Кровавобородый

- Я слышала о деве из эльфов, что спасла Кили жизнь, - без предисловий заговорила Дис, удержав его, склонившегося было перед нею в глубоком поклоне.

- Ты слышала далеко не все, госпожа, но самое важное. И то, что она вовсе не из нашего народа, не отвращает тебя от нее?

Дис захотелось засмеяться. В самом деле... И она еще негодовала, услыхав от старшего сына, с кем тот надумал жизнь свою связать!.. Та, кого она когда-то считала пустоголовой вертихвосткой, не успела надеть траур - потеряв рассудок, ее жизнь оборвал один из тех, кому она равнодушно давала надежду, в тот самый день, когда Двалин вернулся в Синие горы со страшными своими вестями. Дис помнила улыбку на ее красивом мертвом лице, и полюбила ее за одно это, за то, что она счастлива была уйти вслед за тем, кого любили они обе. Когда-то ей в глупой материнской ревности казалось, что Фили прельстили стекляшки вместо истинно драгоценного камня. Кили же и вовсе предпочел отражение звезд в ночном пруду. Но это было не важно.

- Мне все равно, кто она, если она может сохранить моего сына в живых, - вымолвила Дис с невнятной Нори трудной улыбкой, отблеском ее мыслей мелькнувшей на губах. - Разыщи ее. Я знаю, ты можешь.

- Уже отыскал, - последовал спокойный ответ.

Это показалось Дис знаком, ответом не от Нори - от Силы куда выше, и отчаянная надежда горячим восторженным выдохом опалила ей сердце.

- Зачем? - спросила она удивленно.

- У меня в том своя корысть, госпожа, но недалече от твоей. Мне мой брат живым нужен.

Дис кивнула. Ори, конечно. Ори, Гимли, все другие, молодые и еще слишком мало верящие в то, что не бессмертны, но зато поверившие в Кили как в того, кто однажды и впрямь показался бессмертным…

- Я отправлюсь сегодня же, - решила она. - Где мне найти ее?

- Она очень далеко, госпожа. Но я послал ей весть. Она вернется.

- Ты так в этом уверен?

Нори улыбнулся и поклонился ей, прощаясь, и поклон этот был будто дружеским подмигиванием:

- Я знаю, что сказать женщине, чтобы вернуть ей надежду.

***

Тауриэль покинула Дейл той же ночью, ускользнув не прощаясь с долго еще, должно быть, горевшего и сиявшего праздника. Кратчайший путь к Мглистым горам шел через Великий лес, но она никуда не спешила, а вновь возвращаться, ступать по своим собственным следам ей было невыносимо.

Земли окрест были пустынны, но все равно она шла не по открытому простору, а по краю леса, вплетая себя тонкой ниточкой в его тяжелое полотно, прячась за деревьями от глаз любого, кто мог бы оказаться поблизости. Неделями она не произносила ни слова, и когда вдруг поняла это, принялась изредка петь сама себе, едва слышно, чтобы было бодрее шагать.

Она сбилась со счету дней, что пролегли цепочкой ее тихих шагов меж ней и Одинокой горой, когда возле леса начали появляться обжитые места. В зарослях попадались ей охотничьи силки, нехоженый лесной простор прочерчивали тут и там робкие узкие тропы - дурная слава Лихолесья никому не давала ступать по нему по-хозяйски. Издалека слыша шаги, Тауриэль уходила глубже в лес, избегая встреч и никому не позволяя нарушить свое одиночество. Она берегла его и лелеяла, как дитя - ушибленную руку.

В один из последних дней под родной тенью Лихолесья она впервые с самого праздника в Дейле встретилась лицом к лицу с живым существом. В силках, запутавшись простреленной лапой в нитяной ловушке и беспомощно тявкая, попалась ей раненая лисица. Тауриэль освободила ее, но измученный зверь не смог уйти, и, подчинившись, должно быть, жалостливому родству их масти, Тауриэль попыталась тронуть рану. Лиса изгрызла ей руки в кровь, пока она тащила из раны старую обломанную стрелу, и чуть только она разжала руки, шатким бегом утекла в кусты. А Тауриэль смотрела на свои растерзанные пальцы с глупой обидой до детских смешных слез. Она ведь хотела помочь!..

День сменялся днем, она шла и шла дальше, и в конце концов Лихолесье осталось позади. Пришлось выйти под солнце из зеленого сумрака знакомого до каждой тени древесного мира. По-прежнему Тауриэль старалась держаться в стороне от тракта и от людских поселений, и хоть ей редко встречались другие путники, да и те были безобидны, она чувствовала себя опасно беззащитной, все быстрее и быстрее шагала вперед, как будто торопясь исчезнуть с открытого простора, из-под чьего-то внимательно следящего за ней взгляда. А вскоре последить за другими довелось ей самой.

Проходя мимо одной из небольших деревушек неподалеку от речного берега, Тауриэль увидела играющих на окраине детей. Хохоча, бегая меж когтистыми шиповниковыми кустами под прохладным вечерним небом, с боевую сталь воплощавшими деревяшками в руках, они играли в битву. Остановившись в тени приречных деревьев, Тауриэль смотрела на них, на упоенное всемогущество понарошку, с каким они бились деревянными своими клинками с репейной порослью и друг с другом. Однажды она была такой же. Точно так же мнила себя всесильной, непререкаемо в безопасности, раз острый клинок держала в руках и знала, как нужно бить им. Она могла одолеть гоблинов, пауков - но не страх. От него не защищало оружие.

Игра обратилась вдруг внезапно грянувшей ссорой, веселые голоса детей вспыхнули злостью, и, очнувшись от раздумий, Тауриэль обнаружила, что смотрит на уже опустевшее место - дети убежали. Остался только один - одна, девочка. Она сидела на земле и баюкала ушибленную или пораненную руку, и щеки у нее были мокрые. Мальчишки отчего-то рассорились с ней и оставили ее. Одну с ее болью. Внезапная острая жалость, почти страдание, пронзило Тауриэль. Она хотела было выйти из-за деревьев, но побоялась, что девочка испугается — отчего-то она была твердо уверенна, что ее должны пугаться.

Целительный попутный лист рост здесь всюду, он помог бы от ссадин и боли. Оказалось, девочка о том и сама знала - она обернула руку этими листьями, и хоть едва ли так уж больно до сих пор было, слезы ее все не утихали. Тауриэль вновь решилась было выйти, уже шагнула из-за деревьев, но тут остановил ее шум других шагов - вернулись двое мальчиков из тех, что играли здесь совсем недавно. Смущенно неловкие, они заговорили с девочкой, один с горячим старанием осмотрел ее руку, второй помог ей встать. И когда они спустя несколько мгновений прошли мимо прячущейся в зарослях Тауриэль, она увидела, что девочка улыбается. Хотя едва ли ей было уже совсем не больно.