Кровавобородый

- Я с тобой.

Оставив остальных с Ойном за главного, они спустились от ворот к самому берегу Зеркального. Солнце заходило, в медных лучах его среди камней Кили несколько раз ловил взглядом тусклый отблеск брони на мертвых орочьих телах, прибитых к земле стрелами привратного дозора. Их было много, десятком своих жизней враг платил за гибель каждого павшего гнома, но любая цена все равно была слишком, преступно низкой.

- Как я вернусь, Балин? - не выдержав, прошептал Кили. - Как объясню их родным, почему я живой, а они остались здесь?

Балин взял его за плечо, и от этого старшего, любящего, отеческого жеста Кили задохнулся так, будто залпом глотал водку, сухой мучительный жар внутри опалил ему горло.

- Тебя не станут винить, потому как и не за что, - мягко сказал Балин. - Никто не знал, что нас ждет здесь. Я и сам ведь поверил, что все получилось. Что до решения твоего… Не знаю, примет ли Даин корону, он потому ведь и хороший вождь, что никогда не рвался быть им и пришел бы в Эребор королем, только если бы единственным был, у кого есть на то право. Но поговори с ним все равно. Потому что ты прав. Нельзя быть разом и хорошим королем, и хорошим парнем.

Улыбнувшись ему - тепло, по-прежнему тепло, как будто не было ничегошеньки между жизнью в Синих горах и этим мгновением, Балин отпустил его и зашагал дальше, цепко оглядывая склоны.

Что-то сверкнуло вдруг на другой стороне озера, и Кили, нахмурившись, всмотрелся в полумрак... Знакомо и страшно свистнуло совсем рядом — стрела, чудом мимо его головы. Кили инстинктивно бросился в сторону, спасаясь от следующего выстрела, и увидел, что Балин не двинулся с места. Не понимая еще, Кили крикнул ему что-то и только потом увидел против красного вечернего неба застывшую черную черту стрелы поперек его шеи.

То ли мир вдруг онемел, то ли он кричал так, что за собой ничего не слышал…Беззвучно Балин рухнул в озеро, и тяжесть кольчуги увлекла его вниз, а вода вскипела густой багровой мутью, как тогда в свете лживой, пылающей, вещей луны. Еще одна стрела ударила в камни прямо у Кили под ногами, и он очнулся, бросился вдоль берега к стрелку, не уворачиваясь, не прячась за камнями, неуязвимый в своей исступленной жажде мести. Припав на колено совсем рядом, орк пустил еще одну стрелу, и та грянула ему в грудь, заставив Кили пошатнуться, но то ли кольчуга снова выдержала, то ли он просто и смерти своей бы не заметил, но боли не было, и он, яростным прыжком преодолев последнее меж ними расстояние, разрубил лук у орка в руках и рассек ему голову.

Погоня эта привела его на самый край круто опускавшегося в предгорную долину склона. Задыхаясь холодным и пустым своим дыханием, как будто воздух был жидок и гибельно пуст, Кили шагнул ближе к краю и, оцепенев от ужаса, увидел, что склон внизу черен и шевелится, как муравейник — сотни чернодоспешных орочьи фигур взбирались по нему, выше и выше. Сломя голову Кили бросился назад, к темневшему высоко над ним черному провалу ворот. Успеть, успеть, предупредить остальных! Забаррикадировать разбитые створки, уйти дальше, может быть, получится спастись через западные ворота!..

Баррикадировать было нечем и некогда, и, взгромоздив шаткой стеной все хоть сколько-то тяжелые валуны, какие лежали разбросанными в привратном зале, Кили и остальные ушли за мост. Тут Кили помедлил. Лучников, считая его самого, было семеро. Мост им не удержать - орков слишком много, не удастся стрелять с такой скоростью, чтобы ни один не сумел перебежать на ту сторону. Но попытаться было нужно. Дать остальным больше времени, чтобы уйти: если западные врата свободны, уцелеет хоть кто-то из их отряда.

Отправив остальных вперед, Кили и шестеро других остались на уводящей к жилым залам лестнице, высокой резной балюстрадой повернутой к мосту, так, что за нею можно было укрыться от вражеских лучников, поделили стрелы и приготовились к бою. Орки хлынули на площадку перед мостом, как вино из опрокинутого кувшина, мгновенной широкой волной. Мост потянул из жуткой этой кудели тонкую стальную нить. Засвистели стрелы - гномы первыми отпустили тетивы, но орки быстро поняли, где прячется враг, и ответили тучей собственной пернатой стали. Железный град загремел по камням. Как заведенный, Кили рвал и рвал тетиву, одну за другой выхватывая из-за плеча стрелы, но не каждая находила цель: потеряв первую люто ринувшуюся прямо под стрелы дюжину, орки подняли над головами щиты и шли так тесно друг к другу, что попасть можно было только в ноги первого или в бока остальных, но балюстрада не давала выстрелить с такого широкого угла. В конце концов первые враги ступили на другую сторону моста и бросились к лестнице.

- Все, уходим, - крикнул Кили. - Скорее!

Они бросились бежать. Нужно было догнать остальных и надеяться, что Западные ворота свободны.

***

«Когда лучники, в числе их и наш король, остались прикрывать наше отступление, мы, как и было приказано, кратчайшей дорогой по верхним горизонтам отправились на другую сторону гор. Грохот барабанов в глубине гнал нас вперед - звук этот был страшен. День мы шли без происшествий. Несколько раз видели отсветы факелов, близящихся к нам из встречных коридоров, но каждый раз нам удавалось избежать столкновения - было ясно, что силы уж слишком неравны. Западная часть, больше рабочая, чем жилая, пострадала сильнее от разрушений и запустения, и порой мы едва могли сообразить, где же находимся и не свернули ли мы не туда. Но в конце концов наш торопливый путь вывел на обозначенный на карте совершенно ясно перекресток: два длинных пустых, лишенных ответвлений коридора сходились здесь под безупречно прямым углом.

Лучше бы мы сбились с пути».

Гладкая шелковая ленточка собственных слов помогала хоть за что-то держаться, не утонуть в ужасе, по самые вершины гор наполнявшем Казад Дум, пока он брел по скользкому от крови коридору, единственный выживший в их отряде.

«Оба пути от перекрестка вели к воротам, один забирая к югу, второй к северу. Мы долго спорили, выбирая, каким пойти, и в конце концов решили разделиться. Если один путь заведет в ловушку, у других еще будет шанс. Я был с теми, кто отправился южным путем.

Мы шли долго: коридор вел прямо и прямо, и ни одна дверь не открывалась в него, в обе стороны были гладкие стены. И когда из-за поворота впереди, без факелов, без грохота шагов, бросились ждавшие нас орки, нам негде было скрыться».

Он много схваток видел, много крови, много смертей, но это не укрепило его - бумага сгорает в огне и размокает в воде, а не закаляется. А это не битва была - это была бойня. Он хотел бы не помнить, но не мог выдавить из раненого своего разума этот яд и все видел перед глазами слитное рычащее месиво железа и плоти, беспорядочно рубящие во все стороны клинки и то, как темнота становится жидкой и бьет, плещет на стены густыми горячими струями. Его задело в висок, и он упал - это-то и спасло. Орки не различили еще живого в горе на куски изрубленных мертвецов, и когда он очнулся, он был в коридоре один, окруженный искромсанными ломтями жизней тех, кого звал друзьями.