Смертельное шоу

Пальчиком Золотовский уже совсем отодвинул от себя на край стола записку, но тут его как кольнуло. Записка могла оказаться последним сообщением от брата. А последняя просьба перед смертью -- свята. А вдруг кто-то из корешей брата решит проверить ее выполнение? Или, что еще хуже, за этим сопляком стоит еще какой-нибудь вор в законе?

-- Ты откуда родом? -- тихо спросил Золотовский.

-- Кемеровский... Точнее, из Прокопьевска...

-- Дыра? -- поинтересовался он и сам себе ответил: -- Дыри-ища! А родители кто?

-- Сирота я.

-- Круглый? -- удивился Золотовский и подвинул записку чуть ближе к себе.

-- С семи лет.

-- А что так?

-- Маманя умерла, когда мне семь было. А бати вообще не помню, гражданин начальник.

Санька сделал такое скорбное лицо, что Золотовский ощутил что-то типа жалости. Он уже так давно не испытывал этого щиплющего душу чувства, что даже удивился. С парнем что-то нужно было делать, а что именно, он не знал.

-- Давай паспорт и все твои документы.

Санька торопливо сунул в его холеные пальцы засаленную красную обертку и пояснил:

-- Там внутри -- справка об освобождении.

Золотовский торопливо положил паспорт на записку, снова подумал о том, что легче сказать "Нет", чем "Да", и все-таки решил не говорить ни "Нет", ни "Да".

-- Зайдешь ко мне завтра. В шестнадцать ноль-ноль... Ты где остановился?

-- На вокзале... Курском.

-- А почему на Курском?

-- Он большой.

-- Бомжуешь, значит?

Санька промолчал. Золотовский с его сонно-безразличным лицом до того ему надоел, что он уже сам готов был забрать документы и записку.

-- Лось, -- что-то уж совсем несуразное произнес хозяин кабинета, и Санька ощутил шаги за спиной, -- дай ему адрес нашей хазы в Крылатском. Пусть ночь там переночует.

-- Туда долбежник ща уедет. Может, к нему подсадить? -- вяло ответил охранник.

В стекле напольных часов теперь был виден только его живот. И маятник елозил по нему, пытаясь стереть серую краску, но у него ничего не получалось. Такую плотную краску ничто не может стереть.

-- Разве Андрей еще не уехал? -- удивился Золотовский.

-- Он во дворе в "жигулях" копается. У него зажигание барахлит.

-- Тогда отведи парня к нему.

-- Есть, -- по-военному четко ответил охранник по кличке Лось.

Санька, поняв, что все уже произошло, хотя и не ясно было что именно, порывисто встал, подхватил с колен свою куртку, отягощенную плеером, и протянул руку Золотовскому, но тот отвернулся влево, к телевизору, который шел без звука, пока они разговаривали.

Палец с золотой печаткой мягко лег на черную коробочку пульта, оживил телевизор, и тот заговорил о последних новостях шоу-бизнеса.

-- По-прежнему на первых местах в рейтинге синглов хиты "Иванушки Интернешнл", Влада Сташевского и группы "Лицей", -- сообщала худенькая, под мальчишку стриженная девчонка с серьгой в левой ноздре, а за нею пародией на заставки "MTV" мельтешили негры, небоскребы, лимузины, секс-бомбы и пальмы. -- Даже внезапная смерть лидера группы "Мышьяк" Владимира Волобуева не позволила последнему хиту группы оказаться в десятке лучших. Их диск с пророческим названием "Предсмертный хрип" расходится плохо...

Нервным движением Золотовский переключил телевизор на другую программу. По узкой дорожке стадиона бежали гончие псы. Те, что оторвались, выглядели красиво и грациозно, те, что отстали, казались жалкими и ободранными. Хотя все они были совершенно одинаковыми. Одной и той же породы.

-- Ну, чего вы стоите?! Идите! -- повернувшись в кресле, потребовал Золотовский, и Санька увидел сверху, что у хозяина расстегнута ширинка, и из нее смешно торчит уголок белой рубашки. Короткий, как редька-недоросток.

_ Глава седьмая

ГРУППА "МЫШЬЯК" ПЬЕТ ТОЛЬКО КОНЬЯК

Санька никогда не думал, что можно запросто жить в двухкомнатной квартире, где совершенно нет мебели. Если, конечно, не считать мебелью стулья. Их было почему-то четырнадцать штук. Шесть венских, с гнутыми деревянными спинками и деревянными же сиденьями, четыре столовых, с потертой рыжей обивкой, два компьютерных кресла-вертушки без подлокотников и две кухонные банкетки, обтянутые выцветшим сиреневым дерматином. И несмотря на это, квартира все равно казалась захламленной. Наверное, оттого, что в гостиной площадью метров восемнадцать поместился склад инструментов: ударная установка с полным набором томов и тарелок, три электронные соло-гитары и две акустические, две бас-гитары, ободранный контрабас, электронный клавесин, обклеенный ярлычками с бананов, хай-фай компоненты "Kenwood", не меньше пяти акустических колонок разных видов и калибров, метрономы, регулировочные вилки, подставки под микрофоны и сами микрофоны количеством штук в семь, от подранных до новых, соединительные кабели со штекерами и разъемами, пустые и исписанные нотные страницы и еще много чего непонятного. Нужно было обладать феноменальной памятью, чтобы не запутаться и найти в этом филиале городской свалки то, что тебе нужно. Вместо ковров на стенах висели плакаты эстрадных групп и просто рок-идолов. Рядышком без всякого скандала уживались негритянские рэперы и крутые уэспы из "Metallika", помпезный попсушник Майкл Джексон и панк-бродяши "Green Day" в драных свитерах и резиновых китайских кедах, блистательный, до синевы выбритый Фредди Меркьюри и длиннобородые, как гномы, мужики из "ZZ-top".

В маленькой комнате по сравнению с гостиной лежала великая пустыня Сахара. Если не считать кочующих стульев, то в ней вообще ничего не было. Зато кухня по сравнению с этой комнатой уже казалась тесной. У левой ее стены стояла коричневая электрическая плита с четырьмя проржавевшими конфорками, а у правой дребезжал всеми своими стальными боками и ребрами ветеранский "Саратов". Когда он вздрагивал перед очередным отдыхом, то так тяжко вздыхал, будто искренне жалел всех постояльцев этой несуразной квартиры.

А постояльцев было четверо: львиногривый барабанщик Андрей, коротко, под глупый, но зато модный чубчик обстриженный клавишник Виталий, еще более модный, от прически а-ля Ярмольник до ботинок-ковбоев соло-гитарист Роберт и самый молоденький в группе желто-рыжий, будто подсолнух, бас-гитарист Игорек.

Вместе они собрались только часам к девяти вечера. Город за окном состоял уже только из трех красок: черной, желтой и белой. Черной шторой висела ночь, на ней желтыми прорезями виднелись окна домов, а белыми -огни фонарей дневного света вдоль шоссе и узкие проемы лестничных пролетов.

С Санькой музыканты по мере появления здоровались с видом людей, которые были, как минимум, его однокашниками по школе. Это и радовало, и настораживало. Так уж устроен человек, что он всегда ждет чего-нибудь плохого, а когда встречается хотя бы такая малость, как внешнее дружелюбие, он тут же ждет подвоха.

-- На той неделе в Штаты едем! -- с торжественным лицом сообщил Роберт, последним появившийся в квартире.

На острых металлических носах его ботинок лежала свежая грязь и казалась ржавчиной.

-- Не гони! -- расширил глаза Игорек и стал медленно наливаться

краской, будто рыжина с его волос потекла на щеки.

-- Железно! Я у Эдика только что был. Он уже Лося за билетами

послал.

-- А как же... солиста же нет, -- теперь уже не согласился клавишник Виталий.

Он говорил так вяло и безразлично, точно вообще не знал, что еще можно делать на свете, кроме как спать день и ночь. И лицо у него, отражая эти его мысли, было почти уснувшим. Создавалось ощущение, что если через минуту никто ничего не скажет, то он тут же уснет.

-- Без солиста поедем, -- не дал ему этого сделать Роберт. -- С нами в турне Элтон Джон будет петь! Договор уже подписан.

-- Е-мое! -- обессиленно сел на компьютерный стул-вертушку Игорек. -Да я... я... надо звонить домой, в Курган...

-- Ну чего уши развесили! -- вышел из кухни в прихожку Андрей. -Сегодня ж первое апреля!