Посиделки с Олегом

– Для любого фломастера необходима рука, милый. Даже кисть, набор красок, идеальный холст, студия – все ни что без художника, без…

– Без?.. – Олег внимательно посмотрел на Диметру, теряя нить беседы.

– Забыла фразу, – смутилась она, сообщив. – Во рту сухо.

– Подожди, сейчас сок принесу. Ты в порядке?

– Не совсем. Тебе знакомо такое чувство, когда оказавшись во чреве парфюмерного магазина ты долго–долго плаваешь, погруженный в амниотическую жидкость окружающих ароматов, составляющих не диссонанс, не какофонию, не антицвет слитых в ведро красок трех основных цветов: красного, желтого и синего, а симфонию, производный от основных цветов цвет, выходишь обратно в город и о былых ароматах напоминают лишь оставшиеся на кончиках пальцев молекулы эфирных масел?

– Хм. – Олег закусил губу, пожав плечами. –  Никто не обещал мягкой посадки на аэродром под названием «реальность». Подожди, принесу тебе сок.

Диметра, вытянула ноги в длину всей ванной, провожая Олега Ковалева поворотом головы и пустым, ничего не выражающим взглядом. Кафель стен причудливо ловил в сеть своих квадратов падающий свет стоваттной лампы, заключенной в сферу имеющего рельеф апельсиновой корки плафона, расположением сверху напоминающим паука, сплетшего паутину практически ровных полос клея для плитки – ловушки для нечаянно попавших в нее теней людей и ванной утвари, случайных брызг воды, моющих средств и биологических жидкостей.

– Ди–и–м, пора выпустить шасси. Держи сок. – Олег протянул ей запотевший стакан апельсинового сока в готовую принять его холод руку.

– Спасибо, дорогой. – Поблагодарила она, согнув ноги в коленях, тем самым освободив для Олега места на противоположной стороне ванной, но, не вырвавшись из собственных мыслей, только своих собственных, ведь порой она слышала в голове и чьи–то другие, то ли мысли, то ли голоса.

– Э–э–э–э–эй, может я здесь лишний? – требовал внимания к своей персоне Олег, сжимая нечто в правой руке.

– Милый, нет, конечно! – оправдывалась Диметра, приобретшая за долю секунды осмысленность во взгляде и выражении лица. – Просто столько клиентов… Порой их проблемы начинают жить в голове некой отдельной жизнью.

Диметра, сделав очередной глоток, принялась внимательно рассматривать обнаженное тело сидящего напротив Олега: его узкие худощавые плечи, практически не наущающую единственно эстетичную из всех существующих форм поверхности – плоскость, плоскость нулевого размера его груди, природно решающей одну из главных проблем хотя бы кроссдрессера, не говоря уже о его образе жизни в целом, рыцарем которого он является.

– У нас еще осталось хоть немного лекарства от реальности?

– Есть кое–что лучше, – хитро улыбнувшись ответил Олег.

– Что? – с неподдельным любопытством спросила Диметра.

– Я покажу, но с тебя два обещания. Договорились?

– Что это? Ну, зай, ну скажи, а то я умру от любопытства и мой не эстетичный труп станет не лучшим украшением полости нашей ванной.

– Скажу, но с тебя два обещания, – настаивал на своем он.

– Хорошо. Какие обещания?

– Во–первых, пообещай рассказать обо всем что тебя беспокоит. Это ведь проблемы твоих психопатов? Я Прав? – Олег нарочно говорил о ее клиентах пренебрежительным тоном, зная как это ее бесит и получал от этого только одному ему постижимое удовольствие.  – Во–вторых, пообещай что никогда–никогда самостоятельно, без моего присутствия не повторишь то, чем мы с тобой сейчас займемся.

– Ты как мысли мои читаешь, – недоумевая, подчеркнула она. – Хорошо, хорошо. Я расскажу и не буду заниматься тем, чего бы ты не хотел.

– Видишь? – раскрыл ладонь он, в которой лежал на мокрой от водки вате набранный дополна тонкий инсулиновый шприц. – Несведущие в фармакологии лица антисанитарными экспериментами с внутримышечным и внутривенным введением тех или иных суррогатов полностью дискредитировали всю прелесть первичной идеи внутримышечного и внутривенного введения глазных капель, пуская по кругу один и тот же шприц. Абсурд? Абсурд! Шприц – это настолько интимная вещь, как сексуальная фантазия, целесообразно поделиться только с любимым человеком. Они, желая сэкономить, варят смеси с неподдающимися логике составами, нарушая принцип удовольствия – принцип «кто работает, тот отдыхает», иными словами, хочешь отдохнуть – заработай. Поэтому я отдаю предпочтение чистому, растворенному в промышленных масштабах химзаводов в воде для инъекций гидрохлориду, но это, моя дорогая Ди, вовсе не является гарантией от передозировки. Давай руку.

Закончив монолог Олег бережно взял ее руку, три раза шлепнув по тому месту, откуда обычно делается забор крови для биохимического анализа, протер едва заметную вену Диметры ватой, снял с очень тонкой короткой иглы колпачок, выпустил из шприца лишний воздух до появления фонтанчика из препарата и мастерски ввел иглу ей в вену, после чего очень аккуратно стал давить на поршень и жидкость медленно вливалась в вену легким жжением. Когда черный резиновый клапан добрался ровно до середины Олег вывел ее, положив на место укола ту самую вату, слегка прижав и подержав так тридцать секунд. После он оставшейся еще мокрой оборотной стороной той ваты проделал ту же процедуру себе оставшейся половиной глазных капель.

– И еще.. Это можно делать только раз в месяц.

– Почему? – Диметра, договорив слово, почувствовала глубокое, ни с чем несравнимое расслабление.

– Следы останутся.  Твоя мама увидит – совсем меня съест. Она и так допытывается на тему того, почему я выгляжу как парень и так далее…

– Да–а? Моя мать задает такие вопросы? – речь Диметры становилась все более протяжной и слабо членораздельной.

– Твоя хоть делает это корректно, в отличие от моей, моей родной матери, – голос Олега в конце фразы приобрел интонации находящего в алкогольном опьянении человека.  

– Она враждебна?

– Нет, считает меня психически нездоровым.

– Подобные сужде–е–е–е–е–ен–н–н–н–ия, – голос Диметры так же приобрел опьяненные интонации, она ели выговаривала слова. – Суждения подобные обычно рождаются из–за не знания. Ты настрой ее на правильный вектор мышления, качественное кино покажи, про Вельветовый триппинг, например.

Эта фраза была последней из запомненных Диметрой в тот вечер, последней до легких, заботливых прикосновений ко лбу, поглаживания волос. Когда она открыла глаза, перед ней присевший на корточки Олег внимательно на нее смотрел.

– Ди, ты в порядке? – тихо спросил он уже тоном адекватного человека, без признаков действия препарата.

– Да. А ты? Я уснула? – ели спросила от озноба и сухости во рту она

– Угу. – Он встал и только тогда были заметны мурашки по телу, находящемуся в состоянии озноба телу.

Встав он закрыл отверстие канализации, включил сначала горячую воду, переключив смеситель на душ, попробовал температуру тыльной стороной ладони, на сантиметр повернул кран холодной воду, снова проверил и направил струю невыразимо комфортной температуры сначала на Диметру, потом на себя, потом на нее, инстинктивно закрывшую глаза. Наконец озноб отступил, возможным стало открыть рот навстречу, хоть и теплой, но влаге, способной устранить навязчивую сухость, и вода полилась плотными струями по ее лицу, лаская плечи и грудь.

– Согрелась?

– Еще как.

– А кто–то рассказ обещал…

– Хорошо.

– Я весь во внимании. – Олег посмотрел на ее руку. – След от укола через недели две пройдет.

– Меня беспокоит Андрей, – грустно посмотрела на Олега Диметра.

– Красивый? – не мог скрыть ноток ревности он, прищурясь и гордо вскинув волевой подбородок.

– Нет. И потом… Субъективная оценка внешнего вида клиента – критерий непрофессионализма.

– Ну ладно–ладно. Что с ним? Я все–таки должен представлять человека, засевшего в твоем активе.

– Андрею сорок два года, рост до ста семидесяти, плотного телосложения. Он суицидален.

– А причина? Может, я слишком архаичен, но рассказывающие о том или ином действии вряд ли когда его совершают.