Страница 4 из 9
В затоне было тихо, безлюдно, лишь на корме соседней яхты одиноко сидела красивая брюнетка лет 17ти-18ти, в белой матроске, бескозырке с синими лентами, которые развевались, играя серебристыми якорьками на свежем ветре и смотрела в морскую голубизну.
Я был поражен ее безмерной красотой: темные шелковистые, волосы моментами открывали ее греческий профиль, сверкающий пленительными глазами, цвета морской волны, таинственной позой одинокой нимфы, ищущей на горизонте неизвестный корабль. Мы все остановились и замерли, любуясь этим живым изваянием. Некоторое время мы были неподвижны. Потом девушка, вероятно почувствовав наше присутствие, обратила свой взор к нам. Глаза ее были полны тоски и грусти. Она достала из рукава матроски платочек и прислонила его к глазам, потом невесело улыбнулась и ответила на наше приветствие. Я, как всегда, предводитель нашей маленькой компании, сегодня замешкался, растерялся и стоял, не зная идти или не идти к своей яхте. Девушка по трапу сошла с кормы на берег и подошла к нам.
– Вы чьи будете, молодые люди, я прежде вас здесь не видела? – мягким располагающим голосом спросила она.
– Вот на яхте написано: «Сократ,» – первой ответила Муська, указывая рукой в сторону нашего судна.
– Так вы Сократа Панаетовича дети? – как бы удивилась она.
– Не все конечно, – поспешил ответить я, – вот этот шалопай, конечно, не нашего поля ягода.
– Будем знакомы, – шагнув ко мне и протянув руку с тонкими изящными пальцами, сказала незнакомка, – меня зовут Вера Павловна.
– Ого-го! Ничего себе! – воскликнул Серый, – тогда он есьм Георгий Сократович, а вы случайно не героиня романа?
– Нет, к сожалению, роман мой уже закончился.
– Я Сергей, а это Муська, нет простите – Мария Сократовна, а почему ваш роман закончился так рано?
– Не очень ли ты любопытен, мой друг, для первого раза, – остановил я его, продолжая держать ее нежную руку в своей. Какой-то слабый ток пробегал сквозь это прикосновение и волновал меня. Ранее никогда ничего подобного я не испытывал.
– Отчего же, пусть спрашивает, мне лучше поговорить с кем-то, чем носить в себе горе. У меня недавно утонул муж – вот я и прихожу сюда пообщаться с ним. Так мне иногда кажется, что он вот-вот выйдет из морской волны. Но это только кажется.
Так и состоялось мое знакомство с Верой. Я сразу заметил, что она смотрела на меня добрыми глазами. Может мне показалось, а может я в нее влюбился?…
Очнувшись от приятных воспоминаний, я вновь обратился к Серому.
– Ну, вот, а теперь я тебе расскажу, где я был и что делал.
– Ну-ну, – навострила ушки Муська, – мы тебя внимательно слушаем.
– Ишь ты, мы тебя внимательно слушаем, смотри: греческая дипломатка нашлась, давай, мелочь отсюда, у нас тут мужские секреты.
– Подумаешь, ну и шепчитесь, а я отойду в сторону.
– Нет-нет, иди-ка ты к себе в комнатку, сестричка, так надежней будет.
Мы остались одни, и я стал рассказывать Серому, как Антанту в карты обыграл.
Серый от души смеялся, а потом сказал:
– Покажи деньги.
– Вот еще Фома неверующий, на смотри.
И я достал из карман десять зеленых бумажек по два американских доллара.
– Вот это да!!! – восхитился Серега. Будто я не 20 долларов показал, а две тысячи.
– Теперь буду каждый день ходить.
– А если проиграешь? – серьезно спросил Сергей.
– Нее не проиграю, – уверенно сказал я.
– Ну а если?
– Тьфу пристал, как банный лист. Накаркаешь.
– Я тебе не ворона.
– Ты только Муське и маме не говори, что я в карты играю. А я скажу, что у сухогруза трюмы разгружал и отдам ей деньги.
– Ну ты там пару долларов оставь, в кинематограф сходим и Муську с собой возьмем.
– Не возражаю, – согласился я.
У Сережки на девичьем фронте было все в порядке, а вот у меня нет.
– Сестры у него не было, а если бы и была, то вряд ли бы я в нее влюбился, – рассуждал я, – наверное у нее были бы такие же растопыренные уши как у него, у его брата и отца, вероятно эта фишка особенность их семьи. Хорошие они люди, ну вот уши, так уши и никуда от них не денешься, так что хорошо, что у них не родилась девочка, – подытожил я свои рассуждения. Правильно говорят: в карты не везет, значит в любви повезет, а вот Серый в карты вообще играть не умеет.
Прошло две недели после того, как мы случайно оказались свидетелями убийства. Газеты молчали, ни одна листовка не гласила ни о каких происшествиях. И мы решили после долгого перерыва проверить наши рыбацкие снасти.
– Там рыбы наверное целый вагон! – предвосхищая успех, говорил Серый, когда мы по утру решились посетить наше место.
– Рыбы конечно много, но она вся уже протухла, дней-то прошло немало.
– Да ну, брось, вода не больше трех градусов, что с ней будет, в сетке может и не выдержит какая, а вентерь – для нее благодать.
– Пожалуй, – не стал спорить я, ведь в рыбацких делах он был более осведомленным мальчиком.
Рыбы действительно было много, кое-какую мы бросили в костер, т. к. она уже уснула и ароматный запах жаренного наполнил утренний воздух. Захотелось есть. Мы разделали несколько ставридок, насадили их на очищенные от коры тонкие веточки и получился шашлык на вертеле.
– Ха, ха и никакого ресторана не надо, – восклицал мой дружок, уплетая жаренную рыбу.
– Всем хватит и еще останется, – резюмировал я, – раздадим соседям.
После невероятно вкусной рыбы мы собрали улов, уложили его в рюкзак, оделись и двинулись домой.
– Стой! – воскликнул я, – а сетки, вентери, кому оставили?
– Понятно, значит идти мне, ладно все сделаю и догоню, только сложу в пещеру инвентарь и догоню, – повторил обреченно Серый.
Я тихо пошел, а он протиснулся в щель, подтащил сетки, и стал укладывать. Он как всегда не ходил вглубь, а оставлял все у самого входа, но так, чтобы с берега не было видно. Проделав все как обычно, он, вдруг, почувствовал всем телом, шеей, лицом, головой, руками, что в пещере он не один. Мурашки пробежали от головы до пят, метнув его к отверстию. Он лихорадочно протискивался наружу, обрывая пуговицы на парусиновой ветровке, наконец выпав из пещеры, он истерично заорал: Жора!!! Услышав в его голосе страх и истерику, я резко повернулся, сбросил рюкзак и бросился к нему. Он лежал припав к земле и трясся. Несколько мгновений… и я уже стоял возле него, что, что случилось?
– Там, ттам, – заикался он, показывая рукой в пещеру, вскакивая и на ходу крича: там кто-то есть.
Он бежал сломя голову наутек.
– Стой же, стой, – крикнул я.
Добежав до сброшенного с плеч рюкзака, я остановился и удержав его рукой, спросил: толком скажи в чем дело? Он обернулся на пещеру, глубоко вдохнул и выдохнул воздух и сказал: Там кто-то есть!
– Кто?
– Откуда я знаю. Я сначала почувствовал, а когда кинулся к лазу, споткнулся о какой-то ботинок! – волновался он.
– Может тебе померещилось, ты же всегда говоришь, что там какие-то звуки.
– Да-нет это не звуки!
Ну видишь: никто нас не преследует, пойдем потихоньку глянем.
– Нет, только без меня, я и так чуть не обмочился, иди, если хочешь.
Ну и пойду, по логике вещей, кто-то да дал бы о себе знать, а тут тишина.
– Я бы на твоем месте не ходил бы, мало ли что.
– Конечно страшно, но как уйти, не убедившись, есть там кто или нет?
– Не ходи, Жоржик, пожалуйста, не ходи! – умалял меня Серый.
– Давай так: ты будь готов к броску, а я тихо-тихо подойду к пещере и послушаю.
Залезть в пещеру, конечно, смог бы и я, но для этого надо было снять одежду и проползти по воде вовнутрь. Высота от дна до верхней точки лаза была около сорока сантиметров, этого было достаточно, чтобы оказаться там. Но каждый раз мочить или снимать одежду или рисковать поцарапать пузо о всякий мусор, который выбрасывало море мне не хотелось.
Я тихонько подобрался к пещере и прислушался. Море было спокойное и никак не помешало бы мне уловить звуки из пещеры. Но там была тишина. И я, осмелев, подобрался еще ближе, прислушался: опять тишина. Я подобрался к лазу и снизу заглянул в пещеру, шаря глазами по ее стенкам. Утренний луч солнца едва протискивался сквозь щель и плохо освещал ее, но кое-что можно было разглядеть. Вдруг мой взгляд наткнулся на армейский ботинок. Он лежал подошвой ко мне и было возможно даже различить глубокий овальный рисунок, заканчивающийся железной армейской подковой. Я присмотрелся и увидел его продолжение: черное армейское галифе, в каких ходили английские военные. Да это была чья-то нога, но она не шевелилась. Я подождал еще немного, придвинулся, присмотрелся и просунув удочку в нижнее отверстие осторожно со страхом, ткнул ею в ботинок и тут же выдернул назад. Сердце колотилось, так, что аж отдавало в голову, будто я пытался дразнить хищного зверя, но ботинок не шевельнулся. Я на всякий случай, но уже смелее, пошурудил удочкой и окончательно понял: там лежал человек и скорее всего мертвый.