Страница 15 из 18
– Мотри-ка, – сказал Прохор Жиляков Фильке Котельникову, – сколь квилеуты их людишек побили, а им хоть бы хны.
– Им ндрав не позволят хныкать перед чужими, – возразил Парфен Кулаков. – Их скво поплачут от глаз подале.
Тем временем индейцы потянули новых друзей к своим хижинам.
– Лучшей было б вместях держаться, – озаботился Тараканов. – Мы знаем, ли чё ли, чё они от нас за дружбу потребуют.
– Чего бы ни потребовали – отдадим все, что имеем, – откликнулся Булыгин.
– Так у нас, окромя ружей, ничё и нету.
– Значит, отдадим ружья.
– Ты рехнулся, Исакыч! Баранов настрого запретил давать индейцам огнестрел.
– Послушай, ты, мужик! Я – начальник, и я решаю, что делать, – прошипел Булыгин и оглянулся на команду. – Ты что, хочешь, чтобы мы от холода и голода Богу душу отдали?
– Ничё такое я не хочу, – угрюмо сказал Тараканов. – А токо без ружей мы не друзьями, а пленными будем. А то и рабами. Небось слыхал, что индейцы пленных рабами делают? А чё с Петровной твоей будет? Отдаст ее вождь кому-нито в жены таку красулю. Вона Маковаян глаз на нее положил…
Анна Петровна в испуге прижалась к мужу – тот погладил ее по плечу.
– Никому тебя не отдам. Жизнь положу, а не отдам. Но сердцем чую: все будет хорошо. Мы им очень нужны.
– Мне б тако чуять, – проворчал Тимофей. – Спору нет, ты ставлен начальником, Исакыч, но я повидал поболе твоего и вот что скажу. Коли уж собрался ружья отдавать, то за половину из них мы можем землицы купить, и немало, да и обустроиться тут. Факторию, ли чё ли, поставить. В устье реки – самое то, – закончил он в раздумье.
«Дружеская беседа» проходила в просторном вигваме Ютрамаки, похожем на шатер, где все стены были увешаны шкурами различных животных. На большие медвежьи за длинным столом уселись: с одной стороны – Ютрамаки и Маковаян, с другой – гости. Русских друзей потчевали горячим, ароматным и сладким травяным напитком со вкусом смородины и жаренным на углях оленьим мясом – с овощами и зеленью. Гости тоже не остались в долгу – выставили две бутылки рома. Однако вождь сам не пил и сыну запретил. Принял ром просто как подарок.
Прислуживали две женщины – пожилая и юная, которая то и дело бросала на Тимофея любопытствующие взгляды, от которых по его спине ползли мурашки. В свои 34 года Тараканов не стремился под венец, запретил себе даже думать об этом, пока не получит обещанную хозяином вольную, поскольку по российскому закону жена крепостного сама становилась крепостной, а он не желал этого ни одной свободной женщине. Мужик он видный, можно даже сказать красивый, вниманием противоположного пола не обижен, но жениться – упаси Бог! А тут раскосая красавица одним взглядом, как крючком, зацепила сердце и повела куда-то в обволакивающую мглу. Тимофей Никитич даже головой тряхнул, чтобы избавиться от наваждения и слушать, что говорит штурман. Не то по неопытности брякнет что-нибудь, чего потом не расхлебать.
А Булыгин рассказывал, что с ними произошло, сделав упор на том, что преследовавшие их индейцы-квилеуты украли все байдарки, в которых было много подарков, приготовленных для друзей на этой земле. Ютрамаки слушал повествование с невозмутимым видом, но при упоминании подарков оживился и, отставив плошку с напитком, что-то сказал сыну. Тот встал, приложил правую руку к груди и вышел.
– Продолжай, – сказал вождь Булыгину.
Тимофей Никитич ожидал, что штурман, закончив, будет просить убежища на зиму, что, по его мнению, было вполне разумно: за пару зимних месяцев они бы огляделись, прикинули полезность этой земли, а потом уж поторговались с хозяевами насчет покупки. Однако Николай Исакович, видимо, не забыв слова Тимофея про факторию, сразу взял быка за рога.
– Кто хозяин этой реки и берега моря возле ее устья? – спросил он.
Ютрамаки, прищурясь, взглянул на него и ответил не сразу. Снова взялся за плошку – старшая индеанка наполнила ее свежим напитком, – отхлебнул, устремив взгляд черных глаз в пространство перед собой. Потом заговорил медленно, предварительно обдумывая каждое слово:
– Хозяева мы, мака, но квилеуты пользуются тем, что у нас мало воинов, и устраивают набеги на нижнюю часть реки… Им помогли англичане. Очень плохие люди. Они дали квилеутам ганы, огнестрельные трубки, и научили из них стрелять, чтобы квилеуты убивали всех чужих… Англичане убили несколько мака, но мы убили столько же англичан. Скальп за скальп – так учит Великий Дух… Хотя мы не любим воевать. Я слышал, что вы, русские, торгуете с племенами, живущими на полночь от нас и теперь хотите торговать с нами. А я хочу вернуть нашу землю… Если вы мне дадите ваши ганы и поможете против квилеутов и англичан, я продам вам часть земли на берегу, и вы построите факторию, чтобы торговать.
– Ты угадал мои желания, Ютрамаки, – важно произнес Булыгин, уловив момент, когда старый индеец замолчал, прикладываясь к плошке. – Ты – мудрый вождь. Я помогу тебе своими воинами и дам огнестрельные трубки. Мы их называем «ружья». – Анна, старательно все переводившая, слово «ружья» произнесла по-русски. Ютрамаки кивнул: мол, понял. – Две штуки дам. За это ты позволишь нам перезимовать в твоем стойбище и выбрать землю для фактории.
Вождь снова кивнул, видимо, соглашаясь. И тут Булыгина осенило. Тимофей Никитич заметил, как у него заблестели глаза, и он даже нетерпеливо подался вперед, как бы желая перебить речь вождя.
– Остерегись, Исакыч, – вполголоса сказал Тараканов, но Булыгин отмахнулся.
– Но ты, Ютрамаки, не только мудрый – ты можешь стать великим вождем. Когда-то давным-давно далеко отсюда на полдень много-много лет существовал союз ваших народов, который назывался по главному племени империей майя…
Николай Исакович передохнул, и вождь, внимательно слушавший перевод, воспользовался паузой:
– Я знаю народ майя, его земля за землей мешиков.
Ого, подумал Тараканов, который помнил про империю майя из уроков в имении Переверзева, а Ютрамаки-то вовсе и не дикарь: похоже, и географию своих соплеменников знает.
– С моей помощью, – заявил Булыгин, – Ютрамаки Великий должен стать отцом-повелителем всех племен и народов на этой земле, на земле Орегона…
– Понесло тя, ли чё ли? Сдурел, однако! – сокрушенно мотнул головой Тараканов. – Вдругорядь на камни сядешь, капитан.
Штурмана, и верно, «понесло». По какому-то наитию, сам не зная почему, он вдруг расписал, как Ютрамаки – конечно, с помощью русских, – объединит племена, создаст свою империю и не подпустит к морю англичан и других белых грабителей. Говорил горячо, жестикулируя, и чем дальше, тем больше походил на мальчишку, которому вдруг позволили поведать свою заветную мечту. И Тараканов, слушавший вначале с большим недоверием, неожиданно начал проникаться этой невероятной возможностью, и его сердце стало захлестывать внезапно открывшейся перспективой. Перспективой не для индейцев – что они ему, эти индейцы! – а для всей Русской Америки. Другое дело, какими силами за это браться: людей-то из России по всей Америке наперечет, а новым желающим приехать – Баранов говаривал – царь-батюшка ходу не дает…
Ютрамаки выслушал перевод с непроницаемым лицом. Когда русский вождь кончил, утирая лоб, покрывшийся от волнения пóтом, он долго молчал, попивая травяной «чай» из деревянной плошки и снова устремившись взглядом куда-то вдаль, может быть, в будущее. Однако и верно, мудёр мужик, думал Тимофей Никитич, с кондачка не решает. А Исакыч-то, Исакыч, ну, удивил – самую надежную дорожку выбрал: само собой, иметь дело с одним вождем куда как проще, нежели с десятком; у них ведь на каждой речке свое племя со своим языком и своим вожденком. Наконец Ютрамаки вернулся мыслями в настоящее – это стало заметно по его потускневшим глазам – и поставил плошку с остатками напитка на столик.
– Чтобы собрать воедино наших братьев из разных племен, – задумчиво сказал он, – понадобится много лет и много сил. Мне не успеть – я слишком стар, и Великий Дух скоро призовет меня в свой вигвам… Мой старший сын, Маковаян, доблестный воин. Получил просветление на священной горе Такома. Вот он может стать Великим вождем Ютрамаки, если мака выберут его после моего ухода к Великому Духу. Маковаяна знают и уважают многие окрестные племена – и сиксик, и пиеган, и нумину, и кутене, и ковичан, и якима… Даже квилеуты. Поэтому я и послал его за вашими украденными каноэ.