Смертельное шоу

-- А у тебя красивое тело, -- сдвигая простыню, провела она ладонью по его груди и животу.

Кажется, требовалось вернуть комплимент, но Санька толком не помнил, какое же у Венеры тело. Было темно, пьяно, полубредово, и в памяти остались только хрипы и какие-то обрывки слов.

-- Ты тоже... того... -- все-таки подарил он ей свое восхищение.

-- Мне понравилось, как ты в клубе пел про голых девок в раздевалке.

-- Я пел?

-- Ну да. Сразу после этой чуши про экстези.

-- А-а... Это где рифма "елки-палки -- раздевалки"?

-- Да.

-- А я еще чего-нибудь пел?

Как ни странно, тексты он помнил до сих пор. Сначала -- про наркоту, то есть про экстези, потом про голых девок в раздевалке, которые хотят то, что входило в рифму к "раздевалке", потом этот дурацкий шлягер всех ночных клубов "Подвигай попой". А потом был глоток виски из широкого стакана, который поднесла возникшая из ниоткуда Венера, еще глоток, и мир почти исчез. Неужели он мог отключиться от двух глотков виски?

-- Я много пил?

-- Как алкаш.

При этих словах ее ладонь на животе Саньки повлажнела. Ладонь не могла врать.

-- И сколько я выжрал?

-- Бутылку виски и пару стаканов коктейля. Джин с "Амаретто".

Многовато для жадного Децибела. Он бы столько не дал. У Венеры с собой ничего не было. Виски она наливала из бутылки, которую принес Децибел. Этот противный сивушный вкус Санька помнил. Хвойный дух джина в голове почему-то не ощущался.

-- Давай опохмелимся, -- предложила Венера и, спрыгнув с кровати, зашлепала босыми ногами к бару.

Ее тело, облитое ровным, странным для апреля загаром, было совсем неплохим. До колен. Все, что ниже, не тянуло выше троечки. Говорят, что такую кривизну ног называют итальянской. Может, макаронникам такое кавалерийское колесо и нравится, но Сашке почему-то захотелось вскинуть взгляд выше.

-- Знаешь, что я делаю? -- не оборачиваясь, спросила она.

-- Пишешь мне письмо?

-- Нет, вяжу носки из толстой пряжи.

-- Я не люблю толстые носки.

-- Я тоже.

Она повернулась всем корпусом. На уровне груди ее тонкие пальчики

с усилием удерживали два пузатых бокала на тонких ножках. На краях

бокалов алыми капельками дремало по вишенке, а из них, как из

шлюпок, торчало по флажку. Их крошечные полотнища несли на себе

красную и белую полоски. Страну с таким флагом Санька не помнил. В бокалах плескалось нечто коричневое и мутное.

-- Это приворотный коктейль, -- объяснила она, подходя к постели. -Виски, ликер "Амаретто" и лед.

-- А кого привораживать будем?

-- Вообще-то это для дам. Точнее, пьют мужики, чтоб дамы в них влюблялись.

-- А без этого не получится?

-- У тебя получилось. Ты меня так завалил...

-- Без понта?

Он принял из ее подрагивающих пальчиков бокал и первым пригубил.

-- А с вишней что делать?

-- Можно съесть. На закуску.

-- Бедновато будет. А колбасы у тебя нету?

-- Чувствуешь вкус виски?

Санька хлебнул еще и ничего, кроме жжения в горле, не ощутил.

Вчерашнее пойло в рейв-клубе было не лучше, но и не хуже.

-- Это односолодовый виски, -- пояснила она. -- Самый дорогой. Мне

его шеф подарил.

-- Золотовский?

-- Ты так спрашиваешь, будто не знаешь, кто шеф...

-- Значит, он мужик не жадный.

-- Он хороший. Он меня человеком сделал.

-- Правда?

В голове чуть просветлело. Наверное, все-таки односолодовое виски умело нечто такое, что не под силу его смесовым собратьям.

-- Я на лотке у азеров стояла. Фрукты, овощи, орехи. Короче, если только это шамать, от поноса не избавишься...

Ее сухой хрипотце позавидовал бы любой рок-певец. Если закрыть глаза, то возникает ощущение, что она только что сожгла горло стаканом спирта. Но Санька не стал закрывать глаза. Он осмотрел хорошо обставленную комнату, плотно подогнанные доски паркета, картины с геометрическими абстракциями на стенах.

-- Дорогие штуки? -- ткнул в их направлении бокалом Санька.

-- Чего?.. А-а, мазня! Может, и дорогие. Я в этом ничего не понимаю. Дюсик подарил.

-- А это кто?

-- Ну ты пенек!.. Шеф! Он же Эдуард. Сокращенно -- Дюсик...

-- И как же он тебя спас?

-- Кто спас?

-- Ну, ты ж говорила, что азеры, лотки, фрукты...

-- А-а, ну да!.. Я как-то стояла, а он на "мерсе" мимо проезжал... Правда, тогда я не знала, что это он. Просто вылез из тачки крутой мужик в клевом прикиде. Ему зачем-то виноград понадобился. Я его так по-классному обслужила, улыбнулась, а он ни с того ни с сего говорит: "Ты эстраду любишь?" А кто ж ее не любит? Я сказала: "Да", а он с ходу: "Позвони мне завтра по этому телефону. Лицо, говорит, у тебя фотогеничное". Я, понятно, позвонила. Секретаршей взял. А в певицы не стал раскручивать. У него уже тогда Волобуев в раскрутке был. Не до меня... А теперь вот ты...

-- Обижаешься?

-- Не-а... Мне Дюсик сказал, что мы теперь парой петь будем.

-- Когда это он сказал?

-- Вчера вечером.

Этот глоток коктейля оказался самым невкусным. Наверное, пора было глотать вишню. Он жадно сгреб ее губами и ощутил приторную кислоту. Вишня была заодно с коктейлем.

-- Он мне не говорил, что мы это... дуэт...

-- Еще скажет... Ну, не дуйся! Я же тебя только украшу. Посмотри, какая у меня фигура!

Она вскочила, хрустнув кроватью, и крестом расставила руки. Прямо над ее головой, как бы дополняя крест, висели часы. На них был десятый час.

-- Мне Аркадий сказал, чтоб я ему в восемь позвонил!

Санька сбросил ноги с постели, но встать не успел. Венера бросилась на него, придавила к мятой простыне и, раскачивая перед глазами грудями, упрекнула:

-- Ты почему меня не хвалишь, женщины любят, когда их хвалят.

-- Мне Аркадий...

-- А почему у тебя нет татуировки на груди?

-- Какой татуировки?

-- Буквы "А"...

Он с трудом отыскал ее глаза и впился в них взглядом.

-- Откуда ты знаешь про "А"?

-- Дюсик сказал.

Теперь уже ее глаза впились в его, и он еле нашел силы ответить:

-- Я затер букву.

-- Это больно?

-- Не очень.

-- А где след?

-- Отстань!

Он подбил ее левую руку своим локтем, перевернул Венеру и, навалившись, прохрипел:

-- Не напоминай мне про зону! Слышишь?!

-- Не буду, -- тихо ответила она.

Ее пальцы почему-то гладили левую сторону груди. Когда они касались волос у сосков, Саньке было щекотно и страшно. Но он не смеялся.

-- Войди в меня, -- попросила Венера.

Звонок заставил Саньку вздрогнуть. Звонок почему показался похож на пулю, которая просвистела над спиной. Оттолкнувшись от постели, Санька встал, обернулся к углу комнаты. На тумбочке у телевизора нервно звонил телефон.

-- Идиоты, не дадут любовью заняться! -- простонала Венера и зашлепала в угол комнаты.

У нее была красная спина. Она будто бы напарилась в бане. Санька посмотрел на свои бледные голые ноги, поросшие тонкими же бледными волосами, и ему вправду почудилось, что он в бане. Потом он посмотрел на левую сторону груди и не нашел там ничего похожего на шрам от бывшей татуировки.

-- А-а, эт ты, Аркаша!.. Привет!.. Что?.. Ну, ты прям разведчик! У меня твой подшефный. У меня. Передать ему трубку?.. На!

Саньке очень хотелось прикрыться, но ощущение бани не разрешило ему это сделать. В бане никто не стесняется друг друга.

Он подхватил телефонную трубку из ее руки. Она почему-то оказалась легче, чем он предполагал.

-- Ты поч-чему не позвонил?! -- диктаторским тоном спросил Аркадий.

-- Я-а... я-а...

-- Тебя, абалдуя, звезда эстрады ждет, а ты...

-- Меня?

-- Ну, конечно! Я уже созвонился с директором Киркорова... Точнее, с одним из директоров. Их у него несколько. Отвезешь звенья цепочки ему прямо домой. Запоминай адрес!

Именно в этот момент Венера, обняв его сзади, повела руками от груди к животу. От щекотки можно было умереть. Но прежде чем упасть на паркет и задергаться в истерическом смехе, Санька все-таки успел запомнить цифры дома и подъезда на Земляном валу. И еще он понял, что без жертвы Венера его не отпустит. А он и сам не знал, жертва это или приобретение. Глава двадцать вторая