Метель в преисподней

— Ой, извини, дорогуша, у меня параллельный вызов. Ну всё, скоро увидимся, детка! Алло? А, это всего лишь ты… А я-то уже испугался, думал, сам босс позвонил, типа, хочет проверить, что я ещё узнал.

При этих словах я многозначительно поднял палец вверх, и Паша согласно кивнул: судя по всему, толстяк действительно предатель. А из этого следует, что контрразведчик из меня ни к чёрту.

— А, так ты поэтому и звонишь? — несколько погрустнел шпион. — Ох. Да нет, в том-то и дело. Пусто тут всё, я уже полчаса по этим дебильным коридорам бегаю, вон, прочихаться не могу, ты же прекрасно знаешь, что у меня аллергия на пыль. Да, пусто! Босс забрал… э… артефакт, во, точно! Странное слово. Океюшки, тогда сворачиваюсь. Да, через пятнадцать минут буду. Да, давай, увидимся. И кофе мне сделай, а то меня жажда с этих пончиков замучила!

Мы дождались, пока предатель не уйдёт подальше, затем, услышав его шарканье по лестнице, медленно и осторожно выбрались из своего укрытия. В полном молчании мы преследовали его до самых ворот, после чего, выждав необходимую паузу, сами вышли из здания и, увидав, как он на машине быстро удаляется от нас, кинулись к «девятке» Паши. Сейчас я пожалел, что оставил машину так далеко от здания, хотя, с другой стороны, в противном случае предатель мог бы что и заподозрить, приметив знакомую машину или же моё лицо рядом с ней. Не позволив толстяку сильно оторваться от нас, мы продолжили слежку.

— Я думаю, что он работает на Наумова, — сказал в машине Паша.

За руль сел он, конечно же.

— Как я и предполагал, — согласился я. — Проклятье на его плешивую голову… Опять! Да ещё и получается, к тому же, что он уже завладел артефактом. Паша, не упусти пухлого, я тебя умоляю, не упусти! Иначе всё может обернуться очень плачевно.

Паша его не упустил. Мы быстро выбрались их спальных районов и въехали в промышленную зону, миновали несколько крупных заводов и остановились возле малоизвестной мебельной фабрики. Предатель не поехал через главный вход, вместо этого он свернул на неприметную с трассы узенькую улочку, после чего быстро куда-то скрылся. Мы вышли из машины, оставив её на парковке для работников фабрики, пешком прошли по этой улочке метров триста и обнаружили в сплошном бетонном заборе сначала скрытые ворота (обложенные покрашенным и вырезанным под форму и цвет забора банальным пенопластом), а затем неподалёку и небольшую дыру, достаточную, чтобы через неё, нагнувшись, пробрался человек. Толстяк вне всяких сомнений проехал через секретные ворота, но, судя по следам возле дыры, та тоже пользовалась популярностью.

— Я первый, — уверенно сказал Паша и, едва я только подумал о том, чтобы возразить ему, наклонился и на корточках пролез в дыру.

Я немного подождал, после чего пролез вслед за ним.

Мы вылезли возле самой мусорки, места, куда сваливают все бракованные товары и детали, а так же древесину неподходящего качества. Тысячи видов разнообразных обломков всех форм и размеров, спрятаться среди которых оказалось плёвым делом. Но не это было мне сейчас интересно — в данный момент не очень далеко от нас группа рабочих разгружала длинную фуру, вытаскивая из неё длинные узкие коробки — заготовки для дальнейшей сборки. И несколько рабочих носили блестящие кейсы, довольно много — пара десятков там точно была.

— Интересно, что в этих кейсах? — шёпотом спросил Паша.

— RD, — не задумываясь, ответил я. — Вот сукин сын, обещал ведь, что закончит с этим!

— Надеюсь, у вас есть пропуски, — неожиданно раздалось у нас за спинами.

Паша дёрнулся слишком быстро, отчего его тут же огрели прикладом автомата по голове. Он упал на кучу коробок, даже не пикнув. Я оказался немного медленнее, и именно поэтому на меня отреагировали не так агрессивно. А может потому, что я на вид не представлял угрозы.

Их было трое, один с автоматом Калашникова, два других с импортными «Инграмами». Баллончик с перцем был всё это время у меня наготове, так что я, не раздумывая, брызнул тому, который вырубил Пашу, в лицо длинной струёй. Автоматчик взвыл и, отшатнувшись, схватился за глаза. Один из оставшихся заехал мне ногой в лицо, я выронил баллончик и упал рядом с Пашей, едва не потеряв сознание, но при этом уже точно проиграв не начавшееся сражение.

— Хватит ныть! — прикрикнул один из них на воющего товарища. — Это ж обычный перец! Вот, смотри!

Напавший на меня подобрал баллончик, широко открыл рот и пару раз побрызгал туда.

— Видишь?

При этом на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Эй, а этот ещё шевелится! — второй заметил, что я всё ещё в сознании.

Следующий удар я даже не почувствовал — так быстро пришло небытие.

Глава 17

Бывают такие люди, которых их ошибки ни чему не учат. Жизнь нас бьёт под дых каждый раз, и мне порой кажется, что с каждым таким ударом я становлюсь только тупее, словно бы мозги понемногу вышибаются. Вот мы были вдвоём, на вражеской территории, посреди белого дня, в обычной одежде. Так спрашивается, какого хрена мы оба смотрели в одну и ту же сторону, проигнорировав тылы? Теперь из-за этой ошибки нам придётся расплачиваться.

— Паша, ты там живой? — спросил я, максимально повернув голову влево в сторону Паши.

Я всерьёз опасался за его здоровье. Судя по всему, RD в его организме уже рассосался. Приложили его хоть и один раз, но достаточно сильно, чтобы он был до сих пор без сознания. И если исходить из его слов о том, что без препарата его раны практически не заживают, то сейчас у Паши могут быть серьёзные проблемы.

Проклятье! Почему я не смотрел по сторонам?!

Паша промычал что-то невразумительное. Наверное, это хороший признак, значит, он вот-вот придёт в себя. Я не мог его увидеть, не мог посмотреть, в каком он состоянии — я был привязан к стулу крепкой верёвкой, которая не позволяла мне особо вертеться на нём. Судя по тем вмонтированным в стену кандалам, Паша был прикован к одному из них. Что ж, по крайней мере, из нас двоих хоть я сижу. Верхнюю одежду с меня сняли, оставив в рубашке, джинсах с пустыми карманами и в ботинках.

Голова болела чертовски сильно, такого уже давно не было, но эта боль была куда приятнее той, которая появляется у меня после применения моего дара. Руки заложены за спинку стула и тщательно связаны той же верёвкой, но спасибо благоразумию связавшего меня — пара сантиметров свободных движений ими у меня были, так что руки затекали не так быстро, как могли бы.

Я оглянулся, осматривая то помещение, где нас держали. Четыре на четыре метра, пол литой, грязный, стены из шлакоблоков, в некоторых местах сверху намазаны остатки строительного раствора. Окон нет, свет исходит из обычной лампочки в патроне, прицепленном к проводу, который крепится прямо к потолку. И одна-единственная дверь, по виду такая, словно её вытащили из какого-то бункера времён Второй Мировой — ржавая, тяжёлая.

Странная комната, сильно смахивающая на временно-оборудованную пыточную и одновременно камеру для заключённых. Я насчитал восемь пар кандалов на стенах, но их наверняка чуть больше, поскольку я не мог посмотреть, что у меня за спиной, где висит Павел. Умно, умно, ничего не скажешь — пока одного пытают на стуле, остальные тихо наблюдают за этим процессом со своих VIP-мест. Как говорится, эффект присутствия обеспечен самыми реалистичными технологиями.

Из-за двери раздались чьи-то приглушённые голоса, затем залязгал открываемый замок, и дверь с лёгким свистом плохо смазанных петель отворилась. В комнату вошли двое, и я их мгновенно узнал: толстый и низкий, похожий на Колобка, мужик средних лет славянской наружности в тёмно-синем спортивном костюме, а следом за ним высокий и худой как шпала немец чуть помоложе в клетчатой рубашке и коричневых утеплённых брюках.

Предатели. Опять.

Ненавижу предателей. Хотя, кто их любит?

Немец напустил на себя злобный вид и принялся прямо у меня на глазах оборачивать свои кулаки эластичным бинтом с подозрительными розовыми пятнами. Очень сомневаюсь, что эти пятна оставлены пролитым соком.