Демон

С каждым месяцем мне становится легче дышать, ведь дышать мне помогает Саша, мы стали встречаться всё чаще, правда, всегда в компании, но и от этих моментов приятное тепло всегда тягуче расползается по телу. Как ни странно, Виктор с лёгкостью отпускает меня на все репетиции группы моего брата и записи их альбомов. Он очень сильно изменился со дня Таниной смерти, я знаю, он винит себя во всём произошедшем… не без оснований. Я бы могла поддержать его и попытаться снять бремя, но не хочу. Он растворился в нашем ребёнке и стал частью его жизни, что одновременно и радует меня, и пугает. Но сегодня я спешу в «мастерскую» своего гения, оставив позади и тяжёлое совещание с заказчиком, и не менее тяжёлые мысли о происходящем. Яркая стрелка навигатора извещает меня о том, что путь мой пройден, и вызывает в руках волнительную дрожь. Каблуки моих туфель отсчитывают шаги до трепетного момента, а разум решительно настаивает сесть в машину, рвануть в гостиницу, а из неё в аэропорт. Прозрачные двери впускают меня в офисное здание, охранник, нахмурив брови, подозрительно всматривается в мой паспорт.

— Вам на третий этаж, — бурчит «приветливый» секьюрити, возвращая документы.

С каждым шагом кровь по капле покидает мои пальцы, а шаги теряют уверенность, моя ладонь ложится на глянцевый пластик и робко толкает его, надеясь, что дверь заперта. Но податливая преграда предательски пропускает меня, и первое, что я вижу, — это глубокая каряя бездна, она поглощает меня и подавляет мою волю. Ноги делают шаг, ещё один.

— Ну, здравствуй, Алекс, — звучит приятный тенор.

— Привет, — улыбаюсь я. — Вот я и приехала. Ты обещал мне, на правах твоей самой преданной фанатки, предоставить возможность первой услышать новую композицию.

— Как всё сложно у тебя, — ухмыляется Саша. — Присаживайся.

Он жестом указывает мне на стол, и только сейчас я понимаю, что это единственная мебель в комнате, не считая стула возле фортепьяно. Мой растерянный взгляд пробегает по стеллажам, забитым пластинками и нотными тетрадями, стройные пюпитры* важно хранят на себе записи мастера, а глянцевые гитары, закреплённые на стойках, яркими пятнами притягивают моё внимание.

Звонкий бисер переливистых нот откликается сотней искр в моей душе и моросит прохладным дождём по коже, заставляя мурашки в панике метаться по телу. Картины прошлых событий яркой гирляндой окутывают моё сознание и заставляют стаи тяжёлых мыслей спешно покидать свои убежища. Горячие солёные капли, дрожа, срываются с ресниц и разбиваются об алую эмаль броши на моей блузе. Тонкие пальцы впиваются в узкую юбку, но, не удержавшись, скользят по коленям. Я и не замечаю того, как трепетные аккорды стихают и тихие шаги приближаются ко мне. Широкая ладонь касается моего лица и собирает блестящие бусинки. Я поднимаю глаза и встречаюсь с его обеспокоенным взглядом. Мы впервые оказались наедине, и как мне быть, я не знаю. Если я скажу, что его прикосновение ничего не вызвало во мне, то это будет самая бесстыдная ложь в моей жизни.

— Почему ты плачешь? — шепчет вкрадчивый тенор. — Алекс, что с тобой? Ты ведь так ничего мне и не рассказала, сколько бы я ни пытался достучаться до тебя.

Завернувшись в свой колючий кокон, я спрыгиваю со стола и подхожу к окну, чтобы не видеть его глубоких глаз.

— Что с тобой происходит? — стучится в моё сознание голос композитора.

— Не надо, — выдавливаю я, и воздух встаёт комом в горле.

Горячая ладонь ложится на мою талию, и поглаживающие движения вызывают во мне совершенно не тот эффект, на который рассчитывает Минориум. Хотя… А чего он добивается? Я поднимаю на него взгляд и в недоумении, а может, с надеждой, пытаюсь найти ответ в карем омуте. Тепло его тела робко окутывает мою спину, и животный жар широкими волнами врывается в грудь. Время «симбиоза» с Дярго сильно поменяло моё восприятие происходящего, постепенно оставляя всё меньше человеческого и всё сильнее подчёркивая потребительские желания. Но сейчас давно позабытые мной чувства смешиваются с природным инстинктом и бушующим ураганом воют в голове. Малахит моих глаз приобретает хищный оттенок и отдаётся пульсацией на поглаживание его ладони. Сохранять спокойствие становится всё сложнее, его вторая рука, как назло, ложится на мои волосы и тонет в золотисто-красных локонах. Я закрываю глаза, мои ладони скользят по его плечам, и желание прижаться к каменной груди берёт верх, невзирая на то, что реакция его может быть негативной. Но крепкие объятия сжимают меня стальной хваткой, и горячее дыхание обжигает моё ухо.

— Всё хорошо, — шепчет чарующий голос, и дрожь куда-то уходит, грусть и боль отступают, давая мне возможность спокойно вздохнуть.

«Что же ты со мной делаешь?» — крутится рециклом в моей голове.

Желание впитать всё тепло его души берёт надо мной верх. Я едва смею коснуться губами небритой щеки, повторяя про себя: «Не прогоняй меня, пожалуйста».

Растерянный взгляд окидывает меня холодным ливнем, и я понимаю, что этот порыв был ошибкой. Медленно отстраняясь, я ищу глазами выход, эту пластиковую белую дверь, но широкая ладонь обвивает мою кисть.

— Постой, — шепчет мелодичный тенор.

Мелкая дрожь вновь пробегает по телу, я не могу оторваться от его глаз. Как мне быть? Желание остаться тяжёлыми кандалами сковывает щиколотки, заставляя замереть на месте. Саша подтягивает меня к себе, его свободная рука ложится на мою талию, он совсем близко, я чувствую его дыхание, оно сводит с ума, и сил противостоять больше нет. Моя ладонь скользит по его щеке, что бы он ни сделал, я не хочу отстраняться. Горячая рука ложится поверх моей, удерживая её на лице, я вижу колебание в карих глазах. О чём же ты думаешь? Но что-то меняется в его взгляде, и нежные губы касаются моих. Эмоции бьют меня током, не могу дышать, может, когда-нибудь я пожалею об этом, но точно не сегодня, не сейчас. Я жадно отвечаю на его поцелуй, сдавливая пальцами жёсткие плечи.

«Не останавливался, умоляю» — эта мысль бешеным пульсом бьёт в виски, и сердце заставляет кровь гнать адреналин по телу.

Его руки скользят по моей спине и прижимают к себе ещё крепче. Я знаю, что про меня скажут люди, но мне плевать на их мнение. Может, я больше его никогда не увижу, поэтому мне не важно его место в социуме и семейное положение, сейчас он только мой. Маленькие пуговки его рубашки охотно поддаются мне, забавно… Я не намерена останавливаться, для меня точка невозврата уже пройдена.

Музыкальные пальцы, попадая в золотистый плен моих медно-змеиных волос, приказывают запрокинуть голову, обнажая шею и делая меня лёгкой добычей для этого хищника. Я чувствую пламя жадных поцелуев, и его зубы аккуратно сжимают пульсирующую плоть, не оставляя никаких шансов на спасение, вынуждая с упоением капитулировать. Мои руки скользят под рубашку, впитывая жар его тела, она не нужна, прочь, ненужная ткань. Ответный жест не заставил себя ждать, мой пленитель с силой срывает с меня блузу, и стая глянцевых шариков с треском летит в стороны, ударяясь о белоснежный кафель и жалобно стуча по его холодной поверхности. Они замирают на этом керамическом снегу, подобно красным ягодкам кем-то обронённой рябины, но я не обращаю на них внимания, я растворяюсь в животном взгляде своего любовника, боясь лишь одного — остановиться.

Крепкие руки задирают мою юбку, подхватывают, словно пушинку, и несут к столу. Холодная жёсткая крышка касается спины — пускай, мне жарко. Его прикосновения заставляют меня жадно ловить воздух, я прижимаюсь всё крепче, боясь, что он исчезнет, словно видение. Грубая хватка собственнически сжимает мою грудь, и утробный рык срывается с его губ, заставляя моё тело извиваться и самому предлагать себя. Исполинский жар выжигает меня изнутри, отчего я закусываю костяшки рук и зажмуриваю глаза, протяжно вбирая в себя воздух. Мой затылок касается стола, и медные струны волос расползаются по скрипящему дереву: «Только не останавливайся».