Страница 17 из 33
Лотереи в Европе появились давным-давно, еще в конце XV столетия, вначале в Голландии, а немного позднее в Италии и Франции. В переводе с итальянского «лотерея» означает вытягивание жребия, «лота», и есть не что иное, как та же азартная игра, выманивающая у людей их кровные денежки и возвращающая в виде выигрышей лишь незначительную часть прибыли. В 1687 году Людовик XIV специальным ордонансом запретил частные лотереи, но уже в 1700-м учредил государственную, которая спустя несколько десятилетий приобрела постоянную организацию. В дальнейшем их попеременно то запрещали, то вновь разрешали.
Единственное оправдание существования государственных лотерей в том, что часть получаемых таким образом казной средств идет, по крайней мере теоретически, на общеполезные цели. Российские государи не сразу прозрели всю выгоду лотерейных розыгрышей, дозволив поначалу пользоваться ею частным устроителям. Первым из таких предприимчивых дельцов оказался некий часовых дел мастер Я.А. Гасениус, обратившийся в ноябре 1699 года к москвичам с предложением принять участие в доселе неслыханной на Руси игре: «Произволением нашего великого государя царя. Сим всему миру являет Яков Андреев сын Гасениюс… что на дворе окольничего Ивана Ивановича Головина, возле [двора] Андрея Артемоновича [Матвеева], у Николы в Столпах, будет вскоре установлено счастливое воспытание (то есть испытание счастья. – А. И.), по иноземчески называется лотери, в 80 рублев лот, с числами, где всем охотникам или охотницам вольно свою часть испытать, како добыта тысячу рублев за гривну». Далее следует подробнейшее описание порядка проведения розыгрыша, причем удивляет то, что за триста с лишним лет порядок сей не претерпел существенных изменений: те же «счастливые ерлыки» с выигрышами в 1000, 100, 50 рублей и далее по нисходящей до десятиалтынных, то есть 30-копеечных «ерлыков», те же наблюдатели за правильностью розыгрыша в виде «шести верных господ» и, наконец, «два младенца, которые не видевши те лоты или ерлыки пред теми свидетелями и народом, кто желает быть, перед всеми [будут] вынимать». В заключение устроитель лотереи заверял, что «в сем деле будет равная оправа (условия. – А. И.), како большому господину, тако ж и рабу, и младенцу, безо всякого обмана».
Судя по всему, первый лотерейный блин не вышел комом, – напротив, повлек за собой целый ряд подобных же мероприятий, в чем можно убедиться, например, из записи в дневнике П.Д. Апостола, сына малороссийского полковника, пребывавшего в Петербурге во времена Екатерины I. 9 января 1726 года он, в частности, отметил: «Был в лоттерее, где проиграл 2 р.». Из других записей о расходах, содержащихся в том же дневнике, следует, что для богатого парубка этот проигрыш выглядел почти пустячным, но многим его современникам он показался бы если не огромным, то, по крайней мере, весьма внушительным.
Денежные ручейки со всех сторон, сливаясь воедино, превращались в реки, плавно перетекавшие в карманы устроителей частных лотерей. Позднее, однако, настала пора запретов и гонений со стороны властей, публиковавших в их адрес строгие предупреждения. Одно из них появилось в «Санкт-Петербургских ведомостях» на исходе елизаветинского царствования, в январе 1761 года: «Сим объявляется, чтоб имеющие хождение по домам с посудою и другими товарами для играния лотереи, впредь по домам не ходили, под опасением конфискования как посуды, так и всех товаров».
Как оказалось, таким образом правительство просто-напросто стремилось устранить конкурентов, предполагая в скором времени взять доходный лотерейный бизнес под свою опеку: «Сим объявляется, что в будущем Феврале месяце сего 1761 году разыгрывана будет малая одиннадцатикопеешная лотерия, которая учреждена не для чего иного, как токмо чтоб публика могла иметь понятие о большой Государственной Лотерии по 11 рублев билет, а помянутые билеты по 11 копеек раздаются в канцелярии Государственной Лотерии».
Итак, Елизавета Петровна решила обратиться к опыту Франции, где, как уже было сказано, начиная с XVIII века устраивались государственные лотереи, успешно пополнявшие быстро таявшую от непомерных трат казну. Российская императрица, которая в это время вела разорительную войну с Пруссией, нуждалась в дополнительных доходах никак не меньше французского короля. Курьез в том, что первыми, кто испытал на себе плоды благодетельной затеи правительства, оказались как раз русские войска, занимавшие в ту пору столицу Восточной Пруссии – город Кенигсберг.
Рассказывая о событиях осени 1760 года, известный мемуарист А.Т. Болотов упоминает и об этом: «У генерала нашего были то и дело балы… а сверх того, имели мы около сего времени и другую забаву: прислана была к нам в Кенигсберг – для выпорожнения и у нас, и у многих кенигсбергских жителей карманов и обобрания у всех излишних денег – казенная лотерея. До сего времени не имели мы об ней никакого понятия, а тогда узнали ее довольно-предовольно и за любопытство свое заплатили дорого. У многих из нашей братьи, а особливо охотничков, любопытных и желавших вдруг разбогатеть, не осталось ни рубля в кармане, а нельзя сказать, чтоб и я не сделался вкладчиком в оную».
Когда российский престол заняла Екатерина II, то на первых порах она оставила в неприкосновенности Государственную лотерею, проявив в то же время весьма своеобразную заботу о неимущих. Свое мнение на сей счет она высказала в разговоре со знаменитым Джакомо Казановой, посетившим Петербург как раз в это время и принятым ею. В ходе аудиенции императрица «коснулась… венецианских обычаев и заговорила между прочим об азартных играх и лотерее. И мне предлагали, – сказала она, – устроить в моей империи лотерею; я согласилась, но с условием, что ставка будет не меньше одного рубля, с тем, чтобы оградить кошелек бедного, который, не зная тонкостей игры и обманчивого соблазна, представляемого ею, мог бы думать, что… легко выиграть».
В екатерининское время Государственная лотерея размещалась в бывшем доме адмирала Н.Ф. Головина на Дворцовой набережной, купленном в казну и сломанном при постройке Малого Эрмитажа в 1765 году. Однако по каким-то причинам она просуществовала недолго – по-видимому, не дольше здания, где находилась. По крайней мере, начиная с середины 1760-х о ней больше нет упоминаний в газетных объявлениях. Возможно, Екатерина II, весьма внимательно прислушивавшаяся в ту пору к мнению французских просветителей, сочла дальнейшее существование подобного источника доходов не совсем удобным. Примечательно, что, по свидетельству того же Казановы, прусский король Фридрих II вполне резонно считал государственные лотереи «надувательством» или, по меньшей мере, чем-то вроде дополнительного налога, что, впрочем, ничуть не мешало ему пополнять таким способом казну.
Как бы там ни было, любителей «добыта тысячу рублев за гривну» всегда хватало с избытком, а посему лотереи продолжали свое победное шествие по просторам Российской империи. Одно из объявлений, опубликованных «Санкт-Петербургскими ведомостями» в декабре 1815 года, гласило: «С дозволения правительства разыгрываться будет большая лотерея, изо 100 выигрышей состоящая и во 100 тысяч рублей оцененная. Выигрыши можно видеть ежедневно, кроме табельных дней, с 9 часов утра до 6 часов вечера, а равно и билеты по 5 рублей получать на фабрике Придворного Механика Гейнриха Гамбса, в Садовой улице, под 33. Сии выигрыши состоят из собрания прекраснейших вещей и великолепнейших мебелей. Главный выигрыш – Архитектоническо-Механическое музыкальное бюро с позолоченною бронзою».
Прибегнув к лотерее, знаменитый мастер нашел верное средство распродавать изделия своей фирмы, не находившие сбыта из-за их чрезмерной дороговизны. Расчет его оказался верен: соблазн возможного приобретения за 5 рублей предмета, стоившего в десятки и сотни раз дороже, заставлял покупать билеты, обеспечивая успех замысла. Правда, в данном случае никто не мог ни разориться, ни чрезмерно обогатиться…
Неискоренимая надежда на быстрое поправление дел благодаря лотерейному счастью подогревалась ходившими в публике легендами о чудесных, самой судьбой дарованных выигрышах. В 1820-х годах летучая молва разнесла историю о вдове бедного, но честного священнослужителя, готовой поделиться последним. Однажды она приютила у себя направлявшегося в действующую армию офицера, который тщетно пытался найти в трактире чашку чая или кофе. Гостеприимная хозяйка отказалась взять с него деньги за угощение, и тогда офицер оставил ей на память лотерейный билет на разыгрывавшиеся за 80 тысяч рублей часы.