Охота на пожирателей

Собираясь в дорогу, я совсем позабыла о своей кошке.

Плохая из меня хозяйка…

Понятное дело, что я и так не слишком о ней забочусь, но все-таки Астра может вернуться домой, когда захочет, и здесь всегда найдется немного кошачьего корма в миске, теплое местечко для сна и приятельское общение с хозяйкой. Если бы речь шла о недельной поездке, я бы просто купила огромный мешок сухого корма и оставила его на кухне, не особо беспокоясь о своей совершенно самостоятельной питомице. Но цели и планы нашей командировки были настолько размыты и неясны, что пребывание в таинственной деревне под названием Агаповка могло растянуться как на месяц, так и на все лето.

Обычно в таких случаях просят друзей, соседей или просто знакомых приютить животное на время. Я потянулась было к телефону и тут же вспомнила, что отдала его сегодня утром Олегу.

Кому бы я позвонила?..

Кали мертва уже неделю. Мертва. Это значит, что не будет больше озорных кудряшек, дерзкого смеха и безумных историй о любовных похождениях. Больше никто не будет опустошать мой холодильник. Я сжала виски, пытаясь избавиться от пульсирующего в голове слова «мертва». Кали и смерть – это слова с противоположным смыслом, и тогда, выстояв против головорезов Варгора, я не смогла узнать в холодном, изломанном, испачканном кровью и грязью трупе свою подругу. Мне казалось, что из моего тела вырвали кусок, и рана уже зажила, оставив уродливый шрам, и все, чего я хотела, – это забыть о том, что когда-то его не было, что когда-то у меня была подруга, что у меня был небольшой шанс ее спасти.

Что сделали с телом? Передали родственникам для похорон?

Я представила мать Кали, такую же рыжую, кудрявую и бесшабашную, как дочь; и отца, маленького и скромного человечка, так и не научившегося справляться с двумя бестиями. А может, они вовсе не такие – ведь я никогда не видела их. После обряда инициации было принято брать себе новое имя, и для большинства это означало отказ от прошлого. Мы никогда не обсуждали, кем были в прошлой жизни, чем занимались, кто был с нами рядом, и старались забыть это как можно скорее. В собственном прошлом мы казались себе слабыми, никчемными существами, которым не было места в новом мире. Но после смерти все вставало на свои места, и Кали, выходя из игры, вернулась к своим родителям, в том теле, которое подарили ей они. Только мертвая и холодная.

Я тоже бросила своих родных – мать и сестру – желая оградить их от опасности окружающего меня мира, а себя – от излишней опеки, от ненужной привязанности, от обязывающей любви. Они считают, что я безмерно далеко, на краю света, заснеженная и заброшенная в место, где нет телефонов и интернета, и даже почтовых ящиков. Интересно, есть ли действительно в мире такие места? Вслед за Каем, да и ради получения оказавшегося ненужным теперь образования, я переехала из областного городка в центр, и, хотя те, кто любил меня, оказались лишь в паре сотен километров, вся связь между нами – это несколько лет прошлой жизни и редкие письма или звонки. Очень редкие. Я говорю, что выбралась в ближайший город за продуктами, у меня все отлично, не могу вырваться ни на день, прости, плохо слышно, пока. Безумие, потому что однажды я встречусь с ними или какими-то общими знакомыми, и не смогу ничего объяснить. Однозначно, мне нужно уехать в другое место, лишь бы не слишком далеко от Круга. Мне не нужна была забота, любовь, семья; холодная, одинокая свобода – вот к чему я стремилась. Могу ли я сказать, что оно того стоило? Не знаю… После смерти Кали у меня не оставалось никого, а я даже не знаю, считала ли она меня своей подругой.

Впрочем, у меня была еще кошка, которая стремилась, как и я, к независимости и свободе, и я уважала это. А может, просто не желала брать на себя излишние заботы?

Куда мне деть Астру? Кто-то должен приглядывать за ней и кормить, пока меня не будет. Что, если она вернется с выбитым глазом или сломанной лапой? Кто понесет ее к ветеринару?

Промелькнула мысль о Ру. Он предлагал приютить мою кошку вместе со мной… но к нему я обращаться не буду, хватит и того раза, когда я имела глупость остаться у него на ночь. Он мне никто, и я не хочу быть ему чем-то обязанной. В любом случае, номер остался в старом телефоне.

Выходило, что у меня нет другого выбора, кроме как взять кошку с собой.

На следующее утро, когда я явилась в назначенное место к назначенному времени с переноской в руках, ожидавшие меня Пашка и незнакомая мне девочка-подросток были сильно удивлены.

– Это что? – вздернув одну бровь, указал Пашка на переноску, в которой возмущенно мяукала Астра.

– Это моя кошка, – как можно более невозмутимо и твердо ответила я. – Мне некому ее оставить, и она поедет со мной.

– Не поедет, – уверенно заявила спутница Пашки высоким, щебечущим голоском. Она была ниже меня на полголовы, это при том, что я и сама не могла похвастаться высоким ростом, до прозрачности худенькая, со светлыми глазами и волосами, выбритыми на висках и всклокоченными на затылке. Она напоминала одуванчик, вот только смотрела на меня так, что и любой удав позавидовал бы.

– Никакие кошки не будут ссать у меня в машине, – задиристо продолжила девочка-одуванчик. – И вопить.

С каких это пор Круг берет в дело малолеток? Она смотрела на меня своими наглыми, сияющими глазами, а я пыталась определить, что она такого умеет, если ее отправили на задание вместе с оборотнем и вечно молодым старцем.

– Это Лера, это Илу, – представил нас Пашка друг другу, подарив обеим по укоризненному взгляду. Она насмешливо пялилась на меня, упершись задом в капот гигантского автомобиля, чистого и блестящего на утреннем солнце. Я прикидывала, каким образом отстоять свое право на перевоз Астры.

– Где четвертый? – только успел спросить Пашка, как откуда ни возьмись явился Олег.

По всей видимости, он серьезно отнесся к моей просьбе привести себя в порядок, и выглядел сейчас не в пример лучше, чем вчерашним утром. Темные волосы с проседью, вымытые и тщательно расчесанные, были убраны в хвост, борода старательно, хоть и не слишком аккуратно, пострижена. И никакой вони. Светлые, заношенные джинсы висели на нем мешком, но смотрелись вполне прилично, как и старая, видавшая виды кожаная куртка. Только ужасающая худоба и тоска в глазах никуда не делись. Я заметила, что Лера с интересом рассматривает четвертого участника.

Мужчины обменялись рукопожатиями, белобрысая девчонка услужливо открыла багажник перед Олегом, чтобы тот смог уложить туда свою длинную спортивную сумку. Я немедленно подумала, что там наверняка спрятан тот кривой меч и потайной кинжал. Хотя кинжал он вполне мог спрятать в рукав, кто знает, что у него на уме. Нужно быть начеку.

Я попыталась было сунуть и свой рюкзак в багажник, но злобный одуванчик с ехидной улыбкой ловко захлопнула дверь перед самым моим носом.

– Кошку нужно оставить, – покачал головой Пашка. – Я не представляю, где и как мы будем жить, и тебе наверняка будет не до нее. Не каждый пустит к себе чужое животное в дом.

– Ей и не нужен дом! – воскликнула я. – Она привыкла к улице, будет гулять, ловить мышей…

– Это она по своей улице гулять привыкла, – возразил Пашка. – А там все совершенно чужое. Она забьется на три дня в какую-нибудь дыру…

– Не забьется!

– … а в худшем случае попадется собакам.

– Я не поеду без моей кошки! – упрямо заявила я, вызывающе встречая Пашкин взгляд. Я злилась, он – нет.

– Значит, едем без тебя, – встряла писклявая Лера. Я посмотрела на нее своим самым страшным взглядом, но девчонку, похоже, это не впечатлило. Она улыбалась одной половиной рта и даже не подумала хотя бы сделать шаг в сторону.

– Я знаю, кого можно попросить, – вдруг подал голос Олег.

– Моя кошка поедет со мной! – прорычала я, и Олег зачем-то добавил:

– Это священник.

Как будто это что-то значило!

Все дружно переглянулись, меня вместе с переноской запихали на просторное и высокое заднее сиденье, Олег назвал адрес. Девчонка уверено прыгнула на водительское, Пашка устроился на пассажирском с ней рядом, и я в очередной раз подумала, что малолетки стали как-то слишком много на себя брать, впрочем, уже начиная сомневаться в своих способностях определять возраст по внешнему виду. Насколько я знаю своего учителя, он никогда не пустил бы за руль несовершеннолетнего. Или, может, я и его плохо знаю?