Смертельное шоу

-- Ах, Машу! -- вспомнил он долговязую роллершу. -- Ну ты прям следопыт! Тебе только это... в разведку идти!

-- Ага, -- на полном серьезе согласился пацан. -- Я глазастый! Я, как вы за одним роллером гнались, видел. Он потом к вам вот там, наверху, где автобусы останавливаются, приходил. А вы там с Машкой стояли...

-- Не-е, тебе не в разведчики надо идти, -- решил Санька. -- А в журналисты! Они сейчас первые подсматривальщики! -- еле выговорил он придуманное слово.

-- А из машины на вас дядя смотрел...

-- Что? -- сразу протрезвел Санька. -- Какой дядя?

Никакого дяди с машиной в его воспоминаниях не было.

-- С длинными волосами, -- охотно сказал мальчик.

-- Лицо запомнил?

-- Не-а.

-- А что за машина?

-- Красная.

-- В смысле, красивая?

-- Нет, просто красная. Как помидор.

-- Ин... иномарка?

-- А я это не понимаю. Просто машина.

-- А человек этот... длинноволосый, он того... чернявый? На кавказца похож?

-- Чего?

-- А-а, ну ты ж Джиоева не видел! -- махнул вялой рукой Санька.

-- Чего?

-- И что он... Ну, этот дядя?

-- А ничего, -- вздохнул мальчишка, и его розовые уши смешно пошевелились, будто листики под дуновением ветерка. -Посмотрел-посмотрел -- и уехал...

-- Маша не могла его заметить?

-- А это вы у нее спросите.

-- Она появится здесь завтра?

-- Она тут все время.

-- Как это? -- заозирался Санька.

Пьяная муть, на время отогнанная испугом, возвращалась в голову и становилась еще плотнее, чем до этого, будто пыталась отомстить за временное отлучение.

-- А она на теплоходе живет, -- ткнул коротким пальчиком за спину

Саньке мальчишка. -- У нее там папка -- первый помощник капитана.

Они теперь не плавают, а только стоят. Чтоб курортники жили внутри теплохода. Бизнес -- это называется...

-- Гостиница, получается?

-- Ага. Там хорошо! Музыка, ресторан, ковры. Я один раз был. С

Машкой. А больше... Нет, больше не был...

Через пять минут Санька уже стоял у длинного, круто взбирающегося к палубе трапа и пытался поцеловать круглолицего вахтенного матроса. У того все время сваливалась с левого рукава белой форменки повязка, и он вынужден был придерживать ее. Оставшись, таким образом, как бы без рук, он отталкивал Саньку одним плечом и недовольно гудел:

-- Отойдь! А то милициванеров покличу!

-- Зе-емля-як! -- лип к нему Санька. -- Мне на борт надо! Там девушка одна. Она мне нужна...

-- Девушковые всем нужны! -- упорствовал вахтенный. -- Предъявите по полной форме пропуск али квиток в ресторант!

-- Ты с каких краев, земляк? С Урала, что ли?

-- С известных краев!

-- Тогда это... -- еле вспомнил Санька, -- пер...первого помощника капитана позови! Вот!

-- Я щас патруль милициванеровский позову! -- набычился матрос.

Теперь уже не только лицо, но и он весь стал каким-то круглым и чрезвычайно похожим на индюка, приготовившегося к драке.

Санька увидел лениво бредущих к трапу по набережной двух милиционеров и перестал сомневаться. Он пнул матросика и понесся по трапу на теплоход. Ступени гудели, будто колокола. Казалось, что над Приморском стоит набат, и весь город видит его пьяный спотыкающийся бег и ждет, разобьет Санька нос или нет.

Добежал. Не разбил. И уже по инерции оттолкнул стоящего на палубе второго вахтенного матроса. А у того было такое вялое и тряпичное тело, что даже несильный удар перевернул его над леером, и моряк, беззвучно вращая в воздухе ногами, полетел вниз.

На Саньку от испуга накатила тошнота. Сжав пальцами горло, он метнулся к леерам, налег на них грудью и успел заметить всплеск в проеме между бортом и причалом. Потом над черной пленкой воды вынырнул шар и завопил с громкостью автомобильной сигнализации: "Ма-а-ма! То-о-ну-у! Спа-а-асите!"

Не помня себя, Санька бросился в ближайший же судовой коридор, прогрохотал по нему, сиганул по трапу вниз, побежал теперь уже не в нос, а в корму, потом нырнул по еще одному трапу палубой ниже и только здесь, в раскачивающемся, похожем на московский подземный переход коридоре остановился и крепко сжал зубы. В висках билось перепуганное сердце, и очень хотелось дышать. Он позволил себе такую роскошь, тряхнул головой и только теперь увидел, что шторма нет. Коридор не раскачивался. Но в голове по-прежнему стоял колокольный гул. Судно словно бы напоминало ему, что город заметил его бег по трапу и боксерский прием против матроса и успел перекрыть все выходы с теплохода.

Он пошел вдоль левой стены коридора, по очереди дергая за дверные ручки. Открылась только пятая. На полу каюты, на потертом красном ковре, катались голые переплетенные тела.

-- Вас мо... можно на минуточку? -- не понимая, что за схватка, спросил Санька.

-- Чи... чиво? -- вскинул голову мужик. Под ним лежала и в одышке качала пудовые груди девица. Ее обесцвеченные волосы давно отросли, и их белая часть выглядела уже не волосами, а частью ковра.

-- Из-визвините, пжжалста, -- выжал слово Санька. -- Вы не

скажете, где нахо... одится каюта первого помощника кап-питана?

-- Пошел вон!

Босой ступней толкнул мужик дверь, и она захлопнулась перед носом у Саньки.

-- Большое спасибо, -- ответил он двери.

-- Что, братан, заблудился? -- окликнул его мужчина из дальнего конца коридора.

На его плече висела еле живая девица. Ее волосы тоже были обесцвечены и тоже ровно на половину длины. Казалось, что женщин с другими прическами и другими покрасками волос на этой палубе быть не может. В правой лапе мужчины тремя бокалами смотрелись три бутылки шампанского.

-- Я пе... первого па-амощника ищу, -- пошел навстречу ему Санька. -В смысле, капитана...

-- Это палубой выше. Тысяча двадцатая каюта. Запомнил?

-- Ага, -- с интонацией пацана-роллера ответил Санька и прошел мимо мужика с таким видом, будто они вообще не разговаривали.

Девица на его плече икнула и потребовала:

-- Я вып... пи... пить ха-ачу!

Санька чуть не ответил ей: "Тебе уже закусывать пора"...

Перед довольно быстро найденной им дверью с привинченными к пластику четырьмя цифрами он решил: откроет помощник -- сдамся, откроет Маша -упаду на колени.

Открыла Маша. Но на колени он не упал.

Она стояла в простеньком цветастом халатике. Лицо было свежим, без капли сна, и тоже, как у Нины, некрашенным. Но теперь в этой ненакрашенности ощущался не учительский стоицизм, а девичья целомудренность.

-- Добр... дрый вечер, -- промямлил он.

-- Здравствуйте.

Даже загар не смог замаскировать покрасневшие щеки. Она растерянно взмахнула руками то влево, то вправо, но вместо приглашения в каюту сказала совсем другое:

-- Папа скоро придет. Папу вызвали. Там какое-то ЧП. Пьяный бандит

ворвался на борт и выбросил за борт вахтенного у трапа...

-- Пьяный бандит -- это я, -- сказал он, прижался затылком к холодной

стальной переборке и закрыл глаза.

Глава двадцать третья

ВАЛЬС НА ПАЛУБЕ

Холодный душ оказался сильнее сотни "Николашек". Санька выбрался из шикарной ванной, вытерся, посмотрел на свою одежду с таким видом, будто одна она была виновата в его пьяном дебоше, медленно оделся и приготовился к экзекуции. Но когда он открыл дверь ванной, то Машиного отца не увидел. Ощущение близкой расправы почему-то стало еще острее.

-- Папа все замял, -- с радостью сообщила она. -- Сказал, что ты препровожден на берег...

-- И что, поверили?

-- Так я тебя и буду препровождать.

-- А вахтенные у трапа?

-- Они уже сменились.

-- Отца, значит, нет?

Усталость посадила Саньку на жесткий судовой стульчик. Первого помощника капитана он так и не увидел. Наверное, Маша спасла Саньку, когда он откисал в ванной под ледяными струями.

-- Он пошел вахту проверять. Тут хоть и не ходовое судно теперь, а скорее гостиница с рестораном, но все службы несутся. Штат полный.