Исцеление сердца (ЛП)

Люди в зале окидывали его взглядами, но не тревожили. Девушка, наполнявшая чашу, делала это насколько возможно быстро. Видимо, лицо отражало все его чувства.

Так что Леиф пил еще и еще.

Он сидел, уставившись в наполненную янтарным напитком чашу, когда край ярко-красного хангерока отвлек его взгляд. Это была Фрида, ее милое лицо было полно смущения.

Леиф просто смотрел на нее, и девушка кашлянула — не потому что болела, а просто чтобы прочистить горло, и сказала:

— Она послала за тобой.

Леиф горько рассмеялся.

— Ну, а я занят.

Он сказал Ольге, что не уедет из Карлсы без нее, но это не значило, что она имеет право ему приказывать.

— Я думаю, тебе лучше прийти, — сказала Фрида, развернувшись, чтобы идти прочь. Не дожидаясь ответа, она направилась к выходу.

~oOo~

Он последовал за Фридой так быстро, как только мог, успев поймать ее на входе в дом Ольги. Когда девушка повернулась, чтобы закрыть дверь, Леиф был в двух шагах от нее. Улыбнувшись, она пропустила его внутрь, а сама вышла из дома и направилась прочь.

Леиф вошел через открытую дверь. Ольга стояла у огня. Она переоделась и надела хангерок, которого он не видел раньше, с красивым шитьем у верха, как у женщин в Эстландии.

И она распустила волосы. Они спадали по ее плечам длинными густыми волнами. Леиф уставился на них, не в силах совладать с собой.

Вспомнив, наконец, зачем он пришел, он заговорил:

— Ты посылала за мной.

— Прости меня.

Он моргнул.

— Что?

Она подошла ближе, так осторожно, словно он мог укусить.

— Прости меня. Ты столько раз просил у меня прощения, а теперь пришла моя очередь. Пожалуйста, прости меня.

Ольга положила руки на его грудь, и только тут Леиф понял, что даже не оделся, выйдя из зала.

Он был растерян и немного пьян и убрал ее руки со своей груди.

— Я не понимаю.

Она опустила голову и заговорила, не глядя в его глаза.

— Ты сказал правду в прошлый раз. Я не думала о том, что ты потерял. Я лелеяла только свою печаль и осуждала тебя, но никогда не пыталась понять. Прости.

Леиф отпустил руки Ольги и обхватил ладонями ее лицо. Хорошо, что он выпил не так много медовухи. Он приподнял ее голову так, чтобы посмотреть ей в глаза.

— О чем ты говоришь?

Ольга покраснела, румянец окрасил ее щеки.

— Ты прав. Я люблю тебя. Сильно, — она опустила руки на живот. — У нас будет ребенок. Я знаю, чего хочу, но я была так напугана, что не могла этого принять. Я потеряла свой путь. Я пыталась найти его. Но у нас скоро будет ребенок, это шанс для нас обоих. Ребенку будет нужен тот, кто поведет его по жизни. Я хочу снова найти свой путь. Но я не найду его без тебя.

— Ольга, скажи прямо. Пожалуйста.

Она тяжело сглотнула, прежде чем заговорить снова.

— Я люблю тебя. Я ошибалась. Если ты хочешь быть со мной, я выйду за тебя и поеду с тобой в Гетланд как твоя жена. Мы будем растить ребенка вместе.

Облегчение и любовь распирали его грудь, но Леиф должен был спросить кое-что еще:

— Ты доверяешь мне?

Она подняла руки и обхватила ими его лицо.

— Доверие — это выбор. Я вижу это теперь. Да. Я доверяю тебе. Я выбираю доверие. Я выбираю тебя.

Леиф едва ли верил тому, что слышит. Месяцы и месяцы он находился в ловушке тоски по Ольге и острого сожаления, и теперь Ольга пришла и освободила его. Это не было легко, это не могло быть легко, но все же случилось — и у него было то, чего он хотел. Все, чего он хотел. И он едва ли верил в свое счастье.

— Ольга, я…

Прежде чем он смог найти слова, она спросила:

— Ты простишь меня?

Леиф все еще не мог говорить, так что просто притянул ее к себе и ответил поцелуем.

Глава 21

Им пришлось планировать две свадьбы: одну здесь, в Карлсе, через несколько дней после того, как Ольга дала свое согласие, и другую в Гетланде, где они должны были принести клятвы богам, и Леиф должен был дать ей меч. Она помнила, что когда женились Вали и Бренна, мечи тоже были.

В Карлсе, где жили последние из людей ее народа, ритуал был сделан по традициям Эстландии. Никто из мужчин не знал слов, так что Вали выучил их с Ольгиной помощью и готов был произнести их для нее и Леифа. Леиф женил их с Бренной, так что было правильно, что Вали женил самого Леифа.

Леиф горел желанием вернуться домой, и Ольга не стала задерживать их еще дольше, чем уже задержала. Она покидала этот новый дом, полный людей, которых любила, но понимала, что ее настоящий дом и настоящее будущее — там, где Леиф. Она носила ребенка, чудо, подаренное богами Леифа, и хоть и не знала, кто именно их одарил, но была благодарна. Она была благословлена. Этот ребенок узнает любовь настоящего отца, а она узнает любовь настоящего мужчины.

Ольга снова верила ему, и снова отдала в его руки свое тело и дух, и решила забыть о боли и страхе. Она делала так раньше, в прошлой жизни, сможет и теперь. Ольга помнила бури и потери прошлого, но потеряв, всегда находила в себе силы идти дальше и вселять надежду в других людей.

Леифу пришлось проявить немало выдержки, чтобы оставаться с ней и оставить все то, что было для него важно, и его злое обвинение в том, что она думала только о себе — да, теперь Ольга видела, что он был прав. В своей боли она словно отвернулась от мира, и все, о чем она могла думать, были лишь ее собственные страдания.

Стоя в комнате, одна, глядя на дверь, которая захлопнулась за Леифом, Ольга поняла это как никогда ясно. И она собралась с силами и выбрала доверие — выбрала замужество, не позволяя страхам больше владеть своим сердцем.

Теперь, несколько дней спустя, в первый день весны, она стояла, ожидая, пока Фрида расчешет ее волосы, а Дагмар — расправит платье, и Бренна с Сольвейг на коленях смотрела на нее с радостью в глазах.

Она решила оставить волосы распущенными, как любил Леиф, но чувствовала себя из-за этого какой-то голой. Платье было простым; не было времени сшить что-то другое, да и живот вырос настолько, что на Ольгу теперь могла налезать только очень свободная одежда. Для нее погода была еще прохладной, так что она надела поверх платья обычную светло-голубую шерстяную тунику с широкими рукавами и яркой вышивкой — она сама вышила узор несколько дней назад — на груди. Линия выреза — говоря о «голой» — была ниже, чем она думала; груди выступали вперед. Дагмар задрапировала ее кружевом, спускающимся по груди и спадающим на живот почти до самого пола.

В ее мире невеста была бы одета в белое, цвет единения и равновесия, но в этом мире цвет не имел значения. Ольга была теперь частью этого мира, и выбрала голубое — потому что это был цвет спокойствия.

— Я замерзну, — пожаловалась она. Они должны были пожениться на берегу, и хоть зима и прошла, для Ольги все еще было слишком холодно.

— Думаю, нет, — улыбнулась Бренна, обмениваясь взглядом с матерью. Дагмар стояла позади Ольги, и та не видела выражения ее лица.

— Вот, — сказала Фрида, перекидывая волосы Ольги на спину. — Еще одна вещь и ты будешь настоящим совершенством.

Решительный стук в дверь прервал женщин. Вали приоткрыл дверь и заглянул, и Ольга улыбнулась его непривычной застенчивости.

— Я помешаю?

— Нет, — сказала Бренна, поднимаясь и усаживая дочь на бедро. — Ты вовремя. Ольга боится, что замерзнет на собственной свадьбе.

Вали вошел внутрь, и Ольга увидела в его руках большую шкуру. Она была такого бледного цвета, что казалась снежно-белой. Ольга знала только одно животное с мехом такого цвета. Редкое животное. Белый волк.

Вали направился прямо к ней, и женщины расступились единым, словно отрепетированным движением. Только она была удивлена появлением Вали, остальные, как видно, ждали его. Ярл Карлсы остановился рядом с ней, и Ольге пришлось выгнуть шею, чтобы посмотреть в его улыбающееся лицо.