В – значит виктория

– Последние семь страниц, глава «Карты на стол», – подсказала я, и он нашел нужное место. – Там еще не закончено, не хочу пока писать дальше, чтобы потом не пришлось исправлять слишком много.

По мере чтения лицо его медленно меняло выражение со скептического на недоуменное, а дойдя до конца…

Дойдя до конца, Виаторр шарахнул стопкой листов по столу и рявкнул:

– Я же просил не совать нос в мои дела!

– Ну Тори, ты же все равно не раскрыл это дело, а мне пригодилось, – улыбнулась я.

– Я запрещаю! Слышишь, запрещаю это публиковать! Это слишком узнаваемо, об этом деле весь город говорит, а ты!.. – зарычал брат еще громче, схватил злосчастную рукопись и разодрал ее пополам. Потом сложил, снова порвал пополам и швырнул в огонь, и я невольно восхитилась его силой, вслух же воскликнула:

– Что ты натворил?! Какой кошмар! Мне всё придется начинать заново!

С этими словами я ничком упала на кушетку и громко зарыдала.

– Трикс… Ну… Трикс? – гнев с Виаторра как рукой сняло, а судя по звукам, он пытался выудить кочергой то, что еще можно было спасти. Рукописи так быстро не горят, и вскоре он попытался подсунуть мне что-то, воняющее горелой бумагой. – Ну извини… Тут вот сохранилась середина, а у тебя отменная память, ты всё восстановишь…

Он отложил горелые листы и опустился на колени рядом с моим ложем скорби, нежно гладя по голове и плечам, но я продолжала всхлипывать в подушку. Так ему и надо! Никогда не воспринимал писательскую работу всерьез, вот и пускай помучается, негодяй!

Но, разумеется, всё испортил Виалисс, явно наслаждавшийся сценой за дверью.

– Не переживай, Тори, – сказал он, появляясь в гостиной, – Трикс всегда печатает под копирку, так что у нее есть еще минимум два экземпляра.

– Такую сцену испортил, болван! – я швырнула в него подушкой-думкой и приподнялась, поправляя прическу.

– А как же… ну… всё заново? – растерянно спросил Виаторр, так и сидевший на полу у моих ног.

– Я имела в виду, что в этом экземпляре я поправила уже почти все помарки, а теперь придется тратить время и делать это снова, – пояснила я. – Ну да ничего, большую часть я помню.

– Семейка людоедов, – пожаловался брат в пространство и прижался к моему колену: настала моя очередь гладить его по голове. – Устраивают расследование за моей спиной, творят невесть что… Как ты вообще дошла до такой идеи?

– Тори, ну так это же основной закон: ищи, кому выгодно. В театре никому не была нужна смерть бедной девушки: она отличалась на редкость славным характером, ни с кем не портила отношений, не подсиживала, не строила козней и интриг, не отбивала кавалеров, денежных и не очень… – вздохнула я. – Тайный поклонник, которого она отвергла? Вариант, но способ убийства очень уж замысловатый, это раз. А два: никто не отметил, что Аден нервничала или чего-то опасалась. Если бы ее кто-то преследовал, это бы как-то проявлялось, наверно?

– Но кому вне театра могла понадобиться ее смерть? Человеку, которого она скомпрометировала? – сообразил Виаторр. – Какому-то достаточно знатному нэссу, с хорошим положением в обществе и незапятнанной репутацией, который имел неосторожность с ней связаться? Неужто она его шантажировала? Как-то это не вяжется с описанным тобой образом этой девицы! Или Аден в самом деле была прекрасной актрисой?

– Не сваливай всех скорпионов в одну яму, – сказала я. – Да, она скомпрометировала… вернее, могла скомпрометировать одного человека, если бы вскрылось ее настоящее имя. Швейцар точно подметил: оно фальшивое, и документы у Аден были фальшивые. Кстати, почему вы этого не установили?

– А ты думаешь, все так рвутся срочно исполнять запрос о личности какой-то танцовщицы? Скажи спасибо, если через пару месяцев ответ будет… А если она меняла документы не один раз, а приехала издалека, а то и из другой страны, то это вообще пропащее дело.

– Скажу сразу, она их не меняла, – вставил Виалисс. – Это настоящие. Только принадлежат другой девушке, тоже мертвой.

– Погодите, Аден, что, убила ее ради…

– Нет. Я полагаю, что они были знакомы, но та девушка перебрала со взлетной полоской и улетела прямо к звездам, – вздохнула я, – а Аден не смогла упустить такой шанс и взяла ее документы. Ту, вероятно, похоронили как неизвестную, если вообще нашли тело – вот спрятать его Аден вполне могла. Это только догадки, учти.

– Да, все девицы в театре твердят, что Аден могла выпить, но никогда не употребляла веществ, – добавил Виалисс, – боялась их просто до дрожи, ничего не брала у незнакомцев, не пробовала новинок, а то, знаешь, с одного раза можно подсесть…

– Так кого же могла скомпрометировать убитая? – требовательно спросил Виаторр. – Твоя рукопись оборвана на самом интересном месте, имя убийцы не названо!

– Догадайся сам! Кто у нас полицейский, в конце концов? – возмутилась я, и он произнес после паузы:

– Отца или брата?

– В точку! – я легонько хлопнула его по макушке. – Кстати, почему ты не сказал «семью»?

– Потому что ты упомянула «одного человека», – занудливым тоном ответил он. – Это, конечно, могла быть и мать, но… что-то верится с трудом. Хотя бывают и такие матери, да-с…

– В данном случае это именно отец, – сказала я. – Человек с безупречной репутацией. Человек, которого бы никогда никто не заподозрил. Он, как мы и думали, был в зале и не думал скрываться. Он даже вышел на сцену в последнем акте этой драмы.

Виаторр замер на мгновение, потом еле слышно произнес:

– Не может быть…

– Я думаю, он хотел лично удостовериться, что дело сделано, и Аден в самом деле мертва, – вставил Виалисс, присев рядом со мной с другой стороны.

От него вкусно пахло душистой никотианой и горьким чоколатлем с перцем – иногда он изменяет кишру с заморской отравой.

– Но чтобы нэсс Вирфор… – Виаторр помотал головой, явно отказываясь верить в это. – Никто никогда не слышал о том, что у него была дочь! Вернее, он был женат, вдовел, но…

– Он много потратил на то, чтобы скрыть факт существования дочери, – пояснила я. – Если вкратце, то нэсс Вирфор странствовал, совершенствовал мастерство врача, участвовал в боевых действиях, как уже упоминалось, в тех же краях выучился метко стрелять… У него – хирурга – твердая рука и верный глаз, его сослуживцы, кого удалось разыскать, говорят – никакой снайпер не стрелял лучше их полкового врача. Как-то он спохватился, что уже в годах, и в одном из тамошних городов спешно женился на более-менее подходящей молодой нэсс, после чего снова отбыл к театру боевых действий. Дома он бывал крайне редко, и в один из таких приездов обнаружил, что стал отцом очаровательной девочки.

– Еще неизвестно, он ли, – хмыкнул Виалисс, – но это второй вопрос.

– Да уж. Вирфор был рад, девочку искренне полюбил – поздний ребенок, сами понимаете… Но вскоре супруга его умерла от какой-то лихорадки, и он отправил девочку – кстати, ее звали Дираин, – в метрополию. Денег на ее содержание он не жалел, нанимал ей лучших гувернанток, учителей, определил в лучший пансион, словом, делал всё, чтобы вырастить достойную его фамилии юную нэсс…

– Юная нэсс, однако, привыкла к колониальной свободе, как мы с вами, – подхватил Виалисс, – и очень тяготилась этой золотой клеткой. И в один прекрасный день – порх! – птичка улетела. Как и с кем, неведомо. Возможно, ее сманил какой-нибудь проходимец, возможно, она сама составила план побега, накопила достаточно карманных денег, прихватила серебряные вилки и была такова!

– Естественно, она знала, что нрав у отца суровый, и что если он ее разыщет, ей несдобровать, – продолжила я, – поэтому не рискнула наняться прислугой или там гувернанткой, образования-то бы ей на это хватило. Она, видимо, решила, что темнее всего под пламенем свечи, и прятаться лучше в огнях рампы. А может, ей просто хотелось такой вот бесшабашной свободы, с реками игристого вина, катанием на авто и яхтах с веселыми кавалерами…

– И лютым похмельем поутру, – добавил Виалисс. – Но, думаю, и это ее не остановило. Танцевать она умела преотменно, так что могла бы стать примой, но не хотела – это означало засветить личико на какой-нибудь афише. То же касается театра и синематографа. У нее были все данные для подобного, но она боялась, что отец ее признает.