Операция "Волчье сердце"

Нет, я не желала подруге — скорее всего, бывшей — скандала, который вокруг развода, несомненно бы, возник. Но то, что она выбрала, казалось мне неимоверно унизительным. Мастером хотела быть? Начертателем? Сиди дома и рожай!

…Николас ведь даже и с детьми ее не торопил, чтобы она без помех занималась любимым делом. Хотя ему давно уже хотелось, я знаю.

Интересно, что теперь Диана думает по поводу своей «великой любви»? Стоило ли оно того?

Ветер, дующий с моря, ерошил волосы и тревожил аромат моих духов. Я рассеянно принюхивалась к ним, наслаждаясь, и пила свой горячий, крепкий, сладкий кофе.

Для повторного допроса Тобиаса Корнеса капитан предпочел пригласить его к себе, в управление. Доктор прибыл, как и положено добропорядочному горожанину, но счастливым не выглядел. Вольфгера Лейта трудно было смутить чьим-либо кислым выражением лица, он привык игнорировать и более весомые проявления недовольства — и потому допрашивал целителя без всякой жалости.

— Расскажите еще раз подробнее, чем именно болела госпожа Аморелия Ревенбрандт?

И под занудное перечисление хворей, кстати, достаточно близко совпадающее с выводами патологоанатома, в очередной раз попытался прикинуть, могла ли гибель пациентки быть выгодна ее лечащему врачу.

После того, как старый Кост назвал причину смерти, Вольфгер распорядился отработать кандидатуру доктора подробнее — как живет, чем дышит — и по всему выходило, что смерть госпожи Ревенбрандт весомой материальной выгоды ему не сулила. Согласно собранным данным, связей с криминальным миром у доктора не было, подозрительной активности вокруг его персоны ребята тоже не обнаружили. Можно было бы предположить, что кто-то из наследников торопился отправить престарелую и состоятельную родственницу на тот свет и компенсировал нервному доктору репутационные потери — но эта версия не выглядела убедительной. Ни у кого из наследников, насколько это было известно страже, в последнее время не случалось финансовых затруднений, ради которых стоило бы идти на подобное преступление.

Кстати, приснопамятный Кевин Ревенбрандт был упомянут в тетушкином завещании, и доля ему причиталась весьма щедрая. Не зря старался с визитами.

Фигурировало в том завещании и имя доктора Тобиаса — досточтимая госпожа расщедрилась на вполне приличную сумму, упомянув также, что предыдущему своему лекарю не оставляет ничего… Но, увы, отписанная целителю сумма на приличный мотив все же не тянула.

— Благодарю вас, мне все понятно, — вклинился он в речь допрашиваемого, когда тот ударился в совсем уж малозначительные подробности, вроде аллергии на молоко, от которого пациентка испытывала зуд, а на руках появлялась сыпь.

— Скажите, чем вы лечили госпожу Ревенбрандт от сердечных хворей?

На этот раз список был более коротким. Целитель Корнес практиковал умеренное потребление лекарств с куда более активным магическим воздействием — которое, как верно заметил Кост, удавалось ему особенно хорошо.

— Скажите, какие из этих препаратов содержат коргликон? — вполне доброжелательно осведомился Вольфгер.

Допрашиваемый растерянно моргнул.

— Настойка ландыша майского. Это, собственно, коргликон. Показан при сердечной недостаточности.

— Это она? — Вольфгер выдвинул ящик стола и достал из него большой синий пузырек, на котором, собственно, и было написано произнесенное целителем.

— Да, — подтвердил он.

— А это? — Капитан снова сунул руку в ящик и достал еще один пузырек. На этот раз — темно-зеленый, без каких-либо опознавательных знаков.

Повторный обыск в доме Ревенбрандтов они провели на следующий же день после того, как капитан пообщался с Вильфом. Еще раз побеседовали с горничной, камеристкой и экономкой, изъяли все лекарства и назначения.

И действительно кое-что обнаружили.

Корнес посмотрел на пузырек с удивлением.

— Откуда же мне знать? На нем ничего не написано.

— То есть, вы утверждаете, что видите этот флакон впервые?

— Да.

— А ведь он стоял на прикроватном столике госпожи Ревенбрандт вместе с остальными лекарствами.

— И что? — на этот раз в голосе доктора прорезалось раздражение. — Госпожа Ревенбрандт вольна ставить к себе на столик все, что угодно. Я прописываю… прописывал ей лекарства, а не следил за их наличием и приемом.

— Камеристка утверждает, что покойная принимала вот это лекарство, — палец вервольфа коснулся синего горлышка. — По утрам. А это, — палец ткнул в зеленое, — по вечерам.

— Я по-прежнему не понимаю, к чему вы клоните. — Тобиас Корнес смотрел на капитана прямо, хоть и хмуро. — Я могу повторить, что понятия не имею, что в этом флаконе.

— В нем — настойка ландыша майского. Только с добавками для улучшения вкусовых ощущений, — поделился вервольф.

— Вы хотите сказать, что госпожа Ревенбрандт принимала двойную дозу коргликона? — изумился целитель. Вольфгер всматривался внимательно в его лицо, вслушивался в голос, но не мог различить признаков фальши. Что в равной степени могло означать как невиновность допрашиваемого, как и то, что он просто хорошо умеет врать. — Но ведь это смертельно опасно!

Капитан хмыкнул. О да! Смертельно!

Целитель и сам спохватился, что последняя фраза прозвучала довольно глупо, и досадливо поморщился. А потом его лицо вдруг медленно изменилось — вытянулось и побледнело.

— Постойте… вы считаете, что это я отравил пациентку?!

— А вы отравили? — невозмутимо уточнил Вольфгер.

— Конечно же, нет!!!

— Тогда вам совершенно не о чем беспокоиться.

— Простите, капитан, но мне есть, о чем беспокоиться, — отрезал господин Корнес. — Вы не представляете, насколько в частной практике важна репутация! И уже то, что смерть моей пациентки расследует стража, бросает на меня тень. А если я еще и значусь подозреваемым! Это может разрушить всю мою карьеру! Все, к чему я шел эти долгие годы!

Он все больше распалялся. Теперь лицо покраснело и тонкие губы гневно кривились.

Вервольф молчал, ожидая, пока допрашиваемый перебесится. Не впервой.

Целитель кашлянул, передернул плечами, поправил чемоданчик на коленях и, поджав губы, отрывисто произнес:

— Аморелия была ужасной пациенткой. Своенравна, необязательна. Но она была для меня отличным шансом себя проявить. Благодаря тому, что среди моих пациентов значилась эта фамилия, мне открылись двери в респектабельные дома. Поэтому я относился к ней с уважением. И срывался на каждый вызов, которые случались только потому, что она не выполняла предписания — не соблюдала диету, переоценивала свои физические силы… С предыдущим своим лекарем она без конца спорила на тему лекарственных назначений, поэтому я сократил препараты до сурово необходимого минимума. Так что я понятия не имею, откуда у нее могла взяться еще одна настойка ландыша.

Вольфгер продолжал молчать, изучая собеседника тяжелым взглядом исподлобья. И доктор, как и многие на этом стуле до него, занервничал.

— Если вы хотите услышать мое предположение, как врача, то меня совершенно не удивило бы, если бы госпожа Ревенбрандт приобрела ее по чьему-нибудь совету и принимала самовольно. Она не была особенно высокого мнения о целителях…

Капитан отмер и убрал оба пузырька обратно в ящик.

— Благодарю, господин Корнес. Вы можете быть свободны. Сержант Кост и рядовой Драу проводят вас до дома, где в вашем присутствии произведут обыск.

— Как вам будет угодно, — надменно и оскорбленно бросил целитель, поднялся и стремительно покинул капитанский кабинет.

Вольфгер задумчиво вздохнул. Вот уж к кому он бы не обратился за лечением, несмотря на наилучшие рекомендации от Вильфа Коста, так это к Тобиасу Корнесу. Целитель вервольфу категорически не нравился. Не любил он таких лощеных напыщенных типов, для которых целительство — это в первую очередь заработок. Есть все же профессии, в которых во главе угла должны стоять более значимые вещи.

Впрочем, возможно, он просто смотрит со своей колокольни. Вот уж куда-куда, а в стражу точно не из любви к материальным ценностям идут!