Новая реальность

Чарльз Л. Харнесс

Новая реальность

Перевод с английского

Белоголова А.Б.

Глава I

Рейд для Цензора

* * *

Прентисс забрался в автомобиль, вытащил из зажима, спрятанного в правом рукаве, разъем его потайного ларингофона, и подключил его в соответствующее гнездо на приборном щитке.

Через мгновение он сказал кратко:

— Соедините меня с Цензором.

Прошли секунды, и он услышал щелчок формируемого канала.

И затем:

— Е на связи!

— Это Прентисс, дорогая.

— Прентисс, называйте меня E. Какие у вас новости?

— У профессора Люса пять учебных групп. И еще у него есть частная лаборатория. Можно полагать, что он не доверяет своим аспирантам. Очевидно, проводит тайные эксперименты в сравнительной психологии. Крысы и прочее. Ничего откровенно достойного порицания не наблюдается.

— Я понимаю. Какие у вас планы?

— Я обследую его лабораторию сегодня вечером. Если ничего не окажется, то я рекомендую бросить это дело.

— Я предпочла бы, чтобы вы сами обследовали эту лабораторию.

А. Роджер Прентисс скрыл удивление и раздражение.

— Очень хорошо.

В его ухе послышался щелчок отключенного канала.

С озадаченным раздражением он выдернул разъем из гнезда на приборной панели, завёл автомобиль, и поехал по бульвару, примыкающему к университету.

Разве она не понимала, что он был занятым региональным директором с парой сотен человек, полностью способных к проведению обычного вечернего поиска? Несомненно, она знала это, но, однако, требовала, чтобы он сделал это сам. Почему?

И почему она назначила обследовать лабораторию профессора Люса ему лично, тратя так много его драгоценного времени, когда полдюжины его умных молодых физических философов могли вполне справиться с этим? Однако E, с ее величественной анонимностью одного инициала, была непреклонна. Так или иначе, он никогда не был в состоянии спорить с таким крутым достоинством.

Через одну милю он повернул в гараж на пустынном переулке и остановился рядом с Кадиллаком.

Из большого автомобиля выскочил Краш и молча, придержал открытую заднюю дверь для него.

Прентисс сел в автомобиль Краша.

— Сегодня ночью у нас есть задание.

Его помощник колебался долю секунды прежде, чем захлопнуть дверь позади него. Прентисс понимал, что приземистый, астматический маленький человек был удивлен и восхищен.

Что касается Краша, то ему никогда не пришло бы в голову, что управление человеческими знаниями было жестоким и омерзительным делом, а не своего рода жестокой забавой.

— Очень хорошо, сэр, — прохрипел Краш, забираясь за руль. — Мне зарезервировать спальню в Бюро на вечер?

— Не смогу позволить себе спать, — проворчал Прентисс. — Дело теперь столь серьезно, что я не могу не считаться с ним. Можете вздремнуть сами, если хотите.

— Да, сэр. Если я захочу, сэр.

Онтологист[1] бросил резкий взгляд на затылок человека. Нет, Краш бы не спал, но не потому, что просто опасался вздремнуть. По наследию времен, когда у всех людей Цензора было бессонное любопытство и карманный счетчик Гейгера, Краш явно не был обеспокоен опасными и непостижимыми смыслами философской нуклеоники[2]. Для Краша «онтология» была только другим определением словаря — «наука о действительности».

Маленький помощник никогда не мог схватывать идею того, что модель проводимых разумных международных нуклонных исследований, одно, например, в Австралии, или где-нибудь по соседству, в один прекрасный день может перевести стрелку и изменить форму этой действительности.

Всё это делало Краша настолько ценным; он просто не знал достаточно, чтобы чего-то бояться.

* * *

Прентисс прочистил нос и до сих пор дышал в полной тишине. Но теперь, когда это морщинистое лицо за окном лаборатории повернулось по направлению к тому месту, где он лежал животом на земле в скрывающей темноте, его легкие стали с шумом вдыхать и выдыхать воздух.

Мягкие, вежливые, несколько абстрактные академические черты профессора Люса изменились. Лицо за окном лаборатории теперь налилось кровью, тонкие губы оттянулись в беззвучном бесноватом увеселении, глубоко посаженные черные глаза дрожали с красными огоньками пламени.

Онтологист с трудом переключил свое внимание на крысу, с которой занимался профессор.

Четыре раза за прошедшие несколько минут, он наблюдал, как животное пробегало по наклонному лотку, пока не достигло развилки, выбирало одно ответвление, которое должно давать сокрушительный ударом электрическим током, и затем возвращалось в начало лотка для следующего забега. Независимо от того, какое ответвление было выбрано, животное всегда сотрясалось в конвульсии.

На пятом забеге крыса, несмотря на поддерживающие струи сжатого воздуха от стен лотка, стала замедляться. Она полностью остановилось перед тем, как достигла развилки.

Воздух струями обрушился на неё, и небольшие конусы перевернутого вверх ногами серого меха образовались на её крупе и боках. Она постепенно перестала дрожать, ее дыхание упало до нормального режима. Прентиссу показалось, что ее глаза были закрыты.

Воздушные струи продолжали хлестать. Но она не обращала на них внимания, а неподвижно лежала в состоянии, близком к коме.

Поскольку Прентисс всматривался в окно, он увидел, как высокая, вялая фигура профессора подошла к маленькому животному и длинным, похожим на крючок, указательным пальцем провела по её спине. Никакой реакции. Тогда профессор сказал что-то, видимо, мягким приглушенным голосом, так, что Прентисс столкнулся с трудностями при чтении его губ.

— … и оба варианта неверны для вас, но вы должны сделать что-нибудь, вы колеблетесь, не так ли, малыш? Вы успокойтесь, вы проиграли. Вы больше не крыса. Вы знаете, на что бы стала похожа вселенная, если бы фотон мог притормозить? Вы не знаете? Вы когда-нибудь пытались откусить от воздушного шарика, маленький друг? Просто откусить мизерный кусочек?

Прентисс выругался. Профессор повернулся и пошел к клеткам с животными, и хотя он, очевидно, все еще говорил, его губы больше не были видны.

Заперев дверь клетки, профессор пошел к выходу из лаборатории, тщательно осмотрел комнату, и затем, когда потянулся к выключателю, посмотрел в сторону окна, в которое наблюдал Прентисс.

На мгновение исследователь был убежден, что благодаря какой-то неизвестной силе, профессор посмотрел в темноту, прямо в его глаза.

Он медленно выдохнул. Это было нелепо.

Комната погрузилась в темноту.

Исследователь мигнул и закрыл свои глаза. Он не должен был волноваться и двигаться, пока не услышит открывающуюся дверь лаборатории на противоположной стороне небольшого здания.

Дверь не открывалась. Прентисс всматривался в темноту комнаты.

Там, где была голова профессора, теперь были видны два таинственных крошечных красных огонька, наподобие маленьких свечек.

Что-то должно было отражаться от роговицы глаз профессора. Но комната была темной; не было никакого источника света, который мог бы отражаться. Глаза-огоньки продолжали своё панорамирование, изучая его.

По шее мужчины поползли мурашки, когда двойные огоньки наконец-то исчезли, и он услышал звук открываемой двери лаборатории.

Как только медленные, тяжелые шаги удалились по каменным плитам улицы, Прентисс проглотил огромный глоток холодного вечернего воздуха и вытер потное лицо рукавом.

Что это на него нашло? Он действовал как самый зеленый детёныш. Он был рад, что Краш был занят с устройством подключения видеокамеры в Кадиллаке и не мог видеть его.

Он встал на четвереньки и тихо пополз в направлении темного окна. Это были простые раздвижные створки, и нескольких секунд хватило, чтобы просверлить стекло, вставить крючок вокруг замка створки и открыть ее. Крысы начали нервный писк, как только он опустил ноги в темноту цокольного помещения.