, поскольку своих денег у них уже практически нет, а страховка Леона истекла.

– Где? Где Глэдис? Скажи, где она.

– Плохо дело… – Глэд отняла телефон у Леона, отдав врачу, о чём-то договорилась с ним и снова вернулась к братцу.

– Ты лежи тут. Я сейчас привезу Форда, и мы всё уладим. Хорошо? – Глэд было жалко братца, так как его детство было не лучшим по меркам подростка. Все нападки их отца доставались ему, из-за чего она чувствовала свою причастность к его состоянию сейчас.

– Где мы?

– Мы почти что дома…

Первые сутки в больнице дались тяжело. Да и соседом был только Форд. Леон же снова забыл большую часть произошедшего. Не помнил, как попал сюда, но наконец-то был спокоен. Подавленность тихо прошла, да и Глэдис с Гленном стали навещать его. Было интересно смотреть местные передачи. Вообще удивительно, что здесь есть журналисты, но они ни разу не встречались с ними. Это явно было специально. Зато Леон не слышал чего-то и без того ему известное. Хотя, передачу про буйство в местном пабе, куда забрела змея он посчитал знакомой.

Лежать под капельницей вообще достаточно скучно. Не знаешь, как там на улице, а если и знаешь, то проверить в любом случае не сможешь… А ещё телефон ему так и не вернули. От скуки он начал играть в словесные игры с Фордом, делиться историями с ним и представлять, что мистер Ганн ему отвечает. Персонал почти не заходил к ним за чем-либо, кроме как за уходом за пациентами.

Однако Глэд и Гленну было куда скучнее… Без Форда их смысл несколько утерялся, и они тупо разбирали чердак первую половину дня, а вторую половину Гленн учил Глед кататься верхом, параллельно наблюдая за успехами дочки и некогда сбежавшего мальца. Хуже всего получалось у Глэд, хоть та и уверяла, что уже каталась на лошадях в детстве.

– Возможно ты отчасти опустошен, но я чувствую нашу близость. Да, я не помню целый день, но день с тобой в лесу я не забыл. Он засел в моей памяти крепко. – Леон смотрел на люминесцентную лампу так, словно обращался к ней, пока она подмигивала в такт шуму телевизора. – Для меня ты нечто большее чем родственник. Ты дал мне свободу выбора. Показал мне жизнь! Без тебя я был бы тем, кем быть непростительно. Человеком, пытающимся жить так, как одобрил бы грёбанный отец!.. Эх… Я устал, и ты это понимаешь… Не зря мы вдвоём оказались здесь. Кто знает, к чему это приведёт?!

За шторой, где лежал Форд послышались движения. По тени было видно, что он сел и положил руки себе на колени. Леон посмотрел на него, дожидаясь ответа. Посмотрел глазами, полными надеждами на силуэт за ширмой.

– Да… Да, так оно и есть, что всё взаимосвязано. Помню как-то давно меня укусила змея в бедро, после чего меня привезли в больницу, где мне довелось поговорить с тем, кто видел во мне отца. Он думал, что я лучше, так как могу защитить, не лишая свободы выбора. Мы с ним вместе вышли из больницы и долго были вместе. Он дал мне жизнь, а я стал ему, как отец…