Страница 2 из 11
Первым делом братья взялись за двигатели, поменяв старые нейтронные установки на новые аннигиляционные с собственным секретом, разглашать который не соглашались ни под каким видом. Рейкиру оставалось только довериться им полностью, и обновлённая «Клементина» радостно засияла преображённой кормой в ущерб старым клёпкам и серым заплатам на фасадной части.
На утреннем построении пухлые коротышки Боб и Доб нелепо смотрелись на фоне нависающей сутулой фигуры доктора Гаффа, который, со свойственной ему непосредственностью, не преминул высказаться, увидев братьев:
– Однояйцевость – не порок.
Чем привёл близнецов в полное замешательство, так как, подобно многим техническим вундеркиндам, они были абсолютно темны по части других наук.
Итак, костяк был набран, оставалась вторая половина. И тут капитана Рейкира ждала новая загвоздка.
Согласно всё тому же Уложению о командах космических судов класса «А (3)», треть экипажа должна составлять команда противоположного пола. А поскольку, по меткому выражению доктора Гаффа, помимо мужского пола никакого другого, кроме женского, на Земле ещё не придумали, надлежало включить в состав двух дам.
Питер почесал в затылке. С женщинами он имел дело только от случая к случаю, не принимая во внимание, конечно, мать и сестру. Они жили в предместье Лондона в собственном крохотном домишке, куда Питер, к своему стыду, наведывался весьма нерегулярно. Но что делать, если у молодых людей его возраста категорически много дел и так же категорически мало времени. Так что о прекрасной половине человечества Питер имел весьма расплывчатое представление.
– Бабы – зло, – высказался, как всегда, недвусмысленно Гафф.
– Факт, факт, – закивали в согласии Боб и Доб, оба счастливо женатые.
– Однако, – размышлял Питер, слегка удручённый, – устав ясно говорит…
– Устав – к братьям, в задний отсек, – последовал патетический совет от эскулапа.
Но жизнь рассудила по-своему. И однажды утром обладательница романтичного имени Ванесса впервые взошла на корабль. Ступени трапа прогнулись под ней. Вечно торчащие под фюзеляжем, вылезли близнецы, озадаченные странным звуком, который издавала испуганная лестница. Питер дежурил на мостике, и даже Гафф материализовался будто бы из воздуха, заинтригованный моментальным затишьем. Через секунду перед удивлённой командой предстала прекрасная незнакомка 150 кг весу, темнокожая, с толстенной косой кучерявых волос и руками, словно созданными для того, чтобы печь пирожки и блинчики.
– Штурман Вудс, – представилась она, пожимая руку смущённому капитану, – и я выбрала вас потому, что вы все худые, – заявила она в продолжение, отчего плотные близнецы, давно мечтавшие похудеть, округлили глаза и втянули животы.
– Ты похожа… – начал Доб в восторге.
– Ну? – угрожающе взглянула на него толстушка.
– На шоколадный маффин!
– Зато я знаю наизусть все эксцентриситеты орбит, – отбрила Ванесса незадачливого механика, который так и остался с открытым ртом, пока брат не дал ему подсачку.
– Что скажете? – обратился Питер к первому помощнику.
Доктор в сомнении покачал головой.
– Затрудняюсь. Может, надо глистов прогнать?
Ванесса гордо вскинула подбородок.
– Только под вашим непосредственным руководством, док. Сразу после того, как капитан примет меня в команду.
– Я… – замешкался Питер в смущении.
– Вы не пожалеете, сэр.
Питер нехотя кивнул.
– Хорошо. Нам нужен хотя бы один, у кого все дома.
Ванесса оказалась вторым помощником, а её слова о весе были отнюдь не пустым звуком, так как, согласно приснопамятному уложению, общий вес команды не должен превышать… Ну и тому подобное. Таким образом, имея неплохой послужной список и звание офицера, Ванесса была вынуждена кочевать из команды в команду. Невзирая на прошлые заслуги, капитаны неохотно брали её на службу, так как по весу она одна стоила двух членов экипажа.
Коротко переговорив с ней, Рейкир пришёл к выводу, что лучшего помощника нельзя и желать. Жизненным оптимизмом и здравомыслием толстушка выгодно отличалась от остальных членов его команды. Правда, на круг выходило, что по весу их было уже пятеро, а не четверо, но, слегка поразмыслив, Питер отдал приказ укрепить ступени трапа. И надо сказать, ни разу не пожалел об этом.
Всё же ему определённо фартило.
Вечером того же дня молодой капитан столкнулся на улице с другой колоритной фигурой. Прямо посреди проезжей части, где мимо него носились электро– и гравитомобили, стоял самый настоящий японец и испуганно оглядывался на возмущённые гудки, подаваемые удивлёнными водителями. Из-под мышки торчал скатанный в рулон соломенный коврик, а в руке гость держал крошечный медный чайник. Капитан Рейкир, слабо разбирающийся в национальных вопросах, тем не менее сразу определил, что незадачливый пешеход прибыл из страны восходящего солнца. Дело в том, что он был одет ну точь-в-точь как персонаж со старинных японских гравюр, книжка коих досталась Питеру в наследство от отца и которую именно поэтому он любил перелистать на досуге. Рейкир мигом узнал и традиционный чёрный халат, едва прикрывающий колени, и белую рубаху, и сабо на ногах, держащиеся на тоненьких верёвочках, завязанных на лодыжках крест-накрест, а самое потешное – белоснежные плотные гольфы, впрочем, уже порядком запылившиеся.
Рейкир решил, что странный чудак на самом деле турист, помешанный на национальном колорите. В последнее время повсюду стало модным подчёркивать в одежде свою индивидуальность посредством традиционного народного костюма.
Недолго думая, Питер сделал манёвр на своём турболёте, подхватил гостя и доставил его на тротуар. Японец посмотрел, испуганно поморгал глазами и вдруг затараторил что-то на совершенно непонятном Питеру языке – по-видимому, японском. Это уж было совсем странно, так как в современном Питеру мире знание единого международного языка давно и прочно стало самым естественным и обыденным делом. А тут вдруг японский! И сколько бы Рейкир ни старался порасспросить незнакомца о том, кто он и как попал на проезжую часть, толку не выходило, так как тот, очевидно, ни слова не понимал ни на каком другом наречии, кроме родного. Пришлось везти его в Совет по туризму.
Питер припарковал турболёт в слотах и сделал приглашающий жест рукой. Странный незнакомец слегка воодушевился и радостно закивал, похихикивая в кулачок.
«С Луны он свалился, что ли?» – досадовал Рейкир на задержку, так как боялся опоздать на корабль к вечерней поверке. Японец послушно семенил за ним следом, время от времени ударяя себя в грудь и провозглашая одно какое-то очень странное короткое слово, к которому потом прибавились ещё два. Питер ничего не понимал. «Кок-кок, – кудахтал абориген, – суси, сасими» – и так без конца. Рейкир, который, напрягая свою память, смог вспомнить по-японски только «аригато», что означает «спасибо», не преминул воспользоваться этим волшебным средством и применял его всякий раз, когда японец затевал разговор.
Так они и шли по улицам (благо до Туристического департамента было рукой подать), бормоча каждый свои заветные слова и совершенно не понимая друг друга. Когда невдалеке уже показалось здание совета, гость, заметив, куда его привели, с отчаянным криком вновь рванулся на дорогу, прямо под пролетающий мимо электромобиль. Рейкир едва успел ухватить его за полу. По всему выходило, что Питер не первый, кто маялся с колоритным туристом, пытаясь сплавить его профессионалам из департамента. Разозлившийся Рейкир хотел уже было отчитать недисциплинированного японца (наплевать, что тот не знает языка, интонацию-то каждый поймёт), но вдруг натолкнулся на его умоляющий взгляд и замолчал. «Кок-кок», – твердил бедняга, и в глазах его стояли слёзы.
– Хорошо, – сдался наконец Питер и взглянул на часы. До вечернего построения оставалось пять минут. – Пошли со мной. Понимаешь, если я задержусь хоть на минуту, у моего старпома аппетит пропадёт. Позже разберёмся, что с тобой делать.