Черная кровь

Мира, наверное, являлась нужной.

Не будь ее, что стало бы с Энринной? С нищей большеглазой девочкой, которая сумела оказать сопротивление.

— Ну и ладно, уговорила. Прости меня, — добавила Мира.

— Все-таки уезжаешь?

— Я у тебя прощения прошу вообще-то! — Мирэлия качнула головой. — Скажи, прощаешь ты меня или нет! Мне станет легче.

Энринна тоже поднялась со стула и подошла к Мире. Вот она какая — высокая, красивая. Нуждающаяся в любви, как и все, что бы она из себя не строила.

Энри обняла ее: невесомо, чувствуя тепло, и ответила:

— Мне не за чем на тебя обижаться.

— Опять ты со своей благородностью, — Мира вздохнула, обнимая Энринну в ответ. — Сейчас говоришь, что не за чем, а потом скажешь, как только я уйду за порог, какая я вредная и плохая.

— Не неси глупостей.

Зеленые глаза Мирэлии блестели, и сейчас очень напоминали хризолиты, или тонкие стебельки трав, или листья, через которые просвечивало солнце. Очень хотелось утешить ее, пообещать, что все обязательно будет хорошо, добавив в конце: «Я же знаю».

Проблема была в том, что Энринна не знала.

Она не могла утверждать, что дальше будет лучше, что Мира обязательно полюбит того мага, если не любит сейчас. Для таких уверенных утверждений нужно иметь за спиной собственный благоприятный опыт. Но за спиной Энри наблюдались лишь стул и травы.

Мира качнула головой и добавила:

— И как ты тут без меня будешь? Одна. Совсем ведь к жизни не приспособлена.

— Справлюсь. О себе бы лучше думала, — заметила Энринна.

— Я и так постоянно о себе думаю. Ладно. Как я там без тебя буду, одна… Некому жаловаться, не у кого совета попросить — хоть и глупого, но искреннего. Бедная-бедная Мира.

— Богатая-богатая. Почти замужняя женщина.

Мирэлия улыбнулась: губы у нее были ярко-алыми, как и всегда, а потом призналась:

— Я думала, сначала замужней женщиной станешь ты. Не с Веном. Ладно. Вен — это вообще другая история. Прости, что я напоминаю. Просто… Ты… О чем ещё могут мечтать мужчины? Ты красивая и хозяйственная, справедливая и благородная — последнее я вообще в тебе терпеть не могу. А я… Ну ты сама видишь. Может, поэтому мы подругами и не стали.

— Все равно… — попыталась что-то сказать Энринна. Но Мира прервала ее: показала язык, а потом заметила:

— Не все равно. Мне пора идти, — она кивнула на часы с темно-коричневым ремешком, обвивающие запястье левой руки. — Ждут. Бывай, Рина!

— Если что-то не сложится, ты всегда можешь прийти сюда. Ко мне, — осторожно заметила Энринна. — Я буду тебя ждать.

Мирэлия качнула головой.

— Не забывай про себя, Рин. — И добавила очень тихо: — Спасибо. Я буду помнить твои глаза. Знаешь, они чем-то напоминают небо. Такое теплое и необъятное… Ладно, я отвлекаюсь. Пока, Рина. И прощай. Прощать тоже нужно уметь.

Она ушла, не оборачиваясь, и Энри только и осталось, что смотреть вслед алому пятну ее водолазки. Ничего более Энринна видеть не могла.

***

Весь мир был против. Против того, чтобы Лэр все-таки подошел к Энри и поговорил с ней.

Сначала Дини сказала разобраться ему с документацией. Пара бумажек, утверждала она, и Лэр может быть свободен. Плащ вновь опустился на стол, а пара бумажек оказалась двумя высокими стопками, каждый листочек из которых следовало проверить и положить в свою стопку. Маг заморачиваться с этим не стал: установил простенькое заклинание, которое раскладывало бумаги по стопкам само: сортировало их по годам, которые стояли в правом верхнем уголке.

Такое заклинание, правда, любит своевольничать, распихивая листы, как вздумается, но ведь и человек ошибается тоже…

Тем более что это не обязанность Лэра — разбирать бумажки.

Тем более что у него есть дела поважнее.

Листы были рассортированы, и маг, наконец, смог уйти — тихо прокрался по лестнице, словно преступник, сбегающий из заключения, схватил плащ и оказался на улице. Дождь закончился, но, тем не менее, вокруг царила свежесть.

Не то что этот противный затхлый дом, в какой даже кухарка зайти постесняется.

Лэр быстро шел по улице, держа в руках плащ, и его легкая рубашка насквозь продувалась ветром. Мага это беспокоило мало: заболеть не заболеет, а если даже и заболеет, то сможет вылечиться.

На крайний случай, попросит у Энри травку, хотя он и плохо в ней разбирается. Пусть вира советует сама.

Из-за угла невзрачного дома выглянула вывеска лавки с травами, и Лэр спокойно выдохнул. Ему почему-то было очень важно увидеть Энринну, сказать ей что-нибудь, в который раз посмотреть в ее холодные глаза. Они остужают, и от этого Лэру становится легче.

Он остановился, прежде чем войти внутрь. Лэр бросил взгляд на окно: там, внутри, находилась Энринна, его Ри, но не в одиночестве. Она о чем-то говорила с Мирэлией — магичкой, что являлась бывшей напарницей Венитора, и разговор у них явно шел очень важный.

Глаза Миры, вечно язвительной и невыносимой, встреченной Лэром всего пару раз, но оставившей неизгладимое впечатление в памяти, блестели, будто она собиралась заплакать; Ри что-то отвечала ей — спокойно, как и обычно, и Мирэлия отзывалась с некоторым раздражением.

Создавалось такое ощущение, что они прощаются. На ссору это не походило.

На пару мгновений Лэром овладела ревность. Ведь Мирэлия знала Венитора, значит, вполне могла являться той связующей ниточкой, которая соединяла Энринну с прошлым.

Маг хотел, чтобы Энри жила настоящим.

Этим настоящим являлся Лэр.

Мирэлия вышла, придержав дверь, а потом направилась в сторону Лэра. Он улыбнулся, заметив ее. И Мира тоже отлично его узнала.

— Почему не работаете, Лэрьер? — спросила она, откинув назад прядку светлых волос, которая вылезла из пучка. Потом она бросила взгляд за спину и растянула губы в улыбке, интересуясь: — Наверняка травок пришел приобрести?

— Вас на рабочем месте мы тоже не наблюдаем, Мирэлия.

Та вздернула голову: высокомерно, как она любила это делать, а потом произнесла:

— А я уволилась, Лэрьер, а потому совершено свободна. И ещё. Если ты ее обидишь…

Они оба поняли, о ком говорит Мира.

— Я не обижу ее, — серьезно признался Лэр.

— Не на то я надеялась, не на то… — протянула магичка задумчиво. — Береги ее. Она нуждается в этом. А я… Я уезжаю.

— Я должен расстроиться? — Лэр провел руками по рыжим волосам.

— Мне ты не должен ничего. В отличие от, — магичка вновь бросила краткий взгляд за спину. — Удачи, что ли! — бросила Мирэлия. Она быстро удалялась в неизвестном направлении.

Странный это был разговор. Без приветствия и прощания. Со взаимной язвительностью и таким же взаимным доверием.

«Береги ее».

«Я просто не могу ее не беречь».

Лэр развернулся и двинулся с места: в неизвестном направлении, куда-то от лавки. Энри после прощания с магичкой, которая была ей духовно близка, находилась явно не в лучшем расположении духа. А Лэр хотел видеть на ее лице только улыбку, как бы эгоистично это не смотрелось.

Он подойдет позднее.

Обязательно.

Сейчас ему, в самом деле, не хватало на такой решительной поступок смелости.

Глава 5

Когда Сильванну провозглашали спасительницей народа, она только и могла, что стоять, уверенно разглядывая туманную даль. Она явственно чувствовала подвох, но в чем он заключался?

Веанил определенно согласился заключить тот договор не просто так.

Сильви не знала, как объяснить его поведение.

Она и не могла его объяснить, до сих пор, даже спустя почти восемнадцать лет.

Сильви, находящаяся сейчас в своих личных апартаментах, несколько увеличившихся за это время, подошла к окну, и хвост ее длинного платья скользнул за ней.

Сейчас ей чуть больше сорока. Но по человеческим меркам вире нельзя дать даже и тридцать. Наверное, она ещё вполне молода и может себе позволить заключить брак?

Дочке, рожденной от этого вампира, месяц назад исполнилось одиннадцать. Ещё один ребенок — скорее, всего, мальчик — в данный момент ютился у виры под сердцем.