Привет, это я

Потерпев немного эту семейную драму, Драко в своей обычной и слегка язвительной манере попросил всех Забини удалиться наверх, чтобы не разводить в его доме лишнюю сырость, от которой никакая бытовая магия не будет в состоянии их спасти.

В тот же вечер Блейз забрал свою семью в собственное поместье и пригрозил Малфою очень серьёзным разговором, после которого не обещал вернуть его живым и здоровым, но Гермиона в свою очередь сказала, что сядет ему на шею в случае смерти будущего мужа и ему придётся терпеть её занудство всю оставшуюся жизнь.

Наверное, только это и остановило тогда Забини от непредумышленного убийства лучшего друга. В любом случае, ураган миновал, страсти поутихли и можно было снова дышать свободно.

До самого дня рождения Гермиона разрывалась собственными сомнениями и страхами. Она никак не могла поверить в то, что каждое утро просыпается в объятиях Драко, и ничего не мешает им быть вместе. Она боялась разбудить его и нечаянно спугнуть, боялась увидеть сожаление и холод в ярко-серых глазах, боялась застукать его за спешными сборами, и каждый раз её сердце останавливалось, стоило ему обронить фразу: «Мне нужно тебе кое-что сказать».

Но Малфой никуда не девался. Он улыбался по утрам, едва открыв глаза, просил на завтрак варёные яйца всмятку, окружал её заботой, а по вечерам утопал в собственной страсти, задыхаясь от каждого прикосновения. Он говорил грязные пошлости вперемешку с красивыми признаниями, читал что-то из французской поэзии по памяти и неизменно критиковал Шекспира, большую часть произведений которого успел зачитать до дыр за максимально короткий срок.

Драко очень быстро научился находить общий язык с друзьями Гермионы: умудрился расположить к себе Рона и подружиться с Гарри, сына которого обожал всем сердцем. Прежнее высокомерие и язвительность всё еще присутствовали в нем, и без них он вряд ли был бы тем человеком, в которого Гермиона когда-то влюбилась, но он старался изо всех сил, поставив на вершину собственных приоритетов счастье жены и матери своего будущего ребёнка.

Он повзрослел всего лишь за несколько недель, окончательно расставшись с образом холодного и злобного подростка, взирающего на мир с благородного трона, полностью надуманного им самим. Когда-то Драко был счастлив, заперевшись в тесной комнате наедине со своими предрассудками и страхами, но осознав на примере лучшего друга и собственных родителей, в какую ловушку себя загоняет, он навсегда покинул тесную каморку, из которой давно вырос.

Без боли не обошлось, и он довольно сильно ударился об косяк, выбираясь из ненавистного чулана, но это был ценный урок. Он слишком засиделся. Его рост уже давно не подходил под габариты уютного, но закрытого пространства, и ему пришлось заплатить эту маленькую цену за собственную трусость.

На голове осталась шишка, но прошлое тоже осталось в прошлом, а разум прояснился, высвободившись из многолетней темноты. Драко был искренне благодарен Гермионе за то, что она смогла достучаться. Он всё еще не понимал её, не до конца принимал все аспекты её жизни, но клятвенно пообещал себе стать человеком достойным этих трудов и этого терпения. Ещё в тот день, на предсвадебном приёме в Мэноре, ему стоило лишь раз заглянуть в её в глаза, чтобы понять: между ними ничего не изменилось. Она все также вспыхивает и краснеет рядом с ним, а он всё также теряет голову от этих неподдельных эмоций.

Можно было отрицать это до бесконечности, но истина всё равно никуда бы не делась от этих тщетных попыток сбежать от самих себя.

Самому себе признаться всегда тяжелее, чем кому-либо ещё. Но обманывать себя проще простого.

Пока Поттер открывал вино, Драко распечатывал письмо от Блейза, а затем вслух зачитал его для всех присутствующих. Забини поздравлял Рона с рождением сына, справлялся о здоровье его жены и коротко рассказал о своих делах в Америке. Он собирался вернуться на следующей неделе с какими-то потрясающими новостями и просил устроить ему королевский приём с цветами и ужином из десяти блюд, ведь единственным джентльменом из всей этой разношёрстной компании он считал только себя, а потому просил ценить его и ухаживать как полагается.

Малфой читал с выражением, делая паузы и повышая голос на хвалебных одах Блейза самому себе, веселя Поттера и Уизли до болезненных колик в животах. Он быстро черканул обычной авторучкой на обратной стороне письма «пошёл нахрен» и, смяв письмо в комок, бросил его в Живоглота, решив, что книззл лучше всего подходит для доставки таких посланий.

Кот лишь смерил его презрительным взглядом жёлтых глаз и заснул, не обращая внимания на летающие письма.

— Так вы уже точно решили, что назовёте сына Хенриком? — спросил Гарри у рыжего, отсмеявшись вдоволь.

— Да, он будет Хенриком Артуром Уизли, — с гордостью в голосе подтвердил Рон и выпрямил спину от раздирающего самодовольства.

— Какой кошмар, — демонстративно ужаснулся Драко и округлил глаза. — Получше ничего не мог придумать?

— Тебя забыл спросить, Малфой, — тут же ощетинился папаша, перебирая в уме остроумные ругательства. — Страшно узнать, как ты собираешься назвать своего. Аквариуc? Таурус? Скорпиус? А, может, сразу Серпенс?

— «Превосходно» тебе по Астрономии, Уизли, не знал, что ты в курсе, как называются созвездия и что они из себя представляют. Прям растёшь в моих глазах, — Драко отпил из своего стакана и откинулся в кресле, продолжая поддевать Рона, который от злости уже начал поджимать губы. — Но, кто тебе сказал, что я собираюсь продолжать традицию Блэков называть детей в честь звёзд и созвездий? Хотя, скажу честно, некоторые варианты весьма привлекательны, скажем, Феникс или, например, Персей. В конце концов, я могу назвать его Лео, да только не хочу доставлять некоторым надоедливым грифам такого удовольствия.

Рон скривился и тоже сделал глоток, сдерживаясь от ругательств. Он немного побаивался беременную Гермиону и потому спускал Малфою почти все его язвы. Гарри улыбался, переводя взгляд с одного на другого, с интересом ожидая от каждого из них нового ответа.

— А я решил, что назову второго сына Альбус Северус Поттер, — вмешался он, воспользовавшись короткой паузой. — Что думаете?

— Это ещё хуже, чем Хенрик, ей-богу, — встрепенулся Малфой, бросив на Поттера негодующий взгляд. — Ты серьёзно? А что не МакГонагалл? Глядишь и станет в будущем новым директором Хогвартса, бородатым, патлатым и злобным. Мерлин, ты правда решил назвать так младшего сына? Ты сумасшедший извращенец, слышишь, отсядь от меня, придурок.

Драко начал театрально двигаться на другой край дивана подальше от Гарри, сыпля проклятиями. Рон гоготал, хлопая себя по коленям, а вернувшаяся с кухни Гермиона, которая слышала весь разговор, едва не уронила тарелку с сыром, споткнувшись об ножку кресла, в котором лежал Живоглот.

— Есть у меня одна книга, — уже совершенно серьёзно сказал Драко, перекрикивая всеобщее веселье, — так и быть подарю её тебе и, может быть, у маленького Поттера будет шанс прожить жизнь с нормальным именем.

Малфой встал со своего места, но стоявшая рядом Гермиона мягко положила руку ему на плечо и слегка надавила.

— Я схожу, — улыбнулась она, — где искать?

— В моем чемодане, — Драко медленно сел на место и поцеловал её кисть. — В серой обложке без названия, ты сразу её найдешь.

Он мог бы призвать книгу банальным «Акцио», но знал, что в последнее время Гермиона чувствовала себя не самым лучшим образом, то и дело ища поводов отлучиться до туалета. Вряд ли Уизли и Поттер сильно удивились бы её тошноте, но она не хотела разразиться внезапными позывами своего организма в присутствии трёх взрослых мужчин, поэтому Драко лишь коротко кивнул, уловив её взгляд, и проводил глазами стройную фигуру до самой спальни, чувствуя разлившееся по груди тепло.

***

Гермиона почистила зубы, стараясь не думать больше о сыре. Она урвала несколько ломтиков Гауды, пока укладывала закуску на тарелку и почти сразу почувствовала себя нехорошо. Вкус, запах и даже цвет сыра толкали всё содержимое желудка наружу, и она сбежала, как только почувствовала, что больше не может сдерживаться.