Хищники

«Наверное, капитан был прав, – решила Дагурова. – Мне просто необходимо отдохнуть. – Она усмехнулась. – Вот если бы можно было, как Штирлиц, дать себе слово спать всего двадцать минут».

Ольга Арчиловна прилегла на кровать, намеренно не раздеваясь, чтобы не заснуть. Но уснула. А когда проснулась, на нее смотрела та же женщина, чей взгляд в окне так испугал ее утром в Турунгайше.

Она была чуть выше среднего роста, в свободно свисающем красном платье, в мягких не то тапочках, не то домашних туфлях. На голове затянутая узлом на затылке белая косынка, которая резко подчеркивала смуглоту ее круглого, как луна, лица с необыкновенно раскосыми глазами. Еще более темная рука с тонкими красивыми пальцами протягивала следователю квадратик бумажки.

Это была записка от директора заповедника. «Уважаемая Ольга Арчиловна! Я уже вернулся. Вы можете в любое время видеть меня в конторе или дома. С уважением, Гай».

Женщина спокойно и выжидающе смотрела на Дагурову.

– Хорошо, – сказала Ольга Арчиловна. И та, ни слова не говоря, вышла.

Ольга Арчиловна посмотрела на часы: она спала всего пятнадцать минут. Меньше, чем Штирлиц…

Надо было заниматься делами. И Ольга Арчиловна, прихватив портфель пока с немногочисленными бумагами, решила направиться в Турунгайш.

Дорога весело бежала вниз, обрамленная ильмами, перевитыми лианами актинидий. Ольга Арчиловна почувствовала прилив сил. Словно проспала несколько часов кряду. Мысли работали четко и ясно: есть один непреложный факт – отсутствие ружья приезжего ученого. Если Эдгар Евгеньевич шел по распадку без оружия, то стрелять в лесника он, естественно, не мог. Тогда Осетров или выдумал, или…

Ольга Арчиловна остановилась от неожиданной догадки.

– Э-е-ей! – крикнула она во весь голос.

Уж больно ей хотелось проверить то, что пришло в голову.

«Э-ей! Э-ей! Ей! Ей!» – полетело по лесу. И отзвук голоса еще долго плутал по распадку.

Переждав, пока успокоится в распадке эхо, Дагурова зашагала дальше. «Черт возьми, неужели виновато эхо?» – в каком-то возбуждении думала она. Неожиданно она вышла на поляну. Недалеко впереди опять зашумела речка. Ольга Арчиловна уже знала, что называется она Апрельковая.

А вот и место, где убит Авдонин. Дагурова захотела испробовать, как звучит эхо тут. Открыла было рот и вдруг увидела женскую фигурку в черном.

Это была девушка. Высокая, стройная, как стебелек. Длинное черное платье почти до земли подчеркивало ее хрупкость и изящество. А то, что следователь приняла за платок, оказалось длинными прямыми черными волосами, спускающимися ниже плеч. Девушка стояла, прижавшись к стволу молоденькой липы. И смотрела туда, где лежали сучья, составляющие контур убитого.

Следователю показалось, что девушка плачет. Она остановилась: всегда неловко вторгаться в человеческое горе. Но, прислушавшись, Ольга Арчиловна различила отдельные слова. Вернее, стихи. Грустные, трагические, звучащие как молитва.

Под ногой следователя хрустнула сухая ветка. Девушка посмотрела в ее сторону. Их глаза встретились.

– Вы… вы Марина? – сказала Ольга Арчиловна. Она почему-то была уверена, что перед ней дочь Гая.

– Марина, – кивнула девушка, не то протягивая, не то просто поднимая руку в неожиданном и каком-то царственном жесте.

Дагурова невольно сделала несколько шагов и пожала протянутую руку.

– Ольга Арчиловна… Следователь…

Чижик… Боже мой, кто мог придумать ей такое прозвище? Перед Дагуровой стояла молодая гордая испанка, величественная в своем траурном наряде. Неприступная юная донна!

– Скажите, зачем ружья? Зачем смерть, кровь? – печально произнесла девушка.

Ольга Арчиловна растерялась. Что она могла сказать этой девочке? Что жизнь состоит из смертей и рождений? Во всяком случае, вот здесь, среди обыкновенных деревьев и простого, по-детски непосредственного горя.

«Да, прав был Федор Лукич, – подумала Ольга Арчиловна. – Марина потрясена случившимся. И кажется, очень впечатлительна… Какой уж допрос в таком состоянии…»

Дагуровой почему-то захотелось непременно увести девушку домой. Подальше от этого места.

– Мариночка, – осторожно сказала она, так и не ответив на заданный вопрос, – проводите меня в Турунгайш… Пожалуйста.

– Хорошо, – покорно сказала девушка.

Они шли молча. Хоть это и тяготило Дагурову, но молчание казалось более естественным и человечным, нежели любые утешения. Дочь Гая шла по тайге легко, грациозно. Словно газель, рожденная среди природы.

– Вы москвичка? – спросила вдруг Марина.

– Нет, родилась в Ленинграде. – Ольга Арчиловна была рада, что можно поговорить на отвлекающую тему.

– В Ленинграде красиво… Но я больше люблю Москву, – призналась девушка и виновато посмотрела на свою спутницу. – А он потомственный москвич, – сказала Марина, делая акцент на слове «он». Имея, конечно, в виду Авдонина.

– Эдгар Евгеньевич был хороший человек? – не удержалась Дагурова.

Марина восприняла вопрос совершенно спокойно.

– Я не задумывалась… С ним очень и очень интересно. – Она посмотрела на верхушки деревьев и произнесла, как будто размышляя вслух: – Если хочется видеться с человеком, если мысли его волнуют… Тогда хороший, наверное. Для тебя. И для других… – Она замолчала.

«Для других… Не Осетрова ли она имеет в виду?» – подумала следователь. Ее так и подмывало спросить, как Марина относится к Нилу. Однако не стала. Раз обещала отцу, надо держаться. Но Чижик, словно разгадав ее мысли, сказала:

– Нил тоже интересный. По-своему… И странный. Как все мальчишки… Для них красота – это обязательно иметь. Чтобы мое… Но разве красота – она чья-нибудь? Ведь дружба тоже…

Марина замолчала. Но то, что она сказала об Осетрове, как раз и было важно следователю: все-таки соперничество существовало!

– А вчера – трагическая случайность. Никогда не поверю, чтобы Нил сделал это специально, – вдруг заговорила девушка страстно. – Да, Нил жестокий. Но… – Марина покачала головой. – Нет. Нет. Нет, я не так выразилась… Просто, он такой…

– Какой?

– Всегда хочет что-то сделать доброе… А получается… – Она тяжело вздохнула. – Вот и с мотоциклом так же… – Марина остановилась. – Понимаете, он ослеп. Было яркое солнце. Лед сверкал как сумасшедший… Нил потом два дня ничего не видел… И я тоже.

– Погодите, вы о чем? – спросила Ольга Арчиловна.

– Об аварии… Знаете, как болят глаза, когда ослепнешь зимой от солнца! Словно их сильно натерли луком… Честное слово, иначе ничего бы не случилось.

– Значит, вы тоже… – начала было Дагурова.

– Ну да! Он повез меня покататься на озеро. Я была тогда маленькая. И врач сказал – хорошо, что маленькая, у детей все срастается быстрей. И нога тоже…

– Сильно разбились?

– Было очень больно…

«Вот почему ее отец не любит Осетрова, – поняла следователь. – Но надо отдать должное Федору Лукичу. Честно признался».

– Я только через год узнала, что Нила за это судили…

Они подошли к центральной усадьбе.

– Когда вы уезжаете? – спросила Ольга Арчиловна.

– Завтра вечером… Господи, неужели ему опять предстоит суд? – воскликнула девушка. – И тюрьма?! – Она посмотрела на следователя. – Скажите, Нилу много дадут?

– Не знаю, девочка, – мягко ответила Ольга Арчиловна. – Это решает не следователь.

– Да, да… Я учила в школе. Это решает суд…

– Марина, я хотела бы с вами побеседовать подробней… Что, если завтра с утра?

– Хорошо, – кивнула Марина. – Куда мне прийти?

– Если можно, я сама приду к вам. Домой.

– Милости прошу, – чуть наклонила голову девушка. – До свидания.

– Всего хорошего…

Чижик уже отошла от нее. Ольга Арчиловна не удержалась:

– Марина…

Та грациозно повернулась.

– Вы не помните, сколько было выстрелов? Вчера?..

– О, много. Шесть или семь… А может быть, восемь.

«Все-таки я, видимо, права, – удовлетворенно подумала Дагурова. – Виновато эхо… Вот все и называют разное число…»