Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 26

Близка к интересующей нас проблеме, хотя и не касается ее непосредственно, книга Б.В. Томашевского «Пушкин и Франция», вышедшая уже после смерти автора и вобравшая в себя работы, написанные на протяжении 1930 – 1950-х годов. Характеризуя круг чтения молодого Пушкина, Томашевский писал: «Одним из первых впечатлений Пушкина в петербургский период 1817–1819 гг. было ознакомление с произведениями передовых французских либералов. В это время только что появилась книга де Сталь “Взгляд на Французскую революцию” (“Consideration sur la Révolution Française”50). Эта книга произвела огромное впечатление на русских либералов, в частности на Тургеневых, которые играли большую роль в деле формирования политических убеждений Пушкина»51. Идейная эволюция Пушкина в 1817–1820 гг. не только шла в русле декабристских идей, но и во многом стимулировала развитие этих идей52. Поэтому, касаясь общемировоззренческих вопросов пушкинского творчества, Томашевский большое внимание уделяет той культурно-политической среде, в которой идеи декабристов пересекались с идеями французских либералов.

Относительная либерализация советского общества на рубеже пятидесятых – шестидесятых годов способствовала тому, что нечкинская концепция декабристов как последовательных революционеров оставалась хоть и господствующей, но перестала быть единственно возможной. Снова появился интерес к либеральной стороне движения. Дворянский либерализм начала XIX в. и декабризм как его составная часть стали предметом исследований таких ученых, как С.С. Ланда, Ю.М. Лотман, В.В. Пугачев и др. Естественно, что исследователи не могли пройти мимо аспекта соотношения французского либерализма и декабристской идеологии и, даже не ставя эту проблему в центр своих исследований, вынуждены были так или иначе ее затрагивать. Все они исходили из верного по сути представления об отражении в политических спорах декабристов либеральных доктрин эпохи Реставрации.

В отличие от предшествующих историков, писавших о европейских влияниях на декабристов, за исключением Шебунина, Ланда, Лотман и Пугачев не только выделяют французскую линию как наиболее сильно влиявшую на русских либералов, но и в самой этой линии противопоставляют просветительские и либеральные идеи, подчеркивая при этом, что декабристам ближе были последние. Однако если Лотман шел от идей Просвещения, в первую очередь идей Руссо, то Ланда и Пугачев основное внимание уделяли влиянию на декабристов французских либералов. Выводы исследователей при этом совпадали. «На фоне практических рекомендаций Бенжамена Констана, – писал Ю.М. Лотман, имея в виду декабристов, – пафос Руссо воспринимался как высокопарные мечтания, годные для юношей, но не для политиков»53.

В.В. Пугачев вслед за Ю.Г. Оксманом выделял в декабризме два этапа: ранний, либеральный, и поздний, революционный. На раннем этапе декабристская идеология еще довольно нечетко проявляется на фоне дворянско-буржуазного либерализма, сформировавшегося в России после наполеоновских войн. Еще отсутствует принципиальное различие во взглядах декабристов, братьев Тургеневых, П.А. Вяземского, Д.В. Давыдова и др. Для всех них характерно влияние французского либерализма, в первую очередь идей Бенжамена Констана и Мадам де Сталь. «В то же время, – пишет В.В. Пугачев, – все представители буржуазно-дворянского либерализма были противниками и неограниченного суверенитета нации. В отличие от Руссо они считали, что закон превыше всего, даже выше воли нации. Наиболее четко эта мысль выражена в оде Пушкина “Вольность”»54.

С.С. Ланда, анализируя петербургскую дискуссию декабристов 1820 г. о формах правления, писал: «Мы легко различаем ее либеральные контуры в определении политической системы власти»55. Перед тем как сделать такой вывод, исследователь подробно остановился на отношении французских либералов к различным формам правления и на отличии их политической доктрины от радикально-демократических взглядов Руссо56.

Л.И. Вольперт в статье «А.С. Пушкин и госпожа де Сталь» касается вопроса о влиянии на декабристов книги де Сталь «Рассуждения о главных событиях Французской революции». В этом отношении она продолжает исследования Б.В. Томашевского, в которых проблема была лишь намечена. Как показала Вольперт, интерес Пушкина к этой книге де Сталь во многом был обусловлен тем, что по выходе из лицея молодой поэт находился под идейным влиянием Н.И. Тургенева, который «в страстной книге де Сталь видел источник вдохновения и энергии»57.





Русско-французским революционным связям начала XIX в. посвящены работы О.В. Орлик58. Значительное место в них уделено декабристам. Исследовательница подробно останавливается на пребывании декабристов во Франции, на их знакомстве с произведениями французских политических мыслителей XVIII – начала XIX в. Следуя в целом нечкинской концепции революционности движения декабристов, Орлик, как представляется, неточно расставляет акценты в стремлении доказать преобладающее влияние на декабристов радикально-демократических идей Франции. При этом общая эволюция политических идей как во Франции, так и в России представляется заметно упрощенной. О.В. Орлик по сути оперирует всего лишь двумя понятиями: «конституционная монархия» и «республика», полагая, что в процессе эволюции одно сменяет другое. «Изучение декабристами политических теорий и политического строя современного им Запада, – пишет исследовательница, – также способствовало эволюции их взглядов от конституционно-монархических в сторону республиканских»59. Не говоря уже о том, что это в принципе неверно (взгляды Н.М. Муравьева, например, эволюционировали в обратном направлении, и это не было исключением), сами понятия «республика» и «монархия» были настолько сложны и запутанны во французской политической мысли тех лет, что необходимо в каждом конкретном случае пояснять, о чем идет речь. Вывод, к которому приходит О.В. Орлик, мало чем отличается от приведенной выше цитаты из М.В. Нечкиной: «Передовые идеи Франции, привлекавшие в тот период особое внимание русской общественности, нашли отражение в идеологии декабристов и их единомышленников, они способствовали формированию оригинальной, взращенной на русской почве декабристской идеологии»60.

Двухсотлетие Французской революции, отмечавшееся в 1989 г., актуализировало тему «Декабристы и Франция»61. Достаточно много внимания ей уделено в книге Н.Я. Эйдельмана «Мгновенье славы настает…». Однако Эйдельман берет в основном историко-биографический срез, показывая, как Французская революция отражалась в судьбах нескольких поколений русских людей, в том числе и декабристов. Декабризм Эйдельман выводит из общего либерального духа, распространенного по Европе Великой французской революцией, а декабристов трактует как русских революционеров с учетом того, что «язык 1789-1794-го очень вольно, совершенно по-особому переводится в русскую речь 1812–1825 годов»62. При этом проблема французского либерализма в узком смысле исследователем даже не затрагивается.

Несколько странное впечатление производит статья А.В. Семеновой «Д. Дидро и декабристы»63. Самое примечательное в ней, пожалуй, то, что автор ни разу не сослалась ни на одно произведение Дидро. Вся статья строится лишь на подборе цитат, в которых говорится об интересе декабристов к «Энциклопедии» Дидро и Даламбера. Заметим, что и до появления статьи Семеновой этот интерес не представлял особого секрета.

Еще одно юбилейное издание представляет собой любопытный опыт перевода отрывков из декабристских источников на французский язык. Речь идет о книге Э.А. Павлюченко «Сыновья Вольтера в России»64. О движении декабристов в этой книге рассказывают сами декабристы. Автор удачно расположил источники согласно хронологии описываемых в них событий. При этом центральное место отведено рассуждениям декабристов о Франции. Несмотря на отрывочный характер приводимых документов, Павлюченко трудно упрекнуть в тенденциозном подборе источников. В своей совокупности они свидетельствуют о той исключительной роли, какую французская культура сыграла в судьбе поколения, к которому принадлежали декабристы.