Страница 25 из 44
Гюнтер стоял посреди комнаты, страшно пьяный, но еще не теряющий сознания, чувствуя степень своего опьянения и страха. Он долго и бессмысленно смотрел на стол, на кусочки тающего льда на блюде, на искрящиеся на свету рюмки, полные вина, пока не перевел взгляд на оттоманку. Там, на развернутом японском халате с вышитыми золотом и серебром драконами, лежали золотые тюбики губной помады, флаконы с духами, маленькие продолговатые коробочки с кокаином, коробочки пудры, чулки, шарфы, отрезы индиго и шевиота, персидской чесучи и шелков.
Фердинанд встал, протянул Гюнтеру пачку привезенных писем, по которым Гюнтер мог получить нужные ему деньги от персидских купцов, живущих в Баку.
Пирата Фердинанда (туркмена Бердиниата Магомет-оглы) еще до недавних времен на Каспии знали как жестокого грабителя и убийцу. На небольшом киржиме под парусами, с пятью головорезами, в свирепый шторм и бурю он совершал свои стремительные нападения на небольшие торговые суда персов и туркменов. В годы революции и интервенции Фердинанд вдруг пропал куда-то бесследно, и о нем не слыхать было вплоть до прошлого года, когда он вновь появился на Каспии.
Навсегда забросив грабежи, Фердинанд теперь занимался контрабандой, переправкой золота персидских купцов из Баку на их родину, а с некоторых пор обслуживал и орден "Пылающее сердце", для которого из Персии от мистера Леонарда Симпсона перебрасывал людей вроде Федора Быкодорова и доставлял почту и деньги.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Пожар в Сураханах бушевал шестой день...
Поиски поджигателей оказались бесплодными. Была надежда узнать кое-что от старика сторожа. Но сторож, так и не придя в сознание, умер от ожогов, и вся эта история, как и два других загадочных пожара в начале года, до поры до времени осталась окутанной мраком неизвестности.
Кирову было одно ясно: в городе существует диверсионная организация и борьбу с нею надо повести всеми возможными средствами.
Ночью, прямо с пожара, прихватив с собой командира караульного полка Илюшина, он поехал по бакинским нефтепромыслам, нефтеперегонным заводам, нефтеналивным пристаням, нефтехранилищам и перекачным станциям. На других машинах следовали рабочие бригады.
Ехали в Черный город. Было холодно, ветер выл в степи.
- Ты видел, из какого ружья этот сторож стрелял по беглецам? обернулся Киров к Илюшину.
- Нет, Мироныч. А что? Наверное, обычная трехлинейка.
- Да, жаль, что не видел... А знаешь, что значит по-азербайджански "дайан-долдурум"?
- Нет. По-ихнему еще не выучился.
- Плохо... Так вот, сторож стрелял из "дайан-долдурума". В переводе ружье называется: "Ты постой, подожди, а я вот выстрелю в тебя". Метко сказано, а? Сторожа в этих промысловых охранах вооружены допотопными берданками! Берданками! Выстрелить из них - целое событие? Событие! Ты вот попробуй пострелять! Я уже пробовал. Тут не то что в движущуюся цель не попадешь, тут... вообще никуда не попадешь!
- "Дайан-долдурум"? Действительно, метко сказано, - пробормотал Илюшин.
- Эти берданки лучше и не назовешь. Почаще будешь бывать в народе не то еще узнаешь.
- А я и бываю, Мироныч, все время только и ношусь по промыслам.
- Значит, без толку носишься... А ты заметил, какого возраста был этот сторож?
- Да лет так на семьдесят.
- А как ты думаешь: если бы вместо этого семидесятилетнего старца (к тому же заметь: больного трахомой!) на посту стоял молодой, хорошо обученный, меткий и зоркий боец, вооруженный трехлинейной русской винтовкой, то поджигатели убежали бы или нет?
- Нет, Мироныч, не миновать бы им пули.
- Наверняка! И мы бы теперь знали, кто они и кем подосланы. А так никто ничего не знает!
- Не знаем, Мироныч, - тяжело вздохнул Илюшин.
- Народ у тебя вольнонаемный, вот что! Тебе их с биржи труда посылают, как на обычную работу, а работа у тебя не обычная. Хранить государственное добро - это священное дело. Вот не уберегли Сураханы! Этот пожар влетел нам в пять миллионов золотых рублей. А ну-ка, переведи это на наши бумажные миллиарды... Сколько биллионов получится? Твоим ребятам надо наглядно показать убыток от пожара. А тут биржа! Ведь могут же тебе послать "безработного" врага? Мало ли их ходит с ножами за пазухой, готовых в удобный момент ударить нам в спину? Об этом надо подумать...
Уже к утру, объехав нефтеперегонные заводы и нефтеналивные пристани, Киров и Илюшин приехали на старые промыслы Биби-Эйбата. Машину они оставили на дороге, а сами разошлись в разные стороны.
Первым к машине через некоторое время вернулся Илюшин, найдя на постах надежных охранников.
Кирова все не было.
Прошло минут десять. Еще десять...
- Сергей Мироныч, наверное, беседует, - сказал Тигран, чтобы успокоить Илюшина: тот явно нервничал, догадываясь, что наверняка где-то произошло что-то неладное.
Илюшин пошел искать Сергея Мироновича. Он обошел посты No 3, No 4 и, подойдя к посту No 5 на промысле "Каспийско-Черноморского общества", увидел Кирова, шагающего между вышек с ружьем в руке.
Илюшин кинулся к будке часового, которая находилась шагов на пятьдесят правее вышек.
Часовой спал, распахнув шинель, положив руки на колени.
Подошел Киров.
Илюшин стоял безмолвно и смотрел на Кирова: никогда он не видел его таким суровым. Но вот Илюшин схватил часового за грудь и стал трясти изо всей силы. Часовой проснулся и закричал от испуга, но Илюшин все тряс его и ругал последними словами.
- А это ты зря, командир полка!
Командир полка Илюшин оставил часового и, тяжело дыша, начал приводить себя в порядок. "Пропал, совсем пропал!"
Часовой наконец понял, в чем дело, вышел из будки, узнал своего начальника и Кирова и невольно потянулся к ружью.
Киров отстранил его руку.
- Этого ружья тебе больше не видать. Пил?
- Немножко спал, - придя в себя и оценив положение, ответил часовой.
- Я спрашиваю: пил вино?
- Спал, товарищ начальник.
- А ну, дыхни! - подошел к нему Илюшин. - Нет, не пахнет вином.
- Почему спишь на посту? - Киров передал ружье Илюшину.
Часовой не сводил с ружья глаз.
- Устал немножко, товарищ начальник. Три смены стою.
- Почему три смены?
- Народу мало у нашего начальника караула.
- Что могло случиться у начальника караула, товарищ командир полка?
"Пропал, совсем пропал". Илюшина прошиб холодный пот. Никогда Киров так его не называл. И в Астрахани, и здесь он всегда звал его просто Илюшей.
- Я думаю, товарищ Киров... Я вспоминаю, что Звягинцев - командир третьей роты - просил разрешения отпустить народ на учение, но я ему не разрешил. Другого ничего как будто бы не могло случиться, товарищ Киров.
Нет, Илюшин не смел выговорить "Мироныч". Он стоял перед Кировым подтянутый, полный тревоги, как командир караульного полка, а не как Илюша.
Потом - кинулся в будку и дал сигнал "Тревога на посту".
Киров подошел к часовому, спросил его:
- Давно служишь в охране?
- Скоро будет три месяца.
- А до этого где служил?
- Немножко работал, немножко вино делал, вином торговал.
- Вином торговал? Ну что же, поезжай домой. Торгуй вином. Это прибыльней, да и спокойней. А тут, того и гляди, можно в трибунал угодить. За сон на посту, например... Ну, иди. Иди, иди! С этой минуты ты свободен. Не вздумай больше идти куда-нибудь в охрану. А сюда мы уж подберем настоящих бойцов. Если нужно будет, они пять смен простоят и глаз не сомкнут. Иди, иди! Не бойся!
Тот недоверчиво посмотрел на Кирова и на командира полка и, зайдя в будку, сунул под мышку узелок с едой, поклонился и ушел, ловко обходя нефтяные лужи.
Киров не сводил с него глаз.
- Ишь ты, вольнонаемный!
По полю, придерживая одной рукой кобуру, другой - фуражку, мчался начальник караула.
Киров потрепал Илюшина по плечу.
- А ты собери бойцов. Приеду на полчаса и поговорю. Ну, будь здоров! Давай-ка вместе очистим твои авгиевы конюшни.