Страница 3 из 6
Она всхлипнула.
У меня снова разболелась голова.
– А ну-ка, быстренько пошли отсюда! – рыкнул я. – Устал я от вас что-то до невозможности…
Они тут же словно испарились. Я накрыл голову одеялом и странно быстро кувыркнулся в темень…
Глава 2
Проснулся я утром не сразу, всё никак не мог сбросить липкую паутину сновидений. Кое-как встал, ополоснулся мутноватой водичкой из умывальника, подёргал руками и ногами для поднятия боевого духа. Потом вздохнул, оделся и спустился в вестибюль, где уже игриво поигрывала хвостом в кадке Аделаида Ивановна.
– Доброе утро, мил-человек, – приветливо обратилась ко мне она. – Как спалось-то?
– Да вроде бы ничего… вашими стараниями, – не удержался я от шпильки в ее адрес. Впрочем, она не повела ни ухом, ни хвостом.
– Поесть-то у вас можно где-нибудь? – решил я сменить тему.
– Ну а как же, как же… – проворковала Аделаида Ивановна, донельзя административная в пиджаке мужского покроя и строгой блузе.
Судя по её интонациям чаровницы-баловницы, я ожидал появление скатерти-самобранки – никак не меньше; но всё оказалось гораздо прозаичнее. Аделаида Ивановна достала какой-то замусоленный талон, потребовала от меня денег за комплексный завтрак, обед и ужин и отправила в столовую, которая находилась за углом. При этом велела поторапливаться и после приёма пищи немедленно возвращаться к ней, потому как скоро должна подойти Машка.
Я вздохнул и побрёл через уже опостылевший вестибюль на улицу.
На улице рос дуб. На его кряжистом суку сидел громадный чёрный котяра с белым узором на груди и исподлобья пялился на меня.
– Ну здорово, сволочь… – сказало вдруг животное утробным голосом-не-голосом, но явно членораздельно.
Я взбеленился. Увидел лежащий камень и направился было к нему, но вновь произнесённые с угрожающим шипением слова заставили меня остановиться:
– Желудями закидаю… А то и сук на башку свалится.
Это мне хотелось меньше всего. Пришлось пойти на мирные переговоры.
– Тебе чего от меня надо, недоразумение ты сказочное? Зачем машину угробил? – голос мой звучал низко и, как мне казалось, угрожающе.
– Неча под дубом было ставить. Мой дуб. – Кот смачно зевнул, ощерился зубастой пастью. Зрелище было сильное, но я упрямо продолжил:
– Табличку прибей, мурло ушастое!
– Не хами. Убаюкаю.
И почему-то прикрыл свои бесстыдные зелёные глазища.
– Хрен тебе, – тут же воодушевился я. – Я тебя сейчас сам убаюкаю – так убаюкаю, что и налево, и направо одни частушки матерные будешь голосить!
Кот вдруг широко открыл зенки и упёрся зрачками прямо мне в переносицу. Там сразу же зачесалось, и я чихнул.
– Это что ещё за метода? – язвительно спросил я, постепенно успокаиваясь.
– Ну, не получилось… – Кот начал перебирать лапами, выставляя напоказ здоровенные когти. – Бывает. Щас зато получится.
Не знаю, чтобы у него получилось, но тут откуда-то выскочила Машка, схватила меня за руку и потащила прочь от дуба, приговаривая:
– Предупреждали тебя, олух, не связывайся ты с ним, вредный он, и кисель ему не на пользу…
Она дотащила меня до столовой, усадила за стол, притащила с кухни жаркое с зеленым горошком и стакан компота, бросила:
– Лопай давай, да дела пора делать!
Жаркое было вкусное. Компот сладким. Горошек я проигнорировал. Машка сидела напротив в своём сарафане и смотрела, как я ем. Выглядела она уже не так сексапильно, как вчера, черты лица у неё заострились, бросалась в глаза одряблость шеи. И голос был с какой-то трещинкой.
– Стареем? – попивая компот, не удержался я от явной бестактности.
Она только вздохнула.
– А ты как думал? Киселёк только вечером будет, а до этого его ещё заработать надо…
– За мой счёт? – вдруг вырвалось у меня.
– Соображать начал… – Машка пытливо изучала моё лицо. – Что помрачнел? Али забоялся уже?
Я допил кисель и решительно поднялся.
– Пойдём-ка. Не мешало бы для начала узнать, с чего мне вдруг вообще надо бояться.
Генеральный план компании был поведан мне в какой-то зачумленной кладовой, куда мы с Машкой перетащили кадку с Аделаидой Ивановной (ох, и запашок же шёл от неё!), где, по словам источника амбре, нас вряд ли могли подслушать. Началось всё, естественно, с переживаний по поводу – тот я или не тот; когда «охи» и «ахи» достигли своего накала, мне пришлось прикрикнуть на них. Я сказал, что понятия не имею, тот я или не тот, а также кто они – те или не те. Как более великовозрастная и опытная первой сдалась Машка. Она сказала Аделаиде Ивановне, что устала от вечных ожиданий и готова рискнуть. Тогда последняя тоже решилась на ва-банк и дальше всякую хрень вещала преимущественно она. Ничуть не смущаясь Машки, она сказала, что мне надо к бабе-яге, что это редкостная сволочь, давно бы вошла в долю с лешим, но тот её не привечает. Кроме лешего, она ведёт интриги против водяного, ищет свой рецепт киселя и вообще – вряд ли она мне по зубам, но попробовать всё же стоит, потому что выхода у них нет и… Услышав мой зубовный скрежет, она тут же спросила, есть ли у меня вопросы к ней и Машке. Вопросы у меня были.
– Зачем мне вообще соваться к этой вашей бабе-яге?
– Потребности она твои определит… – Аделаида Ивановна явно начала скупиться на слова.
– Так… И как же я к ней попаду? – оценив эту скупость, ёкнул я нутром.
– А Машка и проводит… А то тут знаешь – на неведомых дорожках следы неведомых зверей. Да и богатыри расстарались – капканов везде понаставили…
– Тридцать три – или сколько их там – богатыря, что ли? – хмуро спросил я, опять начиная терять почву под ногами.
– Ну да… – Аделаида Ивановна немного оживилась. – Они здесь вроде как для охраны, но кроме как бражничать да шуметь по зряшным поводам ничего уж и не могут… Цепь вон золотую на печатки себе разобрали, когда модно было, кота в дупло запихали (три дня вылезти не мог, орал, как недорезанный) – вот и все их последние подвиги…
– Подожди-подожди, – встрепенулся я, – если они для охраны здесь, то почему сами этого вашего лешего не образумят?
– Так ведь пробовали уже… – Русалка снова угасла. – Слабы они против него. Всю силушку прображничали…. Дядька ихний от злости балуется иногда кисельком, когда полетать хочет, чтобы, значит с черномором подраться. – Она покачала головой. – Про этого в последнее время вообще мало что известно – колдует там сам по себе, держится от всех в стороне, особенно от дядьки.
Я помолчал, покряхтел задумчиво. Продолжил дознание:
– А… К чему это леший дядьку киселём потчует?
Аделаида Ивановна потупилась, как от стыда.
– Да я так думаю – для смеха едино… Цирк устраивает, глумится.
Я вздохнул.
– Что тут у вас ещё за персонажи имеются? Как насчёт водяного?
– У-у, – русалка аж вздрогнула, – чума это болотная. Свой счёт на души ведёт. С ягой воюет по этому поводу, лешему же люто завидует… Но пока в драку не лезет, киселёк ему ох как нужен, так что в обмен на него всех своих кикимор заставляет по болотам шастать, корешки искать… Сколько раз сам пытался его сварить – бестолку всё. Секрет только леший знает.
Я ещё поднапряг память:
– А кащей как поживает? Над златом чахнет?
Аделаида Ивановна фыркнула:
– А что ему будет-то? Барыга он и есть барыга. Дружок у бабы-яги, вечно вместе в каких-то проектах участвуют.
– Ещё какие-нибудь фольклорные личности присутствуют? – Всё не унимался я. – Соловей-разбойник, например?
Они переглянулись, пропустив мимо ушей «фольклорных личностей». Потом Машка стала загибать пальцы:
– Царевна сбежала давно – и слава Богу, а то совсем себя Катькой вообразила – со всеми мужиками переспала. Раз до сих пор не вернулась – значит, сгинула где-то. Волка вот жаль, добрый был зверюга, подстрелили по недоразумению… Про Соловья твоего тут слыхом не слыхивали – это видимо, из другой оперы. Тут теперь новых персонажей полным-полно, из этих… натурализовавшихся.