Страница 12 из 14
– Замечательно! – сказал Анатолий Сигизмундович. – Вы делаете успехи! Пожалуйста, Евгений Юльевич.
Чурдомыжский поджал ноги под кресло, выгнул шею и завращал рукой, демонстрируя всем гладкую бледную кожу на своём запястье и при этом декламируя:
– «Над замком вспыхивали завораживающие огни праздничного фейерверка – то красный, то зелёный, а то и вовсе совершенно неописуемые цвета рассыпались по предгрозовому небу».
– Кхм, – сказал Володя.
– Что на этот раз? – поднял бровь Чурдомыжский.
– Да так, ничего, – замялся Володя. – Просто хотел узнать, какой же там у вас праздник, в ваших предполагаемых обстоятельствах.
– Лично у меня, – объявил Чурдомыжский, – всегда праздник. Мне для этого не нужно никаких поводов.
– Принимается, – сказал Анатолий Сигизмундович. – В конце концов, задача следующих рассказчиков объяснить, что там за праздник и почему. Сергей Александрович?
Хорошев практически не шевелился. О том, что он жив, можно было догадаться только по лёгкому похрапыванию. Чурдомыжский ткнул его костяшками пальцев под рёбра:
– Ваша очередь.
Хорошев приоткрыл один глаз, затем приподнялся и сонно оглядел всех.
– Что вы всё время меня пихаете, будто я сплю? – промямлил он. – Я же всё слышу. «Волны бились о борт и захлёстывали палубу».
– Кхм! – сказал Володя.
– Господин Хорошев! – воскликнул Анатолий Сигизмундович. – На этот раз я вполне разделяю недовольство Володи. Какие волны? Мы же едем на трамвае!
– Что? – опешил Володя. – Анатолий Сигизмундович…
– Да! – перебил Хорошев. – А может, это речной трамвай?
– Господин Хорошев, – сказал Анатолий Сигизмундович, – как-то это сомнительно, я бы сказал…
– При всём уважении, – возразил Хорошев, – вы сами просили говорить то, во что мы верим. Я верю в речные трамваи, даже не сомневайтесь.
– Ну, что ж… – Анатолий Сигизмундович неуверенно перевёл взгляд на Володю. – Вам расхлёбывать.
– Кхм… – Володя на секунду наморщил лоб, соображая. – Хорошо. «Я отодвинул от уха раковину, звуки из которой помогали мне представить, будто я представляю себе…». Нет, не так. «Я отодвинул от уха раковину, рожающую звуки океана, и снова вернулся сознанием в поезд».
Возникла неловкая пауза. Елена покосилась на Анатолия Сигизмундовича, который молча уставился в стол, и робко продолжила:
– «На этот раз было очень похоже на магнитные аномалии».
Полковник гулко стукнул тростью об пол и гаркнул:
– «Зато колёса стучали точно по уставу: «Ать-два, ать-два!»
Внезапно пол помещения вздрогнул, а затем медленно протяжно заскрипел.
– Вы бы поосторожнее со своей палкой, – залепетала Валентина Алексеевна.
Особняк заметно тряхнуло, и помещение стало постепенно крениться набок, словно под фундаментом задышало, разбуженное, огромное недовольное существо. Стены завибрировали, стол сдвинулся с места. Чурдомыжский вскочил.
– Что-то происходит, господа, – сказал он. – Что-то определённо не так, уж поверьте мне.
– Землетрясение, должно быть, – предположил полковник. – Помнится, во время Крымской кампании…
– Надо же что-то делать! – закричала Валентина Алексеевна, соскочила с кресла и засеменила к выходу.
Особняк тем временем издал тяжкий стон и начал постепенно выправлять своё положение, а затем и наклоняться в другую сторону.
– А я вам не зря говорила про высшие силы! – торжественно заявила Елена.
– Пойдёмте, господа, посмотрим, что снаружи происходит, – спокойно сказал Анатолий Сигизмундович, поднимаясь с кресла.
Члены клуба один за другим высыпали из гостиной и через прихожую попали на крыльцо, которое, впрочем, уже трудно было назвать крыльцом. Теперь на месте каменных ступеней оказался дощатый настил, окружённый невысокими бортиками, за которыми бесновалась тёмная, пенистая вода. Особняк сросся своими стенами с остовом огромного, мрачного корабля, быстро плывущего вперёд по недружелюбному бушующему морю.
Небо было покрыто тучами, такими густыми и чёрными, что они казались высеченными из камня, и то там, то здесь, из них выстреливали мелкие, яркие молнии.
Литераторы растерянно стояли возле выхода из особняка, образовав неровный полукруг. Только Валентина Алексеевна, оказавшаяся на палубе первой, отделилась от строя, отбежав в центр настила, и впала в неописуемую истерику.
– Ааа! – кричала она. – Нас смыло! Мы сейчас умрём! Почему мы здесь оказались? Анатолий Сигизмундович! Спасите!
– Валентина Алексеевна! – крикнул сквозь ветер Анатолий Сигизмундович. – Возьмите себя в руки, наконец. И руками за что-нибудь возьмитесь, а то вас и вправду смоет.
Не успел он это произнести, как от качки Валентина Алексеевна заскользила ногами по палубе и чудом не перевалилась через борт. Володя подскочил, поймал её за руку и помог вернуться к двери.
– Однако, – вмешался Чурдомыжский, – я был прав. Что-то определённо не так! То, что мы видим, в реальности существовать не может.
– Реальность – понятие нечёткое, – сказал Анатолий Сигизмундович. – Вот, к примеру, Платон в своём диалоге «Парменид» описал довольно сложное взаимодействие между собой абстрактных идей. Он считал, что идеи существуют сами по себе, и мир строится из них, основываясь на таком взаимодействии.
– Анатолий Сигизмундович! – воскликнула Валентина Алексеевна. – Мы попали в ад! А вы рассказываете что-то такое заумное, чего я даже не пытаюсь понимать. Как же можно?
– Чего же тут непонятного? – удивился Анатолий Сигизмундович. – Мы с вами являемся свидетелями воплощения наших совместных идей. Мы, несмотря на все сложности, смогли-таки представить себя в мире, нами же придуманном, причём настолько в это поверили, что мир в определённое мгновение выстроился из наших идей.
– Ничего не понимаю! – не унималась Валентина Алексеевна. – Идеи – это в голове. При чём тут эта мокрая погода, шаткий пол и противные молнии?
– Нет, Валентина Алексеевна, – возразил Анатолий Сигизмундович. – Идеи существуют не в голове. Ну, или, если вам так проще, представьте, что все мы внутри одной большой головы. И мы заставляем её думать то или другое.
– Простите, Анатолий Сигизмундович, – не согласился Володя, – но это антинаучно. Есть же, в конце концов, закон сохранения материи. Или энергии? Ну, определённо же есть какие-то законы.
– Так точно, – подтвердил полковник. – А также уставы и предписания. Не положено так, чтобы раз – и дом в середине моря. Непорядок!
– Володя, – ответил Анатолий Сигизмундович, – те законы, о которых вы упоминаете, выведены из нашего с вами ограниченного опыта. Кто вам сказал, что они должны действовать за его пределами? В момент, когда вы описывали, что у вас там рожали глаза, вы же не думали о законе сохранения энергии? Вот и получили то, что есть.
– Однако, место неприятное, – заметил Чурдомыжский. – Сыро, гнусно. Да и воняет – только не пойму, чем.
– Ну, как же… – Анатолий Сигизмундович усмехнулся. – Это воплощение фантазии господина Хорошева. Видите, чем стены облицованы?
Борта судна и фасад особняка были выложены тёмно-коричневыми бесформенными плитками, состав которых угадывался легко и недвусмысленно.
– Фу! – сказал Чурдомыжский, отдёргивая руку от дверного косяка. – Какая, однако, мерзость!
– Ну, уж и мерзость! – возмутился Хорошев. – Да мои фекальные плиточки здесь самая реальная вещь! Море прорисовано кое-как, корабль убогий и вообще существовать в природе не может, а мы все, господа, просто какие-то посредственности, которые считают себя писателями. Я уж молчу про господина полковника. Никто его имени не знает, никто не в курсе, в каких войсках он служил, да и форма на нём неизвестно какой страны и какой эпохи. Вы сами-то знаете своё имя, господин полковник?
– Да как вы смеете! – полковник замахал намокшими усами и зашевелил бровями. – Такая тыловая крыса, как вы, ещё смеет сомневаться в моих боевых заслугах! Да я неприятеля чую за двести вёрст… Ко мне ещё никто – слышите, никто! – не смог подобраться.