Страница 20 из 22
Глава 4
Естественная пробужденность: растерянность и интеграция
Следует отметить, что в ситуации, когда пробуждение происходит в контексте какой-то духовной или религиозной традиции, есть свои преимущества, ибо тогда у «пробужденца» есть определенная система координат, позволяющая ему понять свое состояние, а также помощь и поддержка со стороны других пробужденных. Когда ничего этого нет, человек, переживший естественное пробуждение, может поначалу испытать некоторую растерянность и сомнения.
В случае Уитмена и Лоренса пробуждение, кажется, прошло без особых осложнений. Они пробудились естественным образом – их пробуждение произошло и проявило себя без каких-либо видимых проблем. А в этой главе мы рассмотрим ряд случаев естественного пробуждения, когда наши современники все же сталкивались с трудностями, которые были преимущественно обусловлены недостаточным пониманием собственного состояния и неприятием себя.
В ходе моих исследований я обнаружил относительно мало примеров естественного пробуждения – и пришел к выводу, что это наименее распространенная разновидность пробужденности. Начну с краткого описания одного из случаев, с которыми мне довелось познакомиться.
Гэвину Уайту немного за тридцать. Он автор целого ряда романов и нехудожественных книг по духовности. С самого детства его интересовали паранормальные явления. Вместо того чтобы читать комиксы и приключенческие книжки, он зачитывался книгами о сверхъестественном и даже писал собственные рассказы о духах и призраках. Он всегда чувствовал, что «жизнь не ограничивается тем, что мы видим глазами». Он любил одиночество. Школьные учителя обратили внимание на удивительное спокойствие и внимательность этого мальчика и на его манеру необыкновенно пристально смотреть на собеседника.
Родители довольно рано заподозрили, что Гэвин какой-то особенный. Казалось, например, что его вообще не расстраивали неприятности. Однажды, когда ему было 14 лет, во время семейного обеда в ресторане официантка случайно пролила напиток юноше на одежду. Родственники расшумелись, а он спокойно взял салфетку и принялся вытирать брюки. Глядя на это, его отец воскликнул: «Бог мой! Вы видели, как он отреагировал?» Нечто подобное произошло, когда ему было лет 17. Вскоре после того, как Гэвин научился водить, у него угнали его первую машину – однако юноша не видел повода для огорчения. «Мне кажется, что моя реакция рассердила отца больше, чем сама кража, – рассказывает Гэвин. – Но я никак не мог взять в толк, к чему вся эта суматоха. Ну украли машину, и что теперь? Этого ведь нельзя взять и отменить».
И еще его отца беспокоило то обстоятельство, что сын слишком много времени проводит в одиночестве. Гэвин сказал мне:
Я имел обыкновение подолгу молча лежать в кровати, чем приводил отца в крайнее недоумение. Помню, как выключал свет в комнате, зажигал свечу и смотрел на нее целую вечность. Просто лежал на кровати, ничего не делая. Смотрел на небо, позволяя мыслям блуждать. Мне очень нравилось смотреть – наблюдать, любоваться. Я любил гулять с нашими собаками – разглядывал небо, деревья, цветы… В нашей семье я определенно был белой вороной.
Гэвину всегда очень нравились фильмы с Брюсом Ли, и он решил заняться кунфу. Это побудило его окунуться в восточную философию – в частности, в дзэн-буддизм и даосизм. Как следствие, он приобрел систему координат, в которую отлично вписались его медитативные склонности и любовь к одиночеству, – так что он не позволил непониманию со стороны родителей сбить себя с толку.
Однако в девятнадцать лет у него был период разочарования и уныния. Гэвин тогда серьезно занялся музыкой – проводил часы напролет в своей комнате, сочиняя и записывая песни. Он мечтал стать успешным поп-музыкантом и неустанно рассылал свои произведения продюсерам, но не получил ни одного положительного ответа. Теперь он признает, что был «излишне амбициозен». Неудачи удручали его – он даже был близок к тому, чтобы считать себя ничтожеством. Он ненавидел каждую секунду своей работы продавцом в супермаркете, ведь ему казалось, что его место – на музыкальном олимпе. Его естественная пробужденность была омрачена играми эго. Но однажды он испытал сильнейшее трансформационное переживание, которое избавило его от эгоизма и развеяло неудовлетворенность, – в результате чего пробужденность смогла расцвести в полную силу:
Однажды около полудня я выгуливал собак. Стоял чудесный день. Я спустил собак с поводка. Они носились вокруг, а я вдруг обнаружил, что неотрывно смотрю на дерево. Мой взгляд словно прилип к нему…
Это дерево стало самой прекрасной вещью, какую мне только приходилось видеть в своей жизни. Оно сияло новыми цветами. И это еще не все – я слился с деревом воедино. До такой степени, что меня уже больше не существовало. Существовало лишь всё! Я узрел единство всей жизни. Моя индивидуальность – вместе со всеми ее сомнениями, амбициями, целями и страхами – растаяла, как льдинка на бархане. Все это вызывало у меня только смех…
После этого переживания Гэвин непрестанно ощущает благодарность и удовлетворенность, а также чувство благоговения перед миром – что он и выразил в своих текстах [63]. Порой эгоистические порывы все же пробуждаются в нем – однако внутри его существа неизменно протекает мощный поток пробужденного восприятия и Гэвин всегда может легко установить с ним связь. Например, когда Гэвин замечает, что ум его слишком погрузился во внутреннюю болтовню, он делает вот что: «Перевожу внимание на свое дыхание, или на движение тела, или на живую пульсацию текущего момента – и просто наблюдаю, как эта мысленная болтовня уходит на задний план и затихает. Очевидно, спокойное созерцание с подключением всех органов чувств перебирает на себя всю энергию, не оставляя ничего для внутренних шумов».
Если, в отличие от Гэвина, естественный «пробужденец» совсем незнаком с духовными учениями или практиками, ему бывает сложно найти пути реализации своей пробужденности. Поскольку у него отсутствует подходящая система координат для осмысления своих порывов и переживаний, такой человек может подумать, что эти состояния каким-то образом ему угрожают и, возможно, даже попытается подавлять их. Порой проходят годы, прежде чем человек в полной мере поймет и примет свою естественную пробужденность как норму жизни.
Все это особенно опасно, если естественное пробуждение происходит в культуре, где общество не одобряет стремления к духовному пониманию мира и пробужденные желания человека входят в противоречие с бытующими культурными установками. В детские годы все мы впитываем влияния окружающей среды, и у человека, пережившего естественное пробуждение, может уйти несколько лет на «проработку» заложенных в него культурных программ, чтобы начать жить полной жизнью в соответствии со своими искренними устремлениями.
Человек может испытывать очень сильное желание изменить свою жизнь – например, отказаться от материализма и гедонизма, жить проще и проводить больше времени в одиночестве, – однако порой проходит много лет, прежде чем он почувствует себя достаточно уверенным и самостоятельным, чтобы последовать этому желанию. А до того он нередко испытывает острое чувство неудовлетворенности, так как его естественная пробужденность не находит для себя никакого адекватного выражения.
Именно так обстояли дела с одной из самых удивительных и необычных пробужденных людей XX века – с американской путешественницей, которая называла себя Миролюбивой Странницей. Она родилась в 1908 году, получив от рождения имя Милдред Норман. В детские годы она ничем особо не выделялась – разве что не по возрасту развитым интеллектом и необычайной любознательностью.
А в подростковом возрасте Милдред стала задаваться глубокими экзистенциальными вопросами. В 16 лет она задумалась о природе Бога и пришла к выводу, что Бог – это не некое отдельное существо, но что Он объемлет собой всё и этот факт находится «за пределами человеческого понимания». Она «прикоснулась к Богу», распознав в Нем силу, главными качествами которой являются любовь, доброта и истина. Однажды она сказала: «Мне открылось, что Бог – это творческая энергия, побуждающая энергия, всеобъемлющий разум, вездесущий и всепронизывающий дух, который связывает воедино все, что есть во Вселенной, и наполняет всё жизнью. Это осознание приблизило ко мне Бога. Я не могу оказаться там, где Бога нет» [64].
63
Peace Pilgrim, 1994, p. 2.
64
Ibid., p. 4.