Бог из клетки

Талла положила кружочек на уляпанную пятнами засохшего пива столешницу и подняла глаза на мужчину по ту сторону стойки. Для столь позднего времени и отсутствия посетителей он выглядел очень уж собранным и бодрым. При малейших движениях рубаха так натягивалась на его широких плечах, что казалось, он способен переломить стол, точно плитку шоколада. Лицо здоровяка было таким, что хотелось побыстрей отвести от него глаза – неприятный пристальный взгляд, изломанная линия носа, губы такие тонкие, словно на коже просто сделали прорезь для рта. На щеках белели кривые длинные шрамы, какие могли бы оставить ногти отчаянно вырывающейся жертвы.

К кому они со Слепырём попали? К деловым людям или головорезам? “Плохой путь”.

Но уйти сейчас было самым глупым, что только можно придумать. Наверняка вот-вот вся стража Соланира будет рыскать по улицам в поисках пропавшего глаза и пропавшего бога. Талла даже не сомневалась, что исчезновение второго заметят тотчас же после первого.

– Проходите через заднюю дверь, там вас встретят, – велел им здоровяк, и Талла охотно послушалась.

Их действительно встретили – женщина, слишком уж крепкая для простой служанки – и повели через хорошо спрятанную дверь вниз по лестнице. Подвал. С низко нависающим потолком, тусклым светом и стоячим воздухом. И здесь придётся жить несколько дней! Талла выдохнула, пытаясь вытолкнуть вместе с воздухом разочарование. Конечно, а чего она хотела? Дом был не настолько большим, чтобы в нём нашлось место под комнаты для особых гостей, да и так проще было позаботиться об их сохранности, разве нет?

И всё же какое-то смутное тревожное чувство угнездилось внутри и никак не хотело убраться прочь. Даже когда Талла увидела, что по устройству “подвал” скорее напоминал добротную гостиницу, даже когда они со Слепырём оказались в относительно просторной комнате, и их оставили одних.

Ей послышалось, что вдалеке тяжело закрылась дверь, и лязгнул засов. Но, наверняка, только послышалось.

Скорее бы пришла мама...

Глава 3

Раньше, теперь уже в прошлой жизни, когда ей доводилось путешествовать с мамой и отцом, первым делом на новом месте был разбор вещей. Служанки старательно вынимали из дорожных сумок длинные шёлковые юбки, пышные блузы с высоким воротом и длинными рукавами, целый ворох головных платков, перчаток и вуалей… Всё это укладывали в ящики шкафов и комодов; украшения, бесчисленные бутылочки с духами и гребни расставляли перед зеркалом. Сама Талла следила, чтобы каждый предмет занял положенное место, поправляла невидимые складки на самых любимых платьях.

Сейчас она с удивлением обнаружила, что размещение в отведённой им комнате не требует совершенно никаких действий. Разве что бросить сумку на кровать и усесться за ней следом. У неё, конечно же, была чистая смена штанов и рубахи, но Талла предпочла бы не расставаться с ними – быстро закинуть сумку на плечо куда проще, чем собирать небогатые пожитки по всем шкафам.

Комната показалась бы большой для одного. Но их было двое, к тому же второй – может и бог, но всё же мужчина. На короткое мгновение Талла почувствовала себя неуютно, но решила, что Слепырь проявлял к ней слишком мало интереса, чтобы лишить необходимого уединения. К тому же, в комнате быстро обнаружились плотные шторы, которыми, при желании, можно отгородить себе добрую половину.

Мама с младенчества приучала её не привыкать к роскоши. Но совсем не испытывать удовольствия от прикосновений дорогого шёлка, от тающих во рту пирожных и благоухающей розами воды для умывания Талла никак не могла, хотя честно старалась. Может, теперь у неё появится шанс доказать себе, что она способна обходиться малым? Комната была напрочь лишена любых излишества.

Особенно Талле не нравилось отсутствие окон, и она заметила, что Слепырь, сняв капюшон, тоже безуспешно шарит взглядом по сплошным стенам. Его глаз больше не казался таким чужеродным, страшно выпирающим. Похоже, что за время их прогулки по улицам он прижился и стал выглядеть обычным человеческим… Талла осеклась. Да, лицо Слепыря и правда не казалось каким-то особенным. Тощее настолько, что слишком остро проступали скулы и подбородок, старчески высушенное и измождённое, но всё равно обычное. Бог мог бы легко затеряться в толпе. Разве что пустующая глазница делала его приметным. Талле очень захотелось убрать её под повязку.

Чтобы скрыть нежелание глядеть на Слепыря, она рассеянно обошла комнату, будто никак не могла решить, которую из кроватей выбрать для себя. Одна не отличалась от другой ни размером, ни чистотой простыней, ни расположением. Когда она, наконец, остановилась возле той, что была дальше от двери, Слепырь тяжело осел на вторую.

– Кто ты? – вдруг спросил он, глянув на неё единственным глазом с тёмно-зелёной радужкой.

– Талла…

Почему-то такой простой вопрос заставил её мысли бешено закружиться, не давая выловить хоть одну дельную. И правда: кто она? Кто она теперь? Просто Талла. Да.

– Так ты девушка? – То ли вопрос, то ли утверждение. По его спокойному невыразительному тону Талла не смогла понять, разочарован он или удивлён. – Зачем ты меня освободила?

Она потёрла запястье, посмотрела в лицо Слепырю, стараясь не избегать взгляда одинокого глаза. Вот он, тот самый главный момент. Момент, который либо укрепит её в правильности решения, либо сделает все жертвы бесполезными. Как же сложно оказалось передать в нескольких словах все те долгие вечера, когда они тихо переговаривались с мамой, всю ту неправильность, терзавшую обеих, все те надежды и планы…

– Я ищу новый путь, – сказала она наконец. Так тихо, что боялась, Слепырь не услышит и попросит повторить. Он не попросил. Тогда Талла продолжила. – После того, что с вами… с вами сделали, люди изменились. Мужчины – особенно. Будто всегда нужен кто-то, кто будет выше, главнее. Кто сможет распоряжаться другими. И теперь они распоряжаются нами, женщинами. Мою мать забрали из далёкой страны, как трофей, насильно сделали женой. Я, да и все остальные здесь – просто собственность. Не можем и шага сделать без дозволения и сопровождения мужчины, обязаны прятать лица! Мама говорит, что раньше было иначе, что сейчас – неправильно. А ты… Ты тот, кто повелевает дорогами и судьбами, кто может увидеть, как сделать будущее лучше.

Талла выпалила всё на одном дыхании, и силы будто разом её покинули. Ещё вчера казалось, что нужно только украсть глаз и спасти бога, а дальше всё потечёт и закружится само. А теперь она вдруг осознала, что самое трудное ещё даже не началось.

– Значит, это было не спасение? Ты вытащила меня из клетки, чтобы заставить себе помогать? И с чего ты решила, что сможешь это сделать?

– Я… Нет! Не заставить – просить! Не только с женщинами, но и с богами поступают несправедливо. Мама сказала, что мы можем создать хорошее будущее для всех.

А она не могла ошибаться, Талла верила ей больше, чем себе. Мама всегда говорила так мягко и уверенно, что слова проникали в самую душу, срастаясь с ней.

– Почему же тогда освободила лишь меня, оставив остальных? – в его голосе Талла уловила издевательские нотки.

Ещё бы, он спросил то, что должна была спрашивать у него она! Ну и ладно, у неё было достаточно времени, чтобы подготовить достойный ответ.

– Потому что тогда бы вас всех засунули обратно. А если бы и нет, если бы они смогли сбежать, вернуть силы, то неужели нас ждало бы хорошее будущее? Толпа разгневанных, ненавидящих всё богов. Ты сам это знаешь, Слепырь, ведь так? Иначе требовал бы их свободы, пока мы ещё были в парке.

Снова прозвище неприятно кольнуло язык. Нет, уж лучше совсем никак его не называть!

– Знаю, – ответил Слепырь и надолго замолчал.

Талла не стала его тормошить – разговор и без того вывел её из хрупкого равновесия, которое она так тщательно выстраивала внутри. Не одному Слепырю пришлось оставить кого-то. Талла ещё чувствовала на пальцах скользящий шёлк материнской блузы, который так истово сжимала, обнимая на прощание. Так не хотела отпускать. Но кто-то должен был остаться, чтобы второй мог уйти. Мама решила, что останется она и сделает всё, чтобы направить отца по ложному следу. И всё же обещала прийти. Или хотя бы сделать всё, чтобы прийти, поэтому Талла ждала.