Привет, это я

Вот всё и решилось. Наверное, так даже лучше. Нет, конечно, она бы не хотела получить бладжером по бедру только чтобы пропустить танцы, но, если смотреть правде в глаза, поддержку они так и не освоили и, возможно, избежали самого большого в жизни позора. Да наплевать на чёртов бал. В конце концов, она вовсе не к этому стремилась всю жизнь, подумаешь. Впереди ещё выпускной и, может быть, Фелиция будет столь любезна, чтобы одолжить ей ещё одно замечательное платье?

Будь так любезна, Гермиона, закатай губу.

Выписка была назначена на день икс. Костерост и кроветворное зелье сделали своё дело, но нога всё еще болела и ступать на неё было неприятно. Все шесть дней отдыха Гермиона почти всё время спала, пила нескончаемые лекарственные зелья и иногда читала. В минуты бодрствования в палате всегда находились гриффиндорцы, пекущиеся о её здоровье и составляющие компанию в этом утомительном ничегонеделании.

Травма сузила всё её существование до пульсирующей боли в бедре, но мысли и особенно воспоминания иногда накатывали снежными лавинами. Трудно было забыть ту ночь в Башне старост и неприятный взгляд Малфоя, когда он беспардонно заявился в палату. Больше она его не видела. И, наверное, поэтому разбушевавшаяся совесть не грызла так сильно изнутри. С глаз долой из сердца вон, как говорится. Осталось только вытолкнуть всё это из головы и жить дальше. И все ярлыки, которыми она старательно себя обвешала в минуты истерики, слетят, как только он исчезнет из её жизни и станет таким же раздражающим и ничего не значащим пятном на школьных мемуарах.

Если бы всё было так просто.

С утра Гермиона собрала все свои вещи, прочитанные за время больничного книги, аккуратно сложила открытки с пожеланиями, решив оставить их на память, и последний раз взглянула на белоснежный букет ранункулюса или, проще говоря, садовых лютиков. Невилл подсказал ей название, когда Гермиона делала очередную попытку узнать, кто прислал цветы, но никто не признался. Так или иначе, это мог сделать кто угодно, может быть, кто-нибудь из преподавателей решил остаться анонимом, дабы не выделять никого из студентов, даже в такой непростой ситуации. Лютики раскрывались всё больше с каждым днём, открывая свои тонкие лепестки, и Гермионе бы очень хотелось забрать их с собой, но уже завтра её чемодан упадёт на багажную полку Хогвартс-экспресса, а локомотив бодро потащит вагоны в Лондон.

Учебные коридоры замка пустовали. Студенты готовились к празднику, колдуя над последними штрихами своих образов и повторяя номера программы. После обеда в Большой Зал никого не пускали, над ним работали преподаватели, превращая его в самую торжественную часть замка.

В гостиной Гриффиндора было просто невозможно находиться. Ученики носились туда-сюда с большими глазами и крича что-то друг другу непозволительно громко. Спальню же девушки превратили в какой-то салон красоты: повсюду платья, туфли, заколки, чулки и всяческие флакончики с зельями для лица и волос. Яблоку негде упасть, все заняты делом перебегая из одного конца комнаты в другую, помогая друг другу с причёсками и макияжем. Гермиона доковыляла до своей кровати и опрокинула в себя пузырёк с обезболивающим сиропом, который предусмотрительно дала ей мадам Помфри. Она предупреждала, что нога будет болеть, потому что кость срослась, но ткани вокруг неё, разорванные осколками, заживали очень медленно, а мышечная структура не восстановилась до конца.

В этой тесной комнатке нет никакой возможности даже примерить платье. Кто-нибудь обязательно будет топтаться по подолу, толкать её в бок и разливать свои зелья по полу в опасной близости к тканям изделия.

Слишком много шума. Нет, ей срочно нужен был покой. Она так привыкла к нему за эти несколько дней, что стала нуждаться в нём, как в воздухе. Гермиона попросила Фэй помочь ей спуститься ненадолго в репетиционный зал вместе с платьем, и подруга с готовностью согласилась. Волосы соседки уже были уложены в элегантную причёску, а лицо сияло улыбкой. Поистине, макияж и хорошее настроение просто творят чудеса.

Девушки не встретили ни одного студента, пока спускались с башни. Фэй осторожно несла платье в чехле, а Гермиона неторопливо шла за ней, сжимая в пальцах коробочку с обувью и аксессуарами. Нужно было выяснить, как она сможет держаться в образе в нынешнем своем положении, и не хотелось проделывать это на глазах у всех старшеклассниц.

Как и ожидалось, репетиционная пустовала. Музыкальные инструменты уже перенесли в Большой Зал и комната казалось особенно одинокой. Не теряя времени, однокурсницы наколдовали себе ширму (на всякий случай) и приступили к примерке, устроившись на самом краю зала, возле балетного станка с зеркалом.

— Это кошмар, — безэмоционально заключила Гермиона, едва взглянув на свое отражение.

Она с трудом могла удержаться на каблуках, обезболивающее, конечно действовало, но каждый шаг равнялся смачному удару кулаком прямо по больному месту. Она ковыляла и дёргалась, будто вместо ноги у неё был какой-нибудь протез. Платье легко покачивалось и повторяло движения вслед за неуклюжими шагами, но выглядело это зрелище просто до боли жалко.

— Все не так плохо, может, попробуем обувь без каблуков? — ободряющий голос Фэй почему-то только усугублял ситуацию.

И на что они надеялись? Обувь без каблуков ничем не помогла. Расшитый золотой вышивкой подол тащился по полу, складываясь безобразной гармошкой в самом низу. Хромота никуда не делась, и неуклюжая походка с выстраданными шагами портила всё. Гермиона просто не имела права надевать это платье на бал. Только не сейчас, когда каждое движение отдается болью, а лицо морщится, будто она всё время жуёт кислую конфету.

Лучше бы она не примеряла это дурацкое платье. Лучше бы не видела себя такой жалкой и беспомощной.

Полный провал.

Может, уехать прямо сейчас? Схватить чемодан, убежать подальше от замка и трансгрессировать прямо домой?

— Кто здесь? — грудной мужской голос раскатился по репетиционной, отдаваясь эхом от стен, но тяжёлое чувство разочарования не дало Гермионе даже вздрогнуть.

— Блейз? — нервно чертыхнулась Фэй, бросая на соседку испуганные взгляды.

— Что вы здесь делаете? — староста пересёк комнату и оказался прямо перед зеркалом, в котором прожигала дыру девушка в жёлтом платье. — Оу, Грейнджер.

— У нас в спальне ужасный бардак, мы хотели только примерить платье, — уже спокойнее пояснила Данбар, ловя на себе восхищённые взгляды возлюбленного.

— А я думал, что здесь шестикурсники занимаются чем-то непотребным, так хотелось снять парочку баллов в такой празд…

— Забини, ты где шляешься? — второй голос заполнил своим холодом репетиционный зал, едва слова вылетели изо рта говорившего. — Хочешь чемоданы ночью собирать?

Уйди. Проваливай отсюда. Почти шесть дней без тебя. Почти стало легче. Но нет, явил свою благородную задницу в самый неподходящий момент.

Изыди, демон!

Хмурый как туча Малфой вальяжно простучал каблуками по партеру, замедляя шаг по мере приближения. Настроение было не то. Совсем не то, чтобы увидеть сейчас её.

Вот же чёрт.

Ударьте его кто-нибудь, пока он здесь всё слюнями не залил. Такая похудевшая и осунувшаяся, бледная до ужаса, она просто сияла в этом своём шикарном платье. Длинные волосы каштановыми кудрями спускались по угловатым плечам, прикрывая спину. Печальное, почти злое лицо без капли косметики смотрело на своё отражение с какой-то странной отрешённостью. Бежевые босоножки на каблуках стояли рядом, как ненужный атрибут, казалось, что сейчас она приподнимет подол и грациозно наденет туфли, скользя ступней по изгибам обуви, но Грейнджер не двигалась и не отрывала глаз от собственного отражения.

Её нога. Несчастное бедро, от которого остались одни щепки и из-за которого он не спал уже несколько дней. С чего бы это?

Он не видел, но слышал её сдавленный крик в тот день под треск деревянной трибуны. И бледного как мел Поттера, неохотно вернувшегося на поле, в первые в жизни не хотелось обосрать. Ровно до того момента, пока его мерзкие руки не накрыли её ноги одеялом в Больничном крыле.