Страница 32 из 102
Я выругался и вспрыгнул на колесницу.
Почти успел.
Белая дорога вильнула прихотливой лентой в волосах пастушки. Открыла потаённое: замершую процессию с колесницей Деметры Плодоносной во главе. Воздушно-легкая, украшенная спелыми золотыми колосьями, увитая буйными цветами колесница стояла, скособочившись, на середине дороги. Крылатые змеи в упряжи силились вырваться, хлопали крыльями, испуганно шипя.
Свита – около сотни – сгрудилась позади колесницы и явственно тоже желала куда-нибудь упорхнуть. Какой-то юноша выбежал вперед, тыкал мечом в воздух – загораживал возлюбленную богиню.
Нимфы в задних рядах хором молились, глядя на черную, бесшумную, трехголовую тень, летящую навстречу. Прыжок за прыжком.
Только чуть медленнее моей колесницы.
Одного окрика хватило. Кора, стоявшая на колеснице с матерью, уже собиралась шагнуть навстречу псу, когда он услышал мой голос, затормозил со всех лап – и тут сообразил, что оставил пост.
Тифоново отродье униженно заворчало и оправдалось в глазах хозяйки тем, что обвыло чужаков всеми тремя пастями.
– Назад, – приказал я, осаживая лошадей. Цербер послушно отошел, кося налитыми кровью глазами. Шерсть дыбилась на загривке острым частоколом: полезет вражеская ладонь погладить – напорется.
– Приветствую тебя, сестра. Великая честь…
Мало того, что шелуха – так ещё позолоченная. Заметил это за собой в последние годы. Вроде бы – не умею, не знаю, не научился. А в нужный момент как пойду слова вязать: подземные только пасти разевают.
Умершие аэды вдохновляются по углам – есть, с чего воспевать мудрость Владыки.
Деметра, правда, не особенно вдохновилась. Ответное «почетно быть твоей гостьей, о Владыка Подземного Мира!» выпалила мне камнем из пращи в лоб. В глазах столько ненависти – хватило бы на новую реку подземного мира. На скулах горят пятна яростного румянца – надо полагать, следствие теплых встреч моих подданных. Никогда-то сестра притворяться как следует не умела…
Только вот что-то мельтешит соринкой в глазу. Что-то не так в Деметре: то ли гиматий чересчур вызывающе праздничен (разоделась в багрец и золото, как земля наверху), то ли колесница чересчур наполнена земными дарами, то ли пшеничные косы, уложенные в сложную прическу слишком старят лицо…
То ли глаза глядят с усталой обреченностью – словно после долгих метаний приняла решение.
А может, это просто я сестру слишком долго не видел. Со свадьбы своей не видел.
За разглядыванием Деметры я чуть не пропустил Персефону, пока она не покашляла: ничего, мол, не забыл, царь подземный?
Как Владыке положено приветствовать жену? Которую не видел восемь месяцев? Которую в последние годы просто подхватывал с колесницы, укутывал в плащ, а потом сразу: «Царь мой, я в этот раз пораньше, все равно там разбушевался Борей, и мне нечего делать. Ходят слухи – ему опять отказала какая-то смертная…»
– Радуйся, царица моя!
Словам положено было сдохнуть, но они все ползли и ползли – раненные твари. О троне, который ждет, о надлежащем месте рядом с мужем…
Персефона поглядела удивленно, шагнула с материнской колесницы и встала рядом со мной.
Стало полегче. Шелуха позолоченная обернулась привычной, чуть ядовитой.
– К чему церемонии между дважды родственниками? – получилось гадски подчеркнуть «дважды», и скулы сестры зажглись еще более яростно. – Я благодарен тебе, что ты решила сопроводить ко мне супругу. Времена нынче неспокойные.
– Времена неспокойные, – Деметра держала себя прямо. Смотрела чуть левее меня, на дочь. – Но мне уже давно хотелось посмотреть на вотчину дочери, – она подчеркнула последнее слово. – Правда ли, что моей девочке удалось принести весну даже в царство мрака и ужасов?
– Удостоверься сама, сестра. Пробудь у меня, сколько захочешь. Весь мой мир будет счастлив оказать тебе гостеприимство.
Свита Деметры разразилась стонами: вообразили, наверное… правильно, кстати, вообразили.
Казалось, сестра вот-вот упрет руки в бока – по старой привычке. Нет, сдержалась. Сквозь зубы заверила, что уже навидалась гостеприимства от моих подданных: по пути сюда.
– Ну, разве это гостеприимство?! Так, почтение выражают…
Когда две колесницы, а за ними сестрина свита неспешно двинулись ко дворцу (конечно, в сопровождении Цербера, пес неспешно трусил неподалеку от Орфнея и ревниво порыкивал на змей Деметры), я расслышал низкий смешок жены.
– Позёр, – раздался чуть слышный шепот. Можно подумать – Судьба теперь решила устроиться по правое плечо от меня и дарить советы уже оттуда. – Посылать Железнокрылого было обязательно?
А что, а что?! Я царь? Царь. Владыка? Геката, правда, говорит, что отвратительный, но какой уж есть. Кого царю посылать гостей встречать? Правильно, свою правую руку.
– Что – кто-то упомянул о Геракле или об Алкесте?
– Никому не захотелось, царь мой. Нимфам и маме хватило его лица.
Понимаю. Убийца, верный друг, подготовился основательно: постился, прилежно мотался по войнам, даже с Гипносом переговорил в угоду общего дела. Когда он уходил встречать Деметру – Керы дрожали на почтительном расстоянии. В лицо старались не заглядывать: неровен час, взгляд поперек горла схлопочешь.
–- Надеюсь, он был почтителен. Иначе…
Персефона фыркнула, не прекращая дарить ободряющую улыбку нимфам из свиты своей матери.
– О, да. Убийственно. Царь мой, это ты надоумил его поприветствовать нас словами о мире печали и ужасов, который, мол, ждет?
Жаль, я не слышал, как это прозвучало. В сочетании с тоном. Говори потом, что Убийца не умеет развлекаться…
Позади – из середины свиты Деметры – раздался сухой вопль. Наверное, Медузу заметили, вроде бы, ей пора припадать к стопам подруги.
Жена закатила глаза. Посмотрела с легкой укоризной. «Ты хорошо подготовился, царь мой, – прозвучало во взгляде. – Надеюсь, мне не придется просить у Гекаты для матери успокаивающий настой. С лотосом и водой из Леты».
Ограничился пожатием плечами. Для Деметры-то, может, и нет: сестра явно готовилась к тому, что увидит. Наверняка думала, что я Крона специально для нее подниму (или не подниму, но вытащу два-три кусочка из Тартара – это точно). И вообще, она Титаномахию видела, в последней битве участвовала… так что для нее, может, и не придется.
А вот для свиты ее крикливой – пожалуй.
И точно, пока мы продвигались по дороге, с особым тщанием убранной для такого случая, пока двигались вдоль Полей Мук, пока нас приветствовали все новые жильцы мира – свита сестры успела охрипнуть.
Деметра же держалась вполне достойно. Брезгливо кривила губы, глядя на черепа. Закрывала нос и рот платком от серных испарений. Бормотала что-то успокаивающее змеям в колеснице – когда навстречу хлынули стигийские отродья с широчайшими улыбками на пастях. Не ежилась, слушая стоны теней. Кое-где – так даже шею вытягивала: узреть ужасы моего мира в подробностях. Видно, чтобы было, что вспомнить, если опять станет не хватать поводов для ненависти.
С Гекатой во дворце даже завела какой-то разговор – мол, хорошо, что у дочери есть такая подруга, а то среди всех этих… И с отвращением смерила взглядом всех остальных.
Со мной сестра была напряженно-вежлива. Подарила две уксусные улыбки, пару раз дернула щекой. Обращалась не ко мне: к Ананке (или что там может быть за моим левым плечом?!)
Ах, спасибо за… гостеприимство (столько яда – и в одно слово!) Давно ее так нигде не встречали. Что олимпийские пиры по сравнению с этим… (тут вообще слов не нашлось, только губы дернулись). Ах да, да, конечно, и мир увидит, и пиры, и… куда-куда ее там приглашают?! Да, и это.
Только вот она так давно никуда не выезжала, а дорога была долгой. Нельзя ли перенести пир и ограничиться простой трапезой?
А как же, можно, если царица не против. Подземные, конечно, будут разочарованы, но я-то…
Царь всегда найдет, как проявить гостеприимство. Тесей и Пейрифой вон на себе убедились в моей щедрости. Конечно, царь, его жена и его сестра могут трапезовать по-семейному, в самом тесном кругу: никого, кроме них и обслуги, но гостеприимство – как пьяный Гермес.