Страница 16 из 27
Терри хлопает круглыми глазами героини японских мультяшек.
— А кого — нибудь еще ты в своих снах видишь?
— Да, еще пятерых. Но только тени. Я их не узнаю, если увижу. Они как-то завязаны на тебя.
— Вообще-то я знаю только четверых. Таких же больных на голову. Но с ними готова познакомить прямо сейчас. Ты узнаешь много интересного, Терри. Даже если не захочешь.
Машу высоко поднятой рукой — моя часть задания выполнена.
Мне немного жалко эту испуганную домашнюю девочку. Но, в конце концов, надо и взрослеть когда-нибудь. Почему бы не сейчас?
Гали и Мальвина возникают бесшумно и как будто из неоткуда и остаются с Барби Терри на детской площадке. Меня ненавязчиво просят пойти прогуляться. Конспираторы хреновы. Уходя, оглядываюсь. Терри сидит на скамейке, а Скаут и Мальвина нависают над ней как два голодных пса: Питбуль и Ротвейлер.
Прогуливаясь по пустынным чистеньким улицам, я думаю о том, что зря мы пристали к Терри. Жила бы она дальше со своими родителями. Играла бы в куклы. Поступила бы потом в Университет, или там в школу парикмахеров. Вышла бы замуж. Нарожала кучу ребятишек. Кушала бы ананасы. Уехала бы жить на Гавайи. Ну видит эта кукла иногда странные сны. Так многие видят. А теперь у Барби будет нервный срыв. Всю обратную дорогу на Европу она будет рыдать, а утешать ее пошлют, естественно, меня. И я буду весь перелет ходить изгвазданная в чужих слезах и соплях. Если единственное, что Терри умеет, это видеть сны — то вообще не стоило рисковать и лететь за ней в такую даль. Правда, тогда бы я никогда не увидела Океана.
Погрузившись в воспоминания о вчерашнем вечере, я не сразу замечаю одинокого прохожего, неторопливо идущего в мою сторону. Что-то с ним не так, что-то неправильно. Не должны здесь просто так разгуливать здоровые мясистые мужики, которым самое место на обложке журнала о стрелковом оружии. И не с чего это им так внимательно меня разглядывать. Останавливаюсь на мгновение.
Прислушиваюсь. Так и есть. Шаги сзади. Легкие, бесшумные. Но у меня обостренное чувство опасности. В силу профессиональной деятельности. Я замечаю то, что другие заметят еще через несколько секунд. А секунды эти могут оказаться весьма критическими в спасении своей драгоценной шкуры.
— Линяй! Немедленно! — мой внутренний голос никогда не был паникером. Поэтому я к нему очень прислушиваюсь.
Неожиданно кидаюсь поперек проезжей части, когда от меня до обоих молодцов остается метров десять. Я юркая. И бегаю очень быстро. Улепетываю, петляя, как заяц от гончих. Сейчас спрячусь где-нибудь среди коттеджей, сараев, гаражей, деревьев, кустов и цветочных клумб и попробую отсидеться.
На всем скаку налетаю на неожиданно возникшее препятствие. Только что передо мной была чуть пожухлая трава на лужайке. Теряю равновесие и падаю, больно ударяясь рукой. Мое препятствие оказывается невесть откуда появившимся амбалом номер три. Третий номер наклоняется, хватает меня за руку,
приподнимает в воздухе. Рядом визжат тормоза. Меня заталкивают в мобиль. Защелкиваются наручники. Машина, визжа тормозами, срывается с места. Ну почему я такая невезучая?
Соловей без Ласточки
Соловья попросил о встрече старый проверенный компаньон, с которым они много лет безустанно тянули невод незаконного бизнеса. Компаньон по кличке Зеленый виртуозно переплавлял добытые нечестным, но, тем не менее, нелегким трудом сырье и товары в золото и кредитки.
Встречу назначили в дорогом ресторане "Олимп" на орбите Ганимеда. Cолидном, как яйцо Фаберже. Оба бандита презирали дешевку и стороной обходили модные таверны для приезжих, где чайников от космического туризма кормили горьковатой на вкус, жесткой и дурно пахнущей живностью из подземных океанов Европы. Которая, к тому же, способствовала несварению желудка.
Криста достала пылившийся без дела смокинг и даже предложила Соловью свою новую игрушку, гоночный болид от Ламборгини. Но от болида Соловей отказался — не хотел рисковать кораблем, если что-то пойдет не так.
Штиблеты боссу начистил Зубодер — исключительно из любви к порядку и совершенству. Он же приподнес Соловю орхидею редкого золотистого оттенка. Соловей ловко приладил цветок к черному атласному лацкану пиджака и подмигнул своему отражению в зеркале.
Лимузин пришвартовался у центрального входа. Соловей расплатился с пилотом, отдал шлем подбежавшему бою, белесому мальчишке-крысенку с хитрыми бусинками глаз, сдал на входе парализатор (с оружием в ресторан не пускали), прошел через камеру металлоискателя.
Метрдотель в шитом золотой нитью мундире несуществующей армии и лопатистой бородой степенно провел Соловья в Голубой Зал. Посетителей было довольно много. Бизнесмены, адвокаты с солидной клиентурой, пожилые супружеские пары, бодрые, как члены Oлимпийской сборной. Зал был обит нежно-голубым бархатом. Фальшивые стрельчатые окна с подсветкой влажно блестели искусно сделанными витражами в готическом стиле. Цветные стекла отбрасывали причудливые тени на белые скатерти. Соловей вспомнил, как в детстве любил развлекаться сo старинной игрушкой — калейдоскопом. Посредине зала пылала газовая жаровня. Повар в забрызганном жиром фартуке поворачивал над ней вертел с поросенком.
В углу, куда привел Соловья метрдотель, было занято четыре столика. За одним терпеливо ждали своего куска поросенка два его несомненных родственника с раскрасневшимися от алкоголя лицами. За другим скучала молодая пара. Хрупкий на вид юноша с выбеленными волосами ловко управлялся со стеклянными трубочками треш-коктейля. Полненькая симпатичная девушка лениво гоняла по тарелке кусочки еды.
За третьим столиком расположился Зеленый, неторопливо изучая меню в кожаной папке. Его второй подбородок, нежный как творожная запеканка, уютно покоился на накрахмаленном воротничке рубашки, прикрывая черный галстук-бабочку. Посреди стола искрился алыми гранями хрустальный графин с гранатовым соком — Соловей занимался делами на трезвую голову, и компаньон об этом помнил.
Два телохранителя Зеленого с каменными челюстями аллигаторов застыли за столиком номер четыре. Перед телохранителями стояли чашечки с кофе — тратиться для них на еду Зеленый не посчитал нужным. При виде Соловья челюсти у аллигаторов непроизвольно щелкнули.
— Привет, Малахитовый! — приветствовал Соловей компаньона, садясь в отодвинутое метрдотелем кресло. Подельник совершенно не изменился за те несколько лет, что Соловей его не видел: рыхлый, с подвижным лицом, зыбкой улыбкой и честным взглядом завзятого пройдохи.
— Рад тебя видеть! — блеснул Зеленый белейшими зубами, отточенными лучшими дантистами Солнечной, протягивая пухлую теплую ладошку.
К столику услужливо подлетел официант, разлил в бокалы сок, достал блокнот:
— Вы уже сделали выбор, господа?
— Что порекомендуешь? — откинулся Соловей на спинку кресла.
— Грибной суп, седло барашка, форель и апельсиновое бланманже на десерт.
— Давай, — согласился Соловей.
— Мясо предпочитаете земное или европейское?
Переселенцы, могущие себе позволить хорошо покушать, делились на два лагеря: представители первого утверждали, что настоящее мясо бывает только у животных, вольно пасущихся на пастбищах Новой Зеландии или Аргентины. Вторые считали, что мясо, пролежавшее месяц в морозильнике грузовоза, хорошим быть не может по определению. И предпочитали ему свежие отбивные вскормленных колючей местной травой ягнят и коров Европы, никогда не ступавших дальше своего стойла. Соловей своего мнения по этому вопросу не считал нужным иметь и поэтому просто махнул рукой.
— Мне то же, что и моему другу, — закрыл папку Зеленый.
Официант мгновенно исчез, окрыленный будущими чаевыми.
— Как поживает Криста? — спросил Зеленый, отпивая из бокала прохладный сок.
— Криста поживает хорошо, — в тон ему ответил Соловей. — Вот думаю, что бы подарить ей на День Рождения.
Зеленый со знанием дела пустился в рассуждения о леопардовых шубках, поющих тараканах — недавнем изобретении генных инженеров — и об украденном с выставки в Букингемском дворце колье с опалом Андамука — наследием Елизаветы Второй.