Страница 2 из 9
– Знаешь, Жорж, – мне кажется, там кто-то есть, как-то загадочно говорил он всякий раз, торопливо вылезая из пещеры, оставляя там снасти или забирая их оттуда. – Чертовщина какая-то: здесь я слышу только шум волны, а там шипенье, урчанье и непонятный вой, и меня немного продирает, каждый раз хочется скорее вылезти оттуда.
– Трус ты, голубчик, нафантазировал себе черте, что и трясешься.
– Сам полезай, – обиженно сказал он, – тогда и посмотрим, кто из нас трус?
– Я бы с удовольствием, но мне пузо мешает да грудь широкая, а тебе только уши, но ты их успешно сворачиваешь в трубочку.
– Меньше жрать надо, тогда и пузо будет не помеха, – огрызнулся Серый.
Мы любили подтрунивать друг над другом, иногда даже ругались, но ласково и беззлобно.
– Замечание учту, – улыбаясь, заметил я, – и весь сегодняшний улов будет твой.
– С превеликим удовольствием лишил бы тебя твоей доли, но как же твои сестрички, мама, бабушка? Нет, я не изверг какой-нибудь, чтобы из-за какого-то шалопая оставлять голодными целую семью.
Он был влюблен в мою старшую сестричку Муську, а она издевательски называла его «Пермяк соленые уши», а сама тоже была к нему небезразлична. Она хотя и была маленькой девчушкой и не доставала ему головой даже до плеча, красотулька была еще та.
– Как же, о Муське беспокоишься, – улыбаясь одними глазами, подтрунивал я.
– А хотя бы и о Муске, тебе-то что, может запретишь?
– Я как старший брат, имею право. По нашему закону в отсутствие отца власть и ответственность за семью переходит к старшему сыну, но тебе, другу не буду препятствовать в продвижении на поприще любви.
– И то хорошо, – заметил Серый, продолжая выбирать из сети вчерашний мусор.
А я, сидя на большом холодном камне, перевязывал веревки на крыльях вентеря.
Наконец, установив снасти, и изрядно намокнув в еще совсем холодной воде, мы стали разводить костер из щепок и разных дровишек, которые море частенько выбрасывало на берег, а солнышко сушило как бы специально для нашего костра.
У нас была отличная никелированная английская зажигалка с двумя фитилями, которую я выиграл в карты у одного офицера АНТАНТЫ, а потому мы давно уже не пользовались спичками. Серый тайком от матери курил английские папиросы, а иногда и сигары, которые я тоже выигрывал для него в карты. Однажды я принес ему сразу три сигары, а он ехидно заметил: заботишься о здоровье друга?
– Давай назад, – спохватился я.
– Но-но не торопись, – отвел он мою руку в сторону, – шутка, а вообще спасибо, ведь я все равно не брошу: такая зараза!
Мне иногда тоже хотелось сделать хотя бы одну затяжку, но я дал себе слово не заниматься этой ерундой и не мог его нарушить.
Я рассуждал так: если не сдержу обещания, данные самому себе хоть раз, кто меня остановит, если я не могу воспитывать сам себя?
Однажды, года два назад, в гимназии один тип дал мне попробовать сигару, я потянул дым в себя и поперхнулся, да так закашлял, что глаза чуть с орбит не повылезали. И тогда я зарекся: никогда этой гадости в рот не брать. С тех пор только Серого и снабжал с целью экономии денег.
Мы грелись у костра и сушили намокшую одежду, не станешь же забрасывать удочки в мокрых брюках и хлюпающих ботинках. Жаркое пламя от еловых веток, которыми мы укрывали пещеру, быстро сделало свое дело. Параллельно вскипятили котелок и заварили чай. Я достал большой кусок рубленого сахару и английские галеты, которыми меня часто угощали моряки. Похрустев нехитрой едой и запив чаем, мы пошли к скале, предварительно потушив костер.
– Берегись, окунь! Берегись, ставридка, иду на Вы! – кричал Серый, выставляя вперед удочку.
Мы отошли метров двадцать от нашего лагеря, взобрались на невысокую прибрежную скалу и забросили удочки, с наживкой из куриных потрашков. Прямо у основания скалы была яма, в которой вечно крутилась всякая рыба: мелочь питалась мошками и водорослями, а ставридка и окунь пожирали мелочь. Вот в этой катавасии мы легко за час набрали полведра рыбы.
– Ну, что, Жоржик, будем варить уху? – спросил Серый.
– Да ну, дома мамы наши сами распорядятся уловом; чуешь, как солнышко пригрело, лучше поспим чуток и потом пойдем, а?
– Можно, – согласился Серый, – но я спал хорошо и больше не требуется.
– Ну, как знаешь, – отпарировал я и, накрыв парусиновой шляпой лицо, закрыл глаза.
Сладкий утренний сон сразу окутал мое сознание.
Но прошло, как мне показалось, всего несколько мгновений, и тревожный голос приятеля разбудил меня.
– Жоржик, проснись, где твой бинокль? – тряс он меня за плечо. Я вскочил, не понимая, что случилось, и показал на рюкзак.
– Там на самом дне, а в чем дело?
– Вон смотри: английская шлюпка, и турецкая рыбацкая лодка медленно сходились метрах в пятидесяти от берега.
– Что это вдруг англичане сюда приплыли, что им надо: стреляться будут? я думаю, что неспроста, хотя, что им делить?
– А пес их знает и те, и те захватчики на нашей земле.
– Ну, может какие общие дела? Ведь они не союзники по Антанте.
– Не за рыбой же они приехали, ее вон в Батуми тьма!
Слушай! – заговорщеским тоном начал Сергей, – а может опий, привезли контрабандисты. Видишь, как они одеты: солнце пригревает, а они не снимают капюшонов.
– Может быть, понаблюдай в бинокль, они уже причаливают друг к другу.
Серый прилег на скалу и, прислонив к глазам бинокль, впился в контрабандистов жадным, любопытным взором. Я тоже прилег за единственный небольшой кустик, торчащий из расселены. Лодки сблизились. В бинокль хорошо было видно, как военный достал из внутреннего кармана пачку английских фунтов и передал их тому, что был в рыбацкой серой робе, он и стал их пересчитывать, затем удовлетворенно кивнул головой, достал со дна лодки мешок и протянул покупателю. Военный, окунул туда руку и что-то вытащил на ладони.
– На, смотри, смотри, – торопил меня Серый, передавая бинокль, – я, кажется, не ошибся.
Действительно, я увидел, как он растирал в руке какое-то зелье, нюхал его, пробовал на язык и вполне удовлетворенный, высыпал обратно в мешок, завязал его и, сполоснув руку за бортом лодки, тщательно вытер ее носовым платком и протянул продавцу. Тот ответил рукопожатием, подержал ее некоторое время и с улыбкой, глядя в глаза англичанину, резко дернул его вниз и сбросил в воду; второй не ожидая такого поворота событий, в недоуменье оглянулся, ища откуда-то помощи. Второй же контрабандист ловким движением ударил упавшего в воду веслом по голове. На поверхности расплылось кровавое пятно. Англичанин, наконец-то поняв ситуацию, схватил винтовку и, щелкнув затвором, послал патрон в патронник. Но только это он и успел сделать, как контрабандист, резким движением выхватил из-под штурмовки обрез и выстрелил ему в грудь. Военный взмахнул обеими руками в стороны, как бы ища опоры, и навзничь упал на воду. Тело несколько мгновений держалось на поверхности, а затем слабые волны накрыли его полностью.
– Да, Серый, вот это да! Настоящее кино, я такого никогда не видел, смотри не вылезай, а то заметят и нам крышка.
Между тем контрабандисты подтащили к себе шлюпку, вытащили мешок с зельем, перегрузили на дно своей лодки, собрали кое-какое снаряжение и, оттолкнув шлюпку в сторону моря, тихо поплыли восвояси.
– Мы приникли к скале боясь быть обнаруженными. Через некоторое время турецкая лодка исчезла в изгибе берега. Трупов не было видно.
– Слушай, Жоржик, я так и не понял, что произошло, почему они их убили, и как они оказались здесь одновременно?
– Вопросов, конечно ровно столько, сколько возникло и у меня в голове, – медленно рассуждая, отвечал я. – Скорее всего, где-то на базаре англичане тайком спрашивали опиум. Нашелся продавец, договорились о цене, назначили время и место встречи, все как полагается у цивилизованных людей. Но эти европейские придурки не учли, что они связались с азиатами, у которых нет правил и полагаться на их порядочность никак нельзя. Турки ведь не союзники с англичанами по Антанте и деньги для них превыше всего, да и вообще: им нет дел до политики. Они прекрасно понимали, что сделка тайная, и можно и деньги получить, и товар вернуть, а то, что их рыбам скормили – это для них нормально. А потом докажи кто их убил, похитил или сбежали домой. Азиаты не так глупы, как предполагают солдаты Антанты. А потом в таком бардаке трудно понять, кто есть кто. Граница не охраняется: хочешь ты к ним, хочешь они к тебе.