Командировка

«А мэр не такой уж наивный», – подумал Иван Григорьевич, а вслух произнес:

– А если не станут?

– Хочешь, Ваня, сказать, что у них поблизости уже есть свои хлопцы? Скучают во Львове или еще где?

– Может, и в Прикордонном.

Давая на каждый прямой вопрос прямой ответ, Иван Григорьевич снова терзался мыслью, а не признаться ли ему, что надо искать за фасадом той же «Экотерры»?

Не рискнул. Не признался. Сомнение взяло верх: Славко хоть и школьный товарищ, но он мэр, не исключено, что кормится со столов тех же инофирм. А в природе как: кто кормит, тому и служат.

На прощание Славко Тарасович пообещал:

– Я тебе поставлю телевизор. Сегодня же.

Перед вечером, уже в сумерки, двое дюжих парней внесли в палату большую картонную коробку, вынули из нее новехенький «сони», настроили экран. Киев транслировал фестиваль дружбы. Хлопцы и девчата в украинских национальных костюмах отплясывали «гопака». Вспомнилось недавнее. Анатолий Зосимович, сидя у «ящика», – тогда тоже была передача из Киева и тоже плясали, – вдруг ругнулся матом (с тех пор, как его, лауреата Ленинской премии, сделали безработным, он перешел на мат): – Чем хреновей жизнь, тем усердней пляшут, – сказал озлобленно и переключился на другой канал.

Иван Григорьевич был доволен подарком. Он смотрел все, что показывали. Смотрел и радовался, как в тесной и сырой камере радуется узник крохотному окошку.

Глава 16

Зима в Приднепровье заявила о себе несокрушимым гололедом. Над городом уже давно не висели заводские дымы и потому крыши домов, промытые осенними дождями, отсвечивали белым хрусталем.

Несмотря на тучность, Славко Тарасович довольно ловко вел свою новую на шипованной резине БМВ – подарок немецкой фирмы «УСК» («Украинская сталь Круппа»). Рядом сидела Анастасия Карповна. Он ее подобрал по дороге: шла на роботу в ЗАГС. До ЗАГСа она многие годы возглавляла городской отдел народного образования, но в связи с августовским переворотом в Москве ее вежливо попросили уйти и по настоянию Славка Тарасовича, который приходил на ее место, опытного педагога перевели на ЗАГС.

Вскоре Славко Тарасович вернулся в кресло руководителя города, но уже в качестве наместника президента. Анастасия Карповна осталась на ЗАГСе. ГОНО возглавил пан Багнюк, гражданин Канады. Следом за ним прибыли контейнеры с учебниками, написанными и отпечатанными в Торонто. Директорами школ стали соратники Багнюка, посланцы украинской диаспоры.

С приходом Багнюка на ГОНО русские школы были упразднены. Кто не желал учиться по-украински, вольны были заниматься чем угодно до получения паспорта. Но паспортов тоже не выдавали, так как советские бланки закончились, а на украинские национальные не было денег, чтоб отпечатать. Желающие иметь на руках паспорт нелегально посещали Польшу, и поляки, за валюту, разумеется, делали их полноправными гражданами Украины или же России – кто как желал.

Большинство горожан – русские, но с приездом в Прикордонный пана Багнюка их дети изучали все предметы, включая математику и физику, только по-украински. «Лучшие ученики, – утешал родителей пан Багнюк, – уедут в Канаду. Там со знанием украинской мовы они найдут себе работу». Те родители, которые пытались протестовать, были предупреждены: их дети вообще не будут учиться. Более решительные пытались возвращаться на родину своих предков – в Россию, но и там специалисты оборонки тоже не были нужны.

Не отрывая взгляда от убийственной дороги, Славко Тарасович расспрашивал подругу, как она себя чувствует на конторском поприще.

– Люди ко всему привыкают, – с грустью в голосе отвечала Анастасия Карповна. – Ко всему. Только не к трагедии.

– ЗАГС, милая, это еще не трагедия, – успокоительно заверял мэр. – Работа тихая, спокойная.

– Посидел бы ты, Славко, на моем месте. На восемь смертей регистрирую одно рождение. Пять разводов на одну женитьбу. Так что по чьей-то злой воле мы всем скопом вымираем.

– При чем тут злая воля! – возразил мэр. – Просто нам уже не до любви к ближнему. Я тебе добавлю криминальную статистику. Еще год назад регистрировали одно убийство в сутки, теперь – четыре. Кругом пьянь, наркоманы.

– И это говорит мэр! – не умолчала Анастасия Карповна. – Я удивляюсь, Славко, как тебя еще не убили?

Славко Тарасович весело хохотнул:

– Меня, Настенька, убивать нельзя. Я всем нужен. И тебе вот пригодился.

– Ване, – уточнила она. – У кого же цыганить лекарство, как не у мэра?

– Ага! – выдохнул Славко Тарасович. – С поганой овцы хоть шерсти клок. Верно?

– Нет, Славко, не верно. В тебе еще что-то осталось от нашей молодости.

По смуглому лицу школьной подруги словно скользнул солнечный зайчик.

– А ты знаешь, Славко, за тебя я было чуть не вышла замуж. Ну, когда ты мне предложил. Да что-то удержало.

– А жаль, – сказал Славко Тарасович. – Теперь я не ездил бы по психушкам.

– Не сам ли виноват, что твоя жена туда попала?

– Не сам. Если бы моя старшая дочка, Христя, не выскочила за негра. Вот супруженция на черных и помешалась. Она, как ты знаешь, патриотка, казачка. Всюду ей мерещатся чернокожие хлопци. А тут еще новая песня, как из Африки до бабуси приехали внуки, дети сыночка, женатого на негритоске. И теперь «бигають по хати чорни те губати». И меня при каждом моем посещении спрашивает, почему я до сих пор не черный.

– И как ты ей отвечаешь?

– Успокаиваю. Говорю: будет на это указ президента, поменяю кожу.

Славко Тарасович опять хохотнул. Всякий раз, когда он хохмит, он похохатывает.

– Славко, а не поменять ли тебе сердце?

Вопрос Анастасии Карповны был неожиданный. Мэр насупился.

– Ты мое сердце не пинай. Когда-то оно принадлежало тебе. Да Иван Коваль встал мне поперек дороги. Кстати, откуда он взялся?

– Ты сам его спроси.

– Спрашивал. Вешал мне на уши какую-то лапшу… Но все-таки откуда он?

Анастасия Карповна наклонилась вперед, пытаясь заглянуть в заплывшие жиром глаза своего тучного школьного товарища.

– А что ваша служба? Какие у нее соображения?

– Наша служба в великом сомнении.

– Он врач, насколько я понижаю. Плавал по морям-океанам.

– Врач-то он врач. Да где плавал? Помимо нас контрразведкой занимаются инофирмы. Принимаемых к себе аборигенов просеивают через свое сито.

– И что – просеяли?

– Что… У них подозрение, что этот врач из московской Федеральной службы.

– Ты это мне зачем?

– Затем, Настенька… Они могут ему подсунуть таблетку. Они ее в шутку называют «Смерть русскому пенсионеру». Хотя, как я убедился, они радуются, что у нас так много пенсионеров. А таблетки идут в пакете гуманитарной помощи.

Анастасия Карповна насторожилась:

– Ну-ну, досказывай.

Славко Тарасович с брезгливой гримасой пожевал губами, точно ему подсовывали пакость, сплюнул.

– Все у них, милая, просто, – говорил он, как о чем-то будничном, не представляющем интереса. – Таблетки подают с лекарством, а лекарства пакуют за бугром.

– И что ты предлагаешь?

– Что… Если у тебя с Ваней отношения по-прежнему сердечные, скажи ему, так, мол, и так… Если он действительно из московской Федеральной, лучше будет, если он исчезнет.

– Что ты мне все «если» да «если»? Куда ему исчезать? Он домой вернулся. На свою родину.

Славко Тарасович взмолился:

– Настенька! Бросай пропагандистские замашки. Я бы мог смолчать. Но не хочу брать грех на душу. Мне Иван не враг. Мне он пакостей не делал… Ну, так как?

– Поговорю.

– Не опоздал.

– А как же квартира? Ты ему обещал через фирму…

– Обещал. Но сейчас ему нельзя одному. Его убьют.

– Тогда зачем вы, городская власть?

– «Мы…» Инофирмы убирают людей по своему усмотрению. Нас не спрашивают. А он, понимаешь, загадочный. Для всех. Это заметил даже его шеф некто Джери. Ты его видела. На «джипе» мотается. Числится сотрудником «Экотерры». Между прочим, у нас этих сотрудников как собак нерезаных. И все подгоняют нас с конверсией.