Хитрый процесс

Вступительные замечания

Прежде чем заниматься непосредственно историческими событиями, нужно сделать ряд немаловажных оговорок – мы знаем историю крайне плохо, а то, что худо-бедно узнаем, трактуем по-своему.

Тот, кто составляет учебники и пишет книги, работает с миллионом событий, что-то он включает в свой труд, что-то оставляет за скобками, определяя, таким образом, чем будет история для читателя. Кто-то решает, что мне знать, чего не знать, а мне нужно решить, во что из всего предложенного мне я поверю.

Общества без истории

Первый вопрос, который стоит задать, а существует ли история вообще? Что есть история для нас? Линейное разворачивание событий. Но там, где воспроизводятся вечные образцы, истории нет, нет уникальности. Многое зависит от общества, его отношения ко времени и вечности. Об этом писал Мирча Элиаде в своей работе «Миф о вечном возвращении» (1949).

Элиаде говорит, что в архаическом обществе иные представления о бытии, нежели в обществе современном. Мир древнего человека «задвоен». Существует трансцендентная, высшая реальность и реальность подчиненная, «мирская». Потому человеческие деяния не имеют собственного значения. При хорошем раскладе они отражают небесные модели, имитируют вечные архетипы, а при плохом – становятся несовпадениями и ошибками. Со временем груз ошибок накапливается, потому в традиционных обществах мир ежегодно обновляется. Наш, кстати сказать, Новый год – далекий отголосок этого процесса.

Несмотря на нашу «современность», мы обладаем «коллективной памятью», не удерживающей «индивидуальные черты» и переводящей события в категории, а исторических персонажей в архетипы.

Коллективная память «сглаживает» историю. Потому воинства света будут биться с силами тьмы даже в 1933-1946 годах, а через сто лет историки будущего обнаружат среди защитников Сталинграда своего святого Георгия, поражающего дракона.

Доступные нам концепции истории можно найти и в «архетипическом сознании».

Первая связана с цикличностью. В этой картине мир выходит из хаоса, становится космосом, погружается в хаос и вновь возрождается. Так вот, мысли о цикличности мы находим у П.Сорокина, А.Тойнби, О.Шпенглера и др.

Существует и линейный вариант, в котором мы имеем конечное время, идущее от сотворения мира до его окончания или от Большого Взрыва до тепловой смерти Вселенной в современном варианте. В этом ключе мы можем говорить о прогрессе или регрессе, когда в далеком золотом веке все было лучше, чем сейчас. К почитателям линейности мы можем отнести Гегеля, задумывающегося о проявлении и разворачивании Мирового Духа, или К.Маркса, по представлениям которого история движется к царству социальной справедливости. Что очень отдает мессианством.

Но процитирую лучше самого Элиаде: «Империи возникали и рушились, войны приводили к бесчисленным страданиям, испорченность, падение нравов, социальная несправедливость и т. д. постоянно возрастали именно потому, что это было необходимою, иными словами, предусмотрено космическим ритмом, демиургом, расположением светил или волей Бога. … Каждый герой повторял архетипический жест, в каждой войне возобновлялась битва между добром и злом, каждая новая социальная несправедливость отождествлялась с муками Спасителя (а в дохристианском мире – со страстями божественного Вестника или растительного божества), в каждом новом убийстве видели повторение славной кончины мучеником, и т. п. Именно благодаря подобному подходу десятки миллионов людей в течение долгих веков выносили величайшее историческое давление – и они не предавались отчаянию, не сводили счеты с жизнью, не впадали в состояние духовного бесплодия, которое всегда влечет за собой релятивистский или нигилистический взгляд на историю. … Мы имеем право предположить, что по мере нарастания ужаса перед историей, по мере осознания хрупкости существования в рамках истории, позиции историцизма будут окончательно поколеблены. … Вполне возможно представить себе эпоху, причем, не слишком удаленную, когда человечество ради своего выживания полностью прекратит "творить историю" – в том смысле, в каком ее творили начиная с появления первых империй – и предпочтет повторять предписанные архетипические жесты, постаравшись забыть такую опасную и бесполезную вещь, как спонтанное действие, рискующее иметь "исторические" последствия» («Миф о вечном возвращении»).

Итак, само понятие истории не совсем однозначно и имеет смысл лишь в конкретном обществе. Наше общество пока позволяет нам иметь историю и изучать ее. Но тут проблемы не заканчиваются, а только начинаются.

Закрытость истории

Во-первых, мы не можем знать историю целиком и полностью. А, во-вторых, не можем адекватно отражать ее.

Дело в том, что причины событий не всегда ясны нам, иногда мы опираемся на сомнительные и противоречивые источники, на артефакты, которые еще необходимо проинтерпретировать. От каких-то событий нас отделяют тысячелетия, и какая часть пазла нам достается, не всегда понятно. Но из этого не следует, что наше неведенье полное. Существуют источники, достойные доверия, историку помогает лингвист и археолог. Сложно быть уверенным в том, что мы когда-либо узнаем, как все было на самом деле. Это совсем не значит, что история – скопище баек, которые вкладывают в наши уши продажные историки.

Кончено, имеют место и фальсификации, упущения, переписывания истории и прочие прелести, которые нам достаются как истина в последней инстанции. И тот, кто владеет настоящим, владеет прошлым.

Конечно, историк и без заказа не свободен от ошибок, потому что смотрит на историю через призму своего времени. Он не может учитывать невысказанный контекст, то, что «само собой разумеется» для эпохи, которую он изучает. Ему может казаться, что сто лет назад у людей было такое же восприятие, как у него сейчас и такое же мышление. То есть к бессознательной сетке изучаемого добавляется система самого изучающего. Потому и на выходе, в историографии, наблюдаются искажения. А если к этому добавить то, что множество фактов так для нас покрытой мраком тайной, то понятно, что и общее наше виденье навсегда останется неполным и искаженным. А вот подозревать во всем заговор и ложь я бы поостереглась. Существуют источники, которым мы можем доверять.

Расскажу такую историю. Давным-давно жил хеттский царь Суппилулиума I. Он хотел дружить с Египтом против государства Миттани, но у него это не особенно получалось. А вот Миттани повезло больше, и однажды Миттани и Египет напали на сирийские области, принадлежащие хеттам. Фараон Рамзес II и хетты сошлись в битве при Кадеше (около 1285 год до н.э.).

Египтяне Кадеш занять не смогли, власть над Сирией осталась у хеттов. Египет, считавшийся незыблемым, оказался слабым, когда фараонам пришлось вылезти из своего кокона и включиться в борьбу за торговые пути. Но интересно то, что каждая сторона заявила, что она битву славно выиграла, а враги с позором проиграли. Эти заявления до нас дошли. Так что информационные войны отнюдь не современное изобретение! И нам очевидно, что таковая битва, действительно, имела место, коль уж обе стороны об этом сообщили.

Подобным образом историкам везет не всегда. Так что история у нас есть, а достоверности нет. А если события не имеют значения? Ведь могло быть так, могло быть эдак, по одной причине, по другой – не суть.

Однако что-то определенное мы вся-таки можем извлечь из этого водоворота. Речь идет о тенденциях. И если бы вдруг оказался прав смешавший времена и пространства Анатолий Фоменко или если бы «Игра Престолов» рассказывала о нашем средневековье, мы могли бы вытащить все те же тенденции, что вытаскиваем из истории, рассказанной нам светилами этой науки. Как бы ни перевиралась история, кто бы ее ни переписывал, тенденции выходят на первый план. Но чтобы обнаружить их, нужно какие-то исторические материалы почитать. И еще хорошо было бы научиться выбирать из всего многообразия информации источники, достойные доверия. Я начала изучение с работ признанных историков – У.МакНила и Ф.Броделя. Хотя не исключаю, что для кого-то они совсем не являются авторитетами…