Заветы предательства

— Рядовой…

Он сипит, голос звучит совсем глухо — на него навалилось не меньше тонны камня.

Это Рауд скребет по броне Тиэля, его руки прижаты к груди тяжелым доспехом Ультрамарина, пальцы сомкнуты вокруг крохотного ножа, и он отчаянно царапает металл в надежде на ответ.

— Слава Императору, — выдыхает Рауд.

Тиэль скорчился над ним, и тело Ультрамарина — единственное, что не дает ему погибнуть под обрушившейся на них скалой. По крайней мере, Рауду хватило ума надеть маску с респиратором, прежде чем случился обвал.

— Поднять сможете?

Ощущение такое, будто на спину Тиэлю навалился целый танк. Он пробует пошевелиться, кряхтит и приподнимает каменную плиту, которая медленно расплющивает их — всего на несколько миллиметров, а потом снова опускает.

— Выше — не могу.

— Значит, даже космодесантники не всемогущи? — Рауд неловко пытается пошутить. — Я не хочу умереть здесь, сэр.

— Я тоже. Вот почему ты сейчас доберешься до моего пояса и снимешь с него одну гранату. Сможешь, рядовой?

Рауд кивает и выпускает нож.

Руки Тиэля упираются в пол по обе стороны от него, поддерживая груз. Ногами он тоже не может пошевелить. Тело его выгнуто ровно настолько, что остается небольшое пространство для маневров. Тиэль чувствует, как отстегивают гранату, как она шкрябает по его кирасе, пока Рауд подтаскивает ее к его лицу.

— Теперь что?

— Поставьте таймер на тридцать секунд, потом засуньте ее между мной и скалой, которая нас придавила. Поглубже засуньте. Вы без брони, и настолько близкий взрыв практически точно убьет вас, если вас не прикрыть.

Рауду этот план не внушает уверенности.

— А с вами-то что будет?

Тиэль же совершенно спокоен.

— Будет ужасно больно. Ну, давай же.

Рауд повинуется. Он ставит таймер на тридцать секунд и запихивает гранату как можно глубже, чтобы тело Тиэля отделило его от эпицентра взрыва.

— Готово.

— Хорошо. У тебя меньше двадцати секунд. Сожмись насколько возможно и, будь добр, прикрой мне уши.

Рауд прижимает к его ушам дрожащие руки, слышен отсчет таймера — и каждый щелчок волной проходит по броне Тиэля. Когда остается три секунды, он закрывает глаза.

Жар, давление, треск расколотого камня, вонь обожженного металла и вкус крови во рту — все обрушивается на него сразу водоворотом мучительных ощущений. Тиэль выдержал взрыв, хотя руки и ноги его занемели, а броня, похоже, повреждена.

Наверху воздух чище, и ему удается повернуться, пусть и преодолевая сильную боль. Со спины сыплются камни и грязь.

— Живы? — шепчет он солдату. На зубах у него кровь — он чувствует ее вкус.

Рауд отзывается — до странности неуверенно:

— Да.

— Тогда помоги мне встать. Слышно, как культисты разгребают обломки — они хотят добраться до нас.

В одиночку и без апотекария Тиэлю трудно оценить, насколько серьезно он пострадал. Судя по ощущениям — внутреннее кровотечение, несколько переломов грудной клетки и, возможно, левого плеча. Он снова в шлеме, и на дисплее видно, что пластины и швы доспеха повреждены, равно как и система энергоснабжения.

Тиэль с трудом выпрямляется, стряхивая куски разорванной гранатой скалы. Он смотрит сквозь облако земли и пыли, выискивая врагов.

— Четыре контакта, тридцать три метра.

Он достает пистолет — в магазине еще хватит патронов на три залпа.

Единственный выстрел раздается в тишине, полумрак озаряет вспышка. От троих культистов остались лишь клочья металла, четвертый умирает более благообразно — от точного выстрела, который Рауд сделал из лазерной винтовки.

Тиэль кивает.

— А ты и в самом деле довольно меткий стрелок.

Рауд все еще вытирает с лица пот и грязь — он снял маску, чтобы более ловко целиться.

— Я сражаюсь за Ультрамар, сержант, даже здесь, под землей. Ну, и возмездие подстегивает… помогает сосредоточиться.

— Так и есть. А чем ты занимался до призыва?

Рауд колеблется.

— Я… я был преступником, сэр. Меня рекрутировали в порядке наказания.

Тиэль присвистывает и улыбается.

— И каков риск?

Наверху в темноте раздается громкий треск. Пуля рикошетом отлетает от стены, разбрасывая обломки. Еще одна отскакивает от наплечника Тиэля, оставляя в керамите неглубокую вмятину. Позади, за завалами, готовят к выстрелу оружие посерьезнее. Орудийная бригада возится с магазином и налаживает прицел.

У Тиэля нет ни малейшего желания продолжать испытывать свой доспех на прочность.

— Надо уходить.

Не дожидаясь просьбы, Рауд поддерживает Тиэля слева, там, где ему сильнее досталось, и они вместе пробираются по туннелю и сворачивают за угол как раз тогда, когда срабатывает автопушка.

Рауд пригибается. Тиэль заправляет свежую ленту в свой болт-пистолет.

Закрыв руками уши, Рауд кричит во все горло — иначе просто ничего не слышно:

— Теперь что?

— Туда мы вернуться не можем.

В конце туннеля идет пальба, словно дрелью пробивая камни и землю.

— Вскоре подоспеют и вражеские легионеры. — Тиэль проверяет отсчет времени на глазном дисплее. Тот постоянно включен, как и регистратор боевых действий, — с тех пор как началась операция на Калте. — Солнечная вспышка должна была уже улечься. И неподалеку отсюда есть выход.

— На поверхность? Но там…

— Смертоносная выжженная радиацией пустыня. — По его интонации легко понять, что Тиэль уже решился. — Теоретически нам надо найти другой подход, внезапно атаковать Курту Седда и его людей. С практической же точки зрения — остаться здесь: мы мертвы, и остальные — тоже. Капитан Вульций не даст отпор, если не сможет гарантировать защиту штатским. Седду нужны пленные.

Рауд приуныл:

— Похоже, так и так помирать, вопрос в том, насколько быстро.

Тиэль уже тронулся с места и не слышит его.

— Надень средства защиты и следи за счетчиком радиации.

— Сомневаюсь, что все это спасет нас от очередной солнечной вспышки. Куда пойдем, когда выберемся отсюда?

Тиэль оборачивается и смотрит на рядового сквозь холодные линзы.

— Куда-нибудь под землю, и быстро. Если нет — оба сгорим.

Курта Седд абсолютно бесстрастен, его облаченная в доспех фигура наполовину погружена в рассеивающийся дым и тени. В фосфоресцирующем свете броня его почти не видна, но то, что можно разглядеть, все в крючьях, причудливо выгнуто и покрыто клинописью. Надписи по большей части сделал он сам — он считает себя в некотором смысле проповедником. Некоторые фразы даже нанесены прямо на плоть, но эти хотя бы написаны его собственной кровью, а не кровью его жертв.

Он обхватил себя руками и ждет.

Из тени выходят трое культистов, за ними — легионер. Он обращается лишь к Несущему Слово:

— Эшра. Где они?

— Бежали, господин.

Приблизившись к Курте Седду, легионер преклоняет колени и опускает голову для наказания — ритуального обезглавливания.

— Подними глаза. Я не убью тебя за этот проступок, но ты должен искупить вину.

С тех пор как Лоргар оставил своих заблудших сыновей умирать на Калте, они начали осознавать себя как отдельную фракцию, чему способствовали глубинный инстинкт самосохранения и праведный гнев. Седд считает, что его здесь оставили для какой-то возвышенной, пусть и неизвестной цели.

Эшра без шлема. Он потерял его несколько недель назад и теперь обходится без него, демонстрируя всем свои шрамы как знак благочестия.

— Каково будет искупление?

Он бьет себя кулаком в окованную латами грудь — устаревший жест, который Седд старается игнорировать. Глаза апостола грозно пылают за линзами шлема-черепа.

— Следуй за ними.

— В радиоактивную пустыню? — Эшра озадачен. — Без полной брони…

— Ты заболеешь и умрешь, но успеешь поймать нашу добычу. Пусть это подгоняет тебя.

— Но господин, я…

Удар наносится быстро и рассекает шею Эшры, так что голова отделяется от плеч, прежде чем кто-либо успевает заметить, как Курта Седд вытащил клинок из-под защитной накладки на предплечье.