Новая реальность

Прентисс вздохнул. — Он находится в них по самую шею. Но что он делает, и как они опасны, я могу только предположить.

— Тогда предположите.

— Люс считает, что он разработал аппарат для практического, предсказуемого изменения сознания. Он надеется сделать что-то со своим устройством, которое разнесет существующие физические законы в пух и прах. Получающаяся действительность, вероятно, может быть неузнаваема даже для профессионального онтологиста, уже не говоря о массе человечества.

— Вы кажетесь убежденным, что он может сделать это.

— Вероятность очень высока.

— Ну, хорошо. Мы можем иметь дело только с вероятностями. Самой безопасной вещью, было бы, конечно, определить местонахождение Люса и уничтожить его. С другой стороны, самое слабое дыхание скандала привело бы к подрезанию поджилок у Бюро Конгресса. Таким образом, мы должны действовать осторожно.

— Если Люс действительно в состоянии сделать то, о чем он заявляет, — сказал Прентисс мрачно, — и мы позволим ему сделать это, то не будет никакого Бюро и никакого Конгресса.

— Я знаю. Будьте уверены, что, если я решу, что Люс опасен и должен умереть, я не пожалею ни жизни, ни карьеры любого из Бюро, чтобы так поступить, включая меня саму.

Прентисс кивнул, задаваясь вопросом, подразумевала ли она это в действительности.

Женщина продолжила: — Мы впервые столкнулись с вероятным нарушением нашей директивы, запрещающей онтологические эксперименты. Мы склонны предотвратить это грозящее нарушение, взяв жизнь человека. Я думаю, что мы должны решить раз и навсегда, приемлемы ли такие жесткие меры, и именно для этого я пригласила Вас принять участие в совещании руководящего персонала. Мы намерены вновь рассмотреть весь вопрос об онтологических экспериментах и их последствиях.

Прентисс внутренне застонал. В таких важных делах руководящий персонал решал вопросы голосованием. У него уже было видение попытки убедить изворотливых ученых E в том, что человечество изменяло «действительность» от столетия к столетию — что не слишком давно назад земля была «плоской». Да, к настоящему времени он сам начинал этому верить!

— Пойдем этим путем, другого варианта нет, — сказала E.

Глава IV

Изменяющийся Мир

* * *

Справа от Е сидел пожилой мужчина, Шпеер, известный психолог. Слева от нее был Горинг, консультант по ядерной физике и технике; рядом с ним был Бурхард, гениальный химик и директор Западной области, затем Прентисс, и далее Доббс, известный металлург и директор Центральной области.

Прентиссу не нравился Доббс, потому что голосовал против его выдвижения на пост директора Восточной области.

E объявила: — Мы можем начать этот вопрос с экспертизы основных принципов. Мистер Прентисс, доложите, какова действительность на текущий момент.

Онтологист поморщился. Ему бы двести страниц, чтобы изложить теорию действительности из его докторских тезисов, и даже в этом случае, он всегда подозревал, что его экзаменаторы отпасовали эти тезисы только потому, что они были непостижимы – потому, что это была работа гения.

— Хорошо, — начал он с сарказмом, — я должен признаться, что я не знаю, какова реальная действительность. То, что большинство из нас называют действительностью — просто интегрированный синтез поступающего сознания. Как таковая, это не более чем рабочая гипотеза в уме каждого из нас, всегда находящаяся в процессе пересмотра. В прошлом этот процесс был медленный, и безопасный. Но теперь мы должны рассмотреть последствия мгновенного и полного пересмотра — пересмотра настолько далеко идущего, что это может столкнуть человечество лицом к лицу с истинной действительностью, миром вещей – в - себе - ноуменом[7] Канта. Это, я думаю, было бы столь же пагубным, как заброска группы детей в середину леса. Они должны были бы повторно изучать самые простые вещи — что съесть, как защитить себя от простейших внешних сил, и даже придумать новый язык, чтобы иметь дело с их новыми проблемами. Было бы немного оставшихся в живых. Именно этого мы хотим избежать, и мы можем сделать это, если предотвратим любые внезапные радикальные изменения сознания в нашей существующей действительности.

Он с сомнением посмотрел на окружающие его лица. Это было плохое начало. Морщинистые черты Шпеера демонстрировали безмятежную улыбку, а психолог, казалось, рассматривал воздух над головой Прентисса. Горинг расценивал его серьезными, невыразительными глазами. E слегка кивнула, когда пристальный взгляд Прентисса скользнул мимо нее к Бурхарду, который был озадачен происходящим, а затем к Доббсу, который был искренне высокомерен.

Шпеер и Горинг были самыми восприимчивыми. Шпеер из-за нехватки твердой научной позиции. Горинг потому, что ядерная физика была в таком состоянии движения, что ядерные эксперты выражали самые серьезные сомнения относительно юридической силы законов, которым поклонялись Бурхард и Доббс. Только Бурхард был слабой возможностью. А Доббс?

Доббс сказал: — Я не понимаю, какого чёрта Вы всё это говорите. Намек был достаточно ясен, которым он хотел добавить: — И я не думаю, что вы сами знаете.

И Прентисс не был настолько уверен, что он действительно знал. Онтология была неуловимой вещью, в лучшем случае.

— Я возражаю против термина «реальная действительность, — продолжил Доббс. — Вещь или реальна или нет. Никакая причудливая философская система не может изменить это. И если она реальна, она выделяет предсказуемые, воспроизводимые сенсорные воздействия, не подлежащие изменению, кроме, как в умах сумасшедших.

Прентисс облегченно вздохнул. Курс Доббса был ясен. Он сконцентрировался бы на Доббсе, с небольшой побочной игрой на Бурхарде. Шпеер и Горинг никогда не станут подозревать, что его доводы были фактически направлены на них. Он достал золотую монету из кармана своего жилета и передвинул ее через стол к Доббсу, стараясь не греметь ей.

— Вы ведь металлург, Доббс. Пожалуйста, скажите нам, что это.

Доббс подобрал монету и подозрительно осмотрел ее. — Вполне очевидно, что это золотая пятидолларовая монета, отчеканенная в Форт-Уэрте в тысяча девятьсот шестьдесят втором году. Я могу даже представить вам ее анализ, если хотите.

— Я сомневаюсь, что вы можете, — сказал Прентисс хладнокровно. — Видите ли, у вас на руках фальшивая монета, отчеканенная на прошлой неделе в моей собственной лаборатории специально для этого совещания. Собственно говоря, если вы простите мою дерзость, я имел в виду именно вас, когда я заказал изготовить эту монету. Она не содержит ни капли золота – бросьте ее на стол.

Монета выпала из пальцев изумленного металлурга и загремела на дубовой столешнице.

— Слышите фальшивый звон? — потребовал Прентисс.

С порозовевшим лицом, Доббс откашлялся и всмотрелся в монету более близко. — Как я должен был узнать это? Это же не позор, не так ли? Много умных подделок могут быть обнаружены только в лаборатории. Я понял, что цвет был немного красноватым, но это, возможно, произошло из-за освещения комнаты. И конечно, я не делал слуховой тест прежде, чем я сказал. Звон определенно приглушенный. Это — очевидно медно-свинцовый сплав, с, возможно, небольшим количеством серебра, для улучшения звона. Ладно, я поспешил с заключениями. Ну и что? Что это доказывает?

— Это доказывает, что вы достигли двух отдельных, различных, и взаимоисключающих действительностей, начинающихся с тех же самых чувствительных исходных условий. Это доказывает, как легко может быть пересмотрена действительность. И это еще не все, поскольку я скоро буду...

— Ладно, — перебил его Доббс с раздражением. — Но вообще-то, поразмыслив, я признал, что это была фальшивка, не так ли?

— Фальшивка, которая демонстрирует дальнейшую слабость в нашем стандартном приобретении и оценке предварительно классифицированной информации. Когда безупречный авторитет говорит нам что-то, как факт, мы немедленно, и без сознательного размышления, корректируем входящие сигналы, чтобы соответствовать этому факту. Монета внезапно приобретает красное окрашивание меди, и в ухе звенит фальшь.